— Пойдемте в дом, — папа направился вглубь Сада, по-прежнему не спуская Лизу с рук. Шагал он размашисто, нес ее легко, и это было Лизе в новинку. Брат раньше иногда подбрасывал Лизу в воздух или кружил, но вот на руках носить никто ее за все четырнадцать лет жизни не носил, и это оказалось замечательно. И еще — непривычно высоко. Папа, кажется, был даже выше Инго.
— А где… мама? — запинаясь от волнения, спросила Лиза.
— Мама здесь, — ответил отец, бережно отводя ей с лица растрепанные волосы.
Голос у него прозвучал так глухо, что Лиза испугалась.
— Что с ней?! — выдохнул Инго-младший.
— Она спит… все это время.
От того, как папа говорил и особенно от того, как замолчал, Лизе стало трудно дышать.
— Как так — все это время? — сдавленно спросила она.
— С тех пор, как мы с ней здесь очутились, — и Инго Третий поведал, как мама Уна упала без чувств, обессиленная сражением с Мутабором, и как расступились радингленские горы и король с королевой оказались в Саду. — Четырнадцать лет, как она не просыпается. Ох, да конечно, я пытался ее разбудить! — ответил он на вопросительные взгляды сына и дочери. — Но потом понял, что это опасно.
— Почему? — тоненько спросила Лиза.
— Увидишь, — коротко ответил папа. — Здесь ведь все не так, как должно быть… и как было при прежнем… при покойном Садовнике.
Лиза наконец оторвала глаза от обветренного отцовского лица и рассмотрела Сад.
Много-много деревьев, одинаковых — низеньких и корявых, какими обычно и бывают яблони. Только… что это — туман? Лизе померещилось, будто часть яблонь, кажется, в цвету. Или почудилось? Может, это туман такой густой, что оседает на ветки клочьями? Деревья стояли усталые и неподвижные, будто давным-давно запутались в тумане ветвями и уже отчаялись выбраться.
Но почему зелени не видно?
Лиза сощурилась.
Нет, деревья не цвели. Мертвые стволы, мертвые ветки — даже не серые, а какие-то белесые, будто подернутые… и не инеем. Налетом плесени. А то, что Лиза издалека приняла за яблоневый цвет, было не туманом, а комьями и клочьями этой плесени, которая облепляла каждое дерево, каждую веточку.
Мимо Лизиного лица ехали голые ветки. Она стиснула зубы и дотронулась до ближайшей. В нос ей ударил запах гнили, а из-под белесой плесени полезли и закопошились личинки. Горло перехватило от тошноты и ужаса. Лиза знала, что обычные яблони неказисты, и стволы у них, случается, зарастают серым мхом, если за ними не ухаживать… Но эти деревья погибли. Ни одного яблока на ветвях, только гнилые паданцы под ногами. И воздух здесь какой-то спертый — не как летом перед грозой, а точно в заброшенной комнате, которую много лет не открывали.
Инго и папа шли, оскальзываясь на волглых опавших листьях, под ногами у них чавкала грязь.
— Мне кажется, время здесь остановилось, — рассказывал Инго-старший, ускоряя шаг. — Хорошо еще, я не потерял счет времени. Солнца здесь совсем нет, только туман, и времена года не меняются. Поначалу мне казалось, что это осень и вот-вот настанет зима, я даже начал укутывать деревья в дерюжку. А потом понял, что здесь все время так, это, наверно, потому, что Мутабор пытался прорваться в Сад и его магия заползла сюда, как зараза… как плесень. — Папа скривился, словно от боли. — Иногда созревало несколько яблок, но они гнили прямо на ветвях. Я, правда, вспомнил, с пятого на десятое, что полагается делать в саду, белил яблони, разгребал листья, словом, садовничал как мог. Но, похоже, без толку.
— Пап, — неловко сказал Инго, — не казнись! На твоем месте кто угодно сломался бы, а ты выдержал! Сад не пустовал, это главное, иначе всему миру давно бы настал конец.
— Сейчас мы тебе поможем, и маму разбудим, вот увидишь! — добавила Лиза.
Среди яблонь проглянула выцветшая черепичная крыша.
У Лизы заколотилось сердце.
Да, в Сад просочился мутаборский морок.
Да, мама спит колдовским сном.
Но ведь папа больше не один!
Мы с Инго все-таки сюда добрались, и Черного замка больше нет!
Значит, все еще можно исправить.
Папа опустил Лизу на скрипучие ступеньки крыльца.
Домик весь покосился. Серые, выцветшие деревянные стены, мутные оконца… На истертом крыльце стояли лужицы.
Лиза решительно взялась за ржавую деревянную ручку и вдруг увидела на косяке зарубки.
— Это я тут, как заправский Робинзон, дни считал, — объяснил папа. — Правда, зарубки норовили исчезнуть, но я запоминал, сколько их было. Вот ваш дружок с гномской пряжкой был у меня… ровно восемь дней назад, а до него — четырнадцать лет ни одной живой души. Кстати, как он — жив-здоров?
Лиза закивала. Папа улыбнулся ей сверху вниз — так, словно отвык улыбаться.
— Ох, ты же вся поцарапанная, вон, даже на носу! Досталось тебе от этих колючек. Идем, смажу, тут где-то была склянка арники, — он потянул Лизу за руку и они вошли в сумрачный дом. Инго следовал за ними.
Внутри было очень, очень темно и пахло плесенью.
— Пап, арника потом! Давай мы сначала попробуем разбудить маму! — сказала Лиза, вмиг забыв о саднивших царапинах. — Ты вот не знаешь, а Инго закончил Амберхавен.
— И Лиза тоже волшебница, — добавил Инго.
— Надо же, — покачал головой папа. — Значит, оба в маму.
Он распахнул какую-то дверь и отошел в сторону:
— Здесь…
Заглянув в комнату, Лиза сначала не поняла, что перед ней, а когда поняла — попятилась, да так резко, что наступила брату на ногу. У нее похолодел затылок.
Когда-то это была спальня, уютная, с большим очагом, с белыми занавесками и цветами в горшках на подоконнике. От цветов остались одни скелеты, занавески истлели, а в пыльное окно еле-еле сочился мутный свет. По углам серыми фестонами висела паутина. В холодном очаге высилась мертвая горка золы.
Посередине комнаты чуть ли не до потолка громоздилась рыхлая гора каких-то перепутанных нитей — со стог сена, не меньше. Больше всего они напоминали все ту же плесневелую ватную паутину, которая окутывала деревья.
— Мама там? — шепотом спросил Инго и шагнул к кокону. — Внутри?
— Да, — кивнул отец, глядя в сторону. — Я внес Уну сюда, она была без сознания… уложил на кровать, потормошил… и эти нити так и поползли отовсюду и мгновенно закутали ее в кокон. Я только и успел увидеть, что глаза у нее закрыты и едва дышит. У нее все силы ушли на то, чтобы помочь Кораксу увести их из Радинглена… а сил у нее было в обрез. Инго, ты что, не трогай!
Но Инго уже протянул руку, поводил ею перед паутинной путаницей, и из кокона услужливо выскочил конец нити.
Инго осторожно дернул.
Кокон зашевелился, словно клубок змей, и мгновенно распух — до потолка и почти до самой двери. Лизе пришлось попятиться — она боялась малейшего прикосновения этой паутины.
— Я уже так пробовал, — устало сказал Инго-старший. — И каждый раз паутины становилось все больше. Тогда я решил ни к чему здесь не прикасаться. Я ведь ничего не понимаю в чарах, а спросить не у кого.
Попробовали взяться втроем, потом по одиночке, потом попарно, но все без толку. С каждой попыткой кокон угрожающе рос, в комнату было уже не войти, дверной проем загородила белесая стена, потом нити осьминожьими щупальцами полезли через порог. Нитяной прилив поднялся до щиколоток.
— А если ножницами? — предложила Лиза, выпутывая ботинок, и тут же осеклась, представив себе, как обрезки нитей червяками расползаются по всему дому… по всему саду…
— Ножницами?… — задумчиво переспросил Инго. — Нет, Лизкин. С шиповником уже не помогло, а чары наверняка похожие, значит, надо как-то иначе… Чем-нибудь не металлическим… — Он потер нос. — Папа, где у тебя тут книги?
Лиза изумленно воззрилась на брата.
Зачем ему сейчас понадобились книги?
Впрочем, Инго знает, что делает, тотчас сказала себе она — и решила полностью на него положиться.
— Книг в доме ни одной, я без них и сам извелся, — отозвался папа. — Много лет назад прежний Садовник показывал нам вход в Библиотеку, только… — он потер лоб. — Я почему-то забыл, где этот проход. Все обыскал, да так и не нашел, — наверно, это тоже мутаборские чары. А спросить было не у кого — когда мы с Уной попали сюда во второй раз, от Садовника с женой осталась только щепотка пепла…
— Давайте хотя бы выгребем паутину! — предложила Лиза. Она была больше не в силах таращиться в непроницаемый кокон до рези в глазах, да еще при этом слушать такое ужасное.
— Грабли в саду, в сарайчике, найдешь? — спросил папа.
— Конечно! — Лиза постаралась, чтобы голос звучал как можно бодрее, выскочила из дома и рысцой побежала к пристроенной сбоку щелястой сараюшке. Она старалась не наступать на побурелые или совсем черные паданцы, но они то и дело с противным чавканьем лопались под ногами. От них сладковато и остро пахло яблочной гнилью. Ничего-ничего, пока разгребаем паутину, Инго что-нибудь придумает. Раз он понял, какие тут чары, значит, одолеет! Уж если Черный замок победили, так и с паутиной справимся!
