— К каким?
— К гибели людей, разумеется. Неурожай фиников для тех, кто живёт в песках, означает голод, а голод — это смерть. Так уже было. Целые поселения вымирали из-за того, что погибал оазис финиковых пальм.
Пальма грациозно качнулась.
— Но у людей короткая память.
— А сколько лет живут финиковые пальмы?
— В два раза дольше срока, отпущенного человеку.
— Это сколько значит? — спросила Глупость.
— Двести лет.
Я смотрела на другие пальмы, которые провожали уходящий караван печальным покачивание. Мне было очень грустно. Столько доброго делала финиковая пальма для людей, а они иногда платили ей чёрной неблагодарностью. Мне было неудобно за всех людей сразу, ведь я тоже человек. Я думала, думала, думала, ничего не слыша и не видя. Но громкий голос Глупости заставил меня очнуться:
— Смотрите! Соседнее дерево всё ободрали!
— Как? Где? — забеспокоилась Пальма.
— Ни одного финика не оставили!
— На нём не было фиников, — облегчённо вздохнула Пальма.
— Как не было?
— Мы двудомные растения.
— Какие? — переспросила Глупость.
— Двудомные. Два дома. Так говорится, а на самом деле это значит, что есть мужские пальмы, а есть женские. Плоды созревают только на женских пальмах. На мужских пальмах плодов не бывает. Та пальма, на которую ты смотришь, мужская.
— Как у людей, получается? Вот это да! Я даже не знала, что такое может быть у растений!
— А ещё я работаю календарём, — весело сообщила Пальмочка, которая хотела поднять нам настроение.
— Календарём? На тебе делают зарубки?
— Не угадала, Алиночка. Просто за месяц у меня всегда вырастает один новый лист и отмирает один старый. Поэтому местные жители точно знают, прошёл один месяц.
— А я вот слышала, что надо говорить не пальмовый лист, а пальмовая ветвь! — заявила Глупость, поедая финик.
— Ничего удивительного в этом нет. Длина моего листа так велика, что многие путают его с целой веткой.
— Пальмовая ветвь! Так я же знаю! — закричала я. — Как-то не приходило в голову, когда про пальмовый лист говорили. А пальмовую ветвь дарят на олимпийских играх!
— На Олимпийских играх дарят ветвь оливы! — знающим тоном сказала Глупость.
— Верно. Ветвь или венок из оливы, а также меня, пальмовую ветвь.
— А почему?
— Это как пожелание здоровья, долголетия и победы.
— Победы?
— Конечно! А как ещё можно назвать нашу способность расти в жарких пустынях под испепеляющим солнцем? Не только расти, но и дарить новую жизнь. Никак кроме победой жизни над смертью это не назвать.
Я с уважением смотрела на Пальмочку. Впрочем, почему я её так называю? На царицу Пальму, на её высочество Пальму, на королеву пустыни. Глупость тоже смотрела на Пальму с уважением.
Тут один длинный лист пальмы склонился.
— Коснитесь меняи вновь окажетесь дома, — с грустью проговорила Пальма. — Наше путешествие подошло к концу. Вам понравилось?
— Конечно, понравилось, — сразу ответила я.
Глупость сделала вид, что не расслышала. Она коснулась перистого листа и исчезла. А я последний раз огляделась вокруг. Начинало темнеть. Тени на песке стали размываться. На ярко-синем небе появились целые россыпи ярких звёздочек. Я подняла руку и коснулась листа.
— Н-да, — сказала Глупость. — Фиников я наелась на целый год, теперь пить хочу.
Я сидела на полу.
— Как здорово было, правда? — восхищённо спросила я.
Ответа не было. Я посмотрела по сторонам. Глупость исчезла. Зато вошла бабушка, которая приподняла очки от удивления.
— Почему ты на полу?
Я стала подниматься и случайно задела бабушкину этажерку.
БАХ!
Земля высыпалась на паркет. А растение, стоявшее на этажерке, из пышного и большого вдруг превратилось в маленькое и смятое!
— Ох, какое несчастье, — проговорила бабушка.
— Бабушка, ты не волнуйся! Я его мигом пересажу! У тебя же много пустых горшков. Ты, главное, не переживай!
Бабушка подняла растение с пола. Некоторые стебли отломились и остались лежать на полу. Листочки на веточках-верёвочках жалостно свисали.
— Стебли традесканции хрупкие, ломаются, даже если её неосторожно поливать, — вздохнула бабушка.
— Традесканция. Какое название красивое, правда?
— Правда, красивое.
— Мы же ей поможем, бабушка?
— Помочь-то поможем, но что она теперь понарасскажет другим растениям.
— Как? — удивилась я, очумело посмотрев на бабушку.
— А так, — тихо проговорила бабушка. — Я сама «бабьи сплетни» боюсь. Так традесканцию в народе называют.
Бабушка подмигнула мне, я удивлённо хлопнула ресницами.
— У Болотного Царя было две дочери. Обе красавицы. С лица одинаковые. Только цвет глаз разный: у одной зелёный, у другой синий. Любил Царь своих дочерей, но никого из них особо не выделял. Звал их ласково Зеленоглазкой и Голубоглазкой. Носили дочери красивые наряды, украшали себя самоцветами, а головы пышными драпированными накидками покрывали.
Никто и не догадывался, что волос-то у красавиц нет вовсе. И только Болотный Царь да царевны знали, что появятся волосы в день совершеннолетия как подарок отца. И волосы те необыкновенные — из стеблей и листьев.
Перед самым совершеннолетием повёл Царь-отец дочерей с собой по болотному царству.
Не знали дочери, что непростая это была прогулка. Всё, что скажут они или сделают в этот день, значение иметь будет.
Повстречались на их пути Пузырьки Болотного Газа.
— Ах, какие воздушные! — воскликнула Голубоглазка.
— Ах, какие хрупкие! — воскликнула Зеленоглазка.
Запомнил эти слова Царь-отец.
А тут навстречу болотная Змея.
— Какая пятнистая да пёстрая, — сказала Голубоглазка.
— Какая длинная, — сказала Зеленоглазка.
Когда вернулись они домой, погладил своих дочерей Царь-отец по головам, и тут же появились у Голубоглазки пушистые, похожие на зелёные пятнышки, зернистые листочки даваллии. А на голове Зеленоглазки — ломкие, но длинные стебли традесканции.
Разный характер с тех пор у дочерей Болотного Царя. Голубоглазка спокойная, нежная и приветливая. Зеленоглазка весёлая, суматошная и болтливая. Вот такая история, — вставая, сказала бабушка. — Хочешь верь, хочешь нет.
— Бабуля, а скажи: «Глупость какая!» — поднялась я с дивана вслед за бабушкой.
— Какая ещё глупость? — насупилась бабушка. — Не морочь мне голову!
Бабушка вышла, а я подлетела к традесканции.
— Ну, где ты? Где? — шептала я, разглядывая длинные переплетённые между собой стебли.
Я стала приподнимать листочки традесканции в поисках Глупости, но её нигде не было. Длинные стебли были прохладными и тяжёлыми. Продолговатые листочки сидели поочередно, словно каждый высматривал своего соседа снизу. Перебирая длинные стебли, я думала, сломается ли стебель, если его легонько согнуть. Бабушка говорила, что традесканция хрупкая. Как только я это подумала …
— Нет! Действительно интересно! Давай уже, чего губу закусила, — услышала я писклявый голосок, который раздавался позади меня. — Сгибай!
Я оглянулась. От радости дух захватило!
— А вот не буду! — задорно ответила я.
— И верно! — весело подхватила Тредесканция. — Ну-ка, давай мы у тебя, Глупость, чего-нибудь согнём! Да посмотрим, интересно тебе будет или нет!
Глупость широко открыла глаза. Так с ней ещё ни одно растение не разговаривало.
— Чего же это сразу у меня? — даже смутилась она.
— Всё! Не будем ни у кого ничего сгибать! — примирительно сказала я. — Как я ждала, что ты оживёшь!
— А я не умирала! — рассмеялась Традесканция. — Чего глядите на меня во все глаза!
— Я думала, может мы… Может ты… Куда-нибудь мы с тобой…
Я окончательно запуталась и замолчала. Традесканция затряслась от смеха и выпалила:
— Да ладно уж! Понятно всё! Отправляемся в удивительные болота тропических лесов Америки!
— Ура! — закричала я.
— Эй! Взяли меня за стебли!
Мы быстро схватили Традесканцию за свисающие стебли и закружились, стремительно уменьшаясь в размерах. Жарко и влажно. Кругом столько растений, что, кажется, нет места для воздуха! Зелёный свет бьёт в глаза со всех сторон. Ярко-изумрудный, чёрно-зелёный, буро-зелёный! Солнечные пятна сидят на раскачивающихся листьях, и кажется, что вокруг царство солнечных зайчиков, собравшихся повеселиться вместе. Повсюду раздаются странные звуки:
бульканье, почавкиванье, стрекотание, тихое жужжание и треск. Покрутив головой во все стороны, я свесилась вниз и… Внизу не было земли! Там была вода! Бурая вода, в которой купался солнечный свет, пронизывая болото до самого дна, так, что было видно множество переплетённых между собой корней и листьев разных растений. Невольно поджав под себя ноги, мы с Глупостью переглянулись. Вокруг всё было так таинственно!
