Когда она подходит к постели умирающего, злобная старуха с косой и вся ее свита (разные там монстры да скелеты) тут же в страхе убегают. А тетенька Смерть кладет свою нежную теплую руку на лоб исстрадавшегося человека и говорит ему волшебное слово. Что это за слово, мы с тобой узнаем в свой час. А пока могу только сказать, что, услышав его, умирающий тут же перестает страдать. Смерть берет бедняжку за руку и провожает до самых пределов нашего мира. А потом она возвращается назад, к нам. Здесь у нее так много работы!
Живет тетушка Смерть в обычном старом доме, в большой коммунальной квартире, где полным-полно милых худеньких старушек, лысых мужчин в майках и спортивных штанах, и детишек, катающихся по коридору на трехколесных велосипедах. Самое удивительное, что старушкам в этой квартире уже лет по двести, а они здоровехоньки и выглядят никак не старше семидесяти. И еще, обрати внимание, никто в этой квартире не болеет. Ведь болезни до смерти боятся тетеньку Смерть! Вот только соседи по квартире считают, что Смерть — подозрительная особа. «Вы заметили, она никогда не смотрит нам в глаза — все время куда-то в сторону! Да, видно совесть у нее нечиста!» — так говорят они друг другу. Смерти, конечно, это очень обидно. День-деньской крутится она, как белочка в колесе, чтобы поспеть ко всем умирающим — и не слышит от живых ни единого доброго словечка!
Ты спрашиваешь, а откуда я знаю про эту замечательную тетеньку? Конечно, я никогда бы не смог рассказать тебе о ней, если бы в Небесной канцелярии не происходили изредка обычные канцелярские ошибки (людей ведь так много — за всеми не уследишь!). Один ангельский чиновник, составляя список умирающих для тетеньки Смерти, спутал буковку. Умирал-то Колобков, а чиновник написал — Колонков. Вот и пришла ко мне тетенька Смерть по ошибке. Пришла — и очень удивилася. По документу получалось, что я инвалид старенький, на пенсию, государством даденную, с голоду помирающий. А Смерть глядит — я молодец молодцом, сижу себе кофе пью, да пирогами заедаю. Поняла Смерть, что накладочка вышла, да быстро в Канцелярию небесную позвонила. Заставила чиновника рассеянного еще раз документы мои проверить. Прояснилась ошибочка и остался я, слава тебе Господи, живой невредимый. Было у Смерти несколько минуточек свободных — вот и уговорил я ее посидеть — отдохнуть, кофейку со мною попить, о жизни поговорить. А я ведь болтун известный — кого хочешь разговорю! Вот и разговорил. Да тетеньке Смерти и самой давно уж хотелось с кем-нибудь поболтать — не по работе, а попросту, по домашнему. Потом не раз еще забегала она ко мне на огонек, видать понравились ей мои пироги.
Дедушка Время — самый секретный из всех секретных агентов. Ты уже много книжек прочел, и может быть в какой-нибудь из них тебе попадался самый лучший способ спрятать что-нибудь. Вот этим самым способом дедушка Время и прячется от нас, людей. Прячется он так здорово, что некоторые всерьез убеждены, что его и вовсе нет (а ему, хитровану, только этого и надо!). И все-таки большинство людей только и мечтают о том, как бы повстречать дедушку Время и попросить его перевести стрелки часов назад. Или вперед. Время в сущности добрейший старикан и больше всего на свете он не любит говорить слово «нет». Но если бы он на просьбы людей всегда отвечал «да»… Страшно и представить, что за неразбериха началась бы тогда! Вот он и прячется от нас. Ради нашего же блага. Но иногда старику бывает одиноко. И тогда он заходит в гости к людям, не помышляющим о шутках с часовыми стрелками, чтобы поболтать за чашечкой чая и выкурить трубочку (ты, конечно, знаешь, что курить вредно, но дедушка Время пристрастился к курению еще в те времена, когда об этом не знали)… А иногда (хотя ужасно редко!) дедушка Время все-таки переводит стрелки часов — в порядке исключания. Ведь сердце-то у него не каменное.
Вот как-то раз вышел он из дому и кошелек забыл. Проголодался, решил булку купить, глянь — нет кошелька! Женщина одна, из столовой для бездомных выходя, увидела дедушку голодного, да и дала ему хлебца да чаю, тем поделилась, что ей самой в столовой дали. Она, конечно, не знала, кому хлебец-то дает. А дедушка в глаза ей глянул — и уж все про нее узнал. И вот что сделал! для женщины этой время остановил. А дело в том, что состояла она, бедняжечка, в очереди жилищной. И это значило, что через сто двадцать пять лет и семь месяцев обещалися власти этой бездомной комнатку дать. Так-то нипочем женщине очереди своей не дождаться — жить-то ей оставалось всего лет десять, уже немолодая она была. И вот присела она на скамеечку передохнуть, а время — то для нее и остановилось. Ровнехонько на сто двадцать пять лет и семь месяцев впридачу. И вот сидит эта тетенька на скамеечке всего минуточку одну, а вокруг время идет себе, как ни в чем ни бывало, день за днем, год за годом, целых ото двадцать пять годочков с хвостиком.
И подходит к женщине чиновник с ордером: вот, мол, гражданка, извольте комнатку получить, очередь ваша подошла. И поселилась тетенька бездомная в комнатке светлой да теплой — там тебе и свет, и вода, и отопленье, и соседи добрые. И десять лет пожила еще счастливо да хорошо, лучше не бывает!
Или вот еще случай был. Девушка одна жила, прямо о дедушкой Время на одной площадке. И никто эту девушку замуж не брал, слишком тихая да скромная она была. Училась она в институте на инженера, потом работала в конторе строительной, и хотя все ее уважали, так как работник она была хороший, девушка эта очень несчастной была, потому как совсем другой участи она хотела. Мечталось ей во снах быть женою какого нибудь сурового, но честного первопроходца, жить на просторе где-нибудь, среди лесов и полей, и иметь никак не меньше дюжины детишек. Страдала девушка, да никому не жаловалась. А сосед-то ее, дедушка Время, все ее сердце насквозь видел да и сжалился над бедняжкою: перенес он ее в другое время, на сто лет назад. И однажды проснулась та девушка не в комнате своей с окном в двор-колодец, а в кибитке первопоселенца американского, человека, сильного, храброго да работящего. Стала девушка женою фермера — кругом поля да леса, а у самого дома — речка чистая и прозрачная такая, что камушки на дне видать. И родила эта девушка за жизнь свою фермерскую дюжину детишек, а муж-то ее ничего от нее больше и не требовал и ею гордился: вот, мол, какая сладкая у меня женушка! И детки-то у нее такие все хорошие, воспитанные и трудолюбивые, и в доме-то чистенько да уютно. И только во сне иногда виделось девушке, что она в конторе строительной инженером работает с девяти утра и до шести вечера. Проснется она, глянет на детей своих да на мужа любимого, и радуется; «Ах, как хорошо, что строительная контора — это всего лишь сон!»
А вот послушай еще одну историю. Лично со мною она случилася, тем и хороша. Сейчас я уж старый, а был когда-то молодой. Старикам частенько кажется, что если человек молод, то уж этим одним должен быть счастлив. Ах, если бы это было так! Когда я был молод, то триста шестьдесят дней в году чувствовал себя несчастнейшим человеком на земле. И только пять дней в году я думал, что жизнь стоит того, чтобы не умирать. Родители звали меня не иначе как «горе ты наше луковое!», ибо я не оправдал их надежды. Девушки меня не любили, видимо потому, что я был ужасно некрасив. Во всяком случае, когда я смотрелся в зеркало, мне самому не нравилось то, что я в нем видел. С детства мечтал я стать героем, а стал всего лишь продавцом книг. Мечтал путешествовать — но дальше ближних пригородов так и не побывал нигде… И вот в один серенький зимний день накатила на меня такая тоска тоскущая, что прямо душит! Сбегал я в аптеку, купил таблеток сонных, и решил уснуть навеки, чтобы не видеть свою скучную жизнь и никогда уж несбыточным не терзаться. Уже в кровать улегся и лежу: с таблетками в одной руке, да со стаканом воды в другой. И тут вдруг звонок в дверь. Надел я халат — и к двери. А там старичок. Извините, говорит, молодой человек, за беспокойство, но поскольку ведомо мне ваше непреклонное решение покинуть скорбную юдоль земную, то не окажете ли вы напоследок любезность бедненькому старому пенсионеру, не выкушаете ли вы с ним чайку с вареньицем малиновым и не передадите ли вы от него на тот свет весточку усопшим, так сказать, родственникам? Я, конечно, удивился, но отказать пенсионеру и впрямь было бы как-то неловко. Спустились мы ниже этажом, где старичок в коммунальной квартире проживал. Налил он мне чайку, да блюдце с моим любимым вареньем выставил на стол, и пока я пил-угощался, он у себя в шкафу-то книжном выискал книгу и мне подает. Вот, говорит, гляньте-ка, молодой человек, — любопытная книжица. Уж на том-то свете книг не будет, так посмотрите напоследочек. Открыл я книгу — а там все картинки, совсем без подписей, однако и без слов понятно: про тот свет картинки-то. Свет на них тусклый, да пятна какие-то в чернотище непроглядной. И ни кровати тебе мягкой, ни чайку свежего, ни вареньица, ни цветочка, ни деревца. Как же так, говорю, неужто скука там такая да пустотища? Увы, отвечает старичок, увы! А чего бы вы ожидали в Аду-то? Почему же, спрашиваю, непременно Ад? А потому, отвечает старичок, что недостаточно настрадалися. И опять же — сколько вы, извините за любопытство, за таблеточки-то аптекарю заплатили? Двадцать тысяч, говорю, заплатил. Ах, молодой человек! Билет-то в Рай в миллион раз дороже стоит! Но вы не огорчайтесь, а лучше вот это посмотрите… И протягивает он мне вторую книгу, тоже с картинками. И название книги интересное такое, до сих пор помню — Дежавю. Ума не приложу, что бы это значило, но в память запало. И вот в книге этой тоже скучных да грустных картинок немало, но все же изредка попадаются такие радостные да яркие — так бы и смотрел на них часами! А старичок уже руки тянет за книгою, пришлось отдать. Ничего, говорит, не огорчайтесь, вы еще все это посмотрите разок! Вы дадите мне книгу еще раз? — спрашиваю. Нет, отвечает, не в книге увидите, а взаправду. Если, конечно, скорбную юдоль покидать передумаете…
