— Но нам не на чем ездить! — возразила Джейн.
Она оглядывалась по сторонам, надеясь понять, на чём же ездит мисс Калико. Но, кроме слов «ПРОКАТ ЛОШАДОК», так ничего и не увидела, даже какого-нибудь завалящего ослика.
— Не на чем ездить? Ах вы черепашки-неваляшки! Что же нам с вами делать?
В голосе мисс Калико слышались печальные нотки, но чёрные её глазки смеялись. Она подмигнула Мэри Поппинс, и та понимающе кивнула в ответ.
— Ну, ничего, бывает и хуже! — воскликнула мисс Калико, вынимая из банки пучок леденцовых тросточек с сахарными лошадиными головками. — Чем это не лошадки? Могу продать. Одна штука за булавку.
Запах мятных леденцов разлился в воздухе. Дети принялись лихорадочно ощупывать себя, выворачивать карманы, распахивать курточки в поисках булавок. Всё напрасно! Они не нашли ни одной.
— Мэри Поппинс, — растерянно воскликнула Джейн, — у нас нет булавок!
— И не должно быть! — фыркнула Мэри Поппинс. — У детей, за которыми я присматриваю, одежда всегда в полном порядке: зачинена, заштопана, залатана. Булавки им ни к чему!
Она самодовольно хмыкнула, потом отвернула лацкан своего пальто, отшпилила несколько булавок и раздала их всем по порядку. Робертсон Эй, который давно уже дремал, прислонясь к ограде, испуганно вздрогнул и проснулся, когда Мэри Поппинс вручила ему булавку.
— Прикалывайте их поскорей! — в нетерпении закричала мисс Калико, наклоняясь к детям. — Не бойтесь меня уколоть! Я тверда, как железо!
Они стали пришпиливать булавки к её платью, с трудом отыскивая свободное местечко. И мисс Калико засверкала ещё ярче.
Смеясь и толкаясь, они схватили леденцовые палочки и принялись размахивать ими. Мятный аромат кружил им головы.
— Вот теперь я готов идти пешком! — воскликнул Майкл.
И он откусил кусочек от своей бело-розовой палочки.
Тут же послышался странный звук, похожий на тоненькое жеребячье ржание. Но Майкл громко чмокал откушенным леденцом и ничего не услышал.
— А я свою есть не стану, — сказала Джейн. — Сохраню её навсегда!
Мисс Калико бросила быстрый взгляд на Мэри Поппинс, и они обе едва заметно улыбнулись.
— Если это у тебя получится, — хихикнула мисс Калико. — Впрочем, вы можете хранить их до поры до времени.
Она протянула палочку Робертсону Эй, который старательно прикалывал булавку к её рукаву.
— А теперь, — церемонно склонила голову Мэри Поппинс, — прошу простить нас, мисс Калико, мы должны отправляться домой, чтобы поспеть к обеду.
— Нет, подождите, Мэри Поппинс! — запротестовал Майкл. — Мы же не купили тросточку для вас!
И тут ужасная мысль пронзила его: вдруг у неё больше не осталось булавок и ему придётся делиться с ней своим леденцом?
— Хм! — фыркнула Мэри Поппинс. — Я не боюсь сбить ноги, как некоторые!
— Хи-хи-хи! Ха-ха-ха! Простите, не могла удержаться от смеха! — как птичка, заливалась мисс Калико, весело поглядывая на Майкла, будто он сказал что-то совсем уж уморительное.
— Была рада повидаться, — отвесила короткий поклон Мэри Поппинс, пожимая руку мисс Калико.
— И мне было приятно, Мэри Поппинс! Вы помните, о чём я говорила? Всегда верхом! Прощайте! Прощайте! Только верхом! — заливалась мисс Калико.
Казалось, она забыла, что ни у кого из них нет лошадей.
— Мятные леденцы! Из самого лучшего сахара! Дёшево! — слышали они позади тоненький, протяжный голосок.
Они свернули за угол. Вдруг леденцовая тросточка Майкла вырвалась у него из рук и стала весело скакать по тротуару.
— Джейн! — закричал он. — Смотри, что выделывает мой леденец!
Не успел он договорить, как трость поднялась в воздух и полетела низко над землёй. Майкл успел ухватиться за неё и, не отпуская, болтал в воздухе ногами.
— Держи её крепче, Майкл! — крикнула Джейн.
Но тут и её трость принялась, цокая, скакать по мостовой. Джейн вцепилась в хвост трости, и та понесла её следом за Майклом, который уже успел оседлать свою бело-розовую лошадку и скакал на ней верхом. Они перелетели через ограду парка, перескочили через густые кусты сирени. Неожиданно их обогнал Робертсон Эй, крепко обнимавший гору пакетов. Он удобно примостился на своей леденцовой трости и сладко посапывал во сне.
— Ну, кто быстрей доскачет до того дуба? — задорно крикнул Майкл и пришпорил свою мятную лошадку.
— Прекратите дурачиться! — сурово прикрикнула на них Мэри Поппинс. — Майкл, не шали! Поправьте шапки и следуйте за мной!
Она оседлала свой зонтик с ручкой в виде головы попугая и, как всегда, опрятная, прямая, восседала с достоинством, как в удобном кресле-качалке. В правой руке Мэри Поппинс держала два поводка, прикреплённых к тросточкам Близнецов.
— Из лучшего сахара!.. — донёсся издалека голосок мисс Калико.
— Она уже продала, наверное, сотню мятных тросточек! — крикнул Майкл.
А небо и впрямь быстро наполнялось наездниками. Они появлялись со всех сторон, со свистом пролетая мимо.
— Вон тётушка Флосси! — закричала Джейн, указывая на пожилую даму, летящую низко над георгиновой клумбой верхом на тросточке; её боа из петушиных перьев развевалось по воздуху, а шляпка едва держалась на макушке, вот-вот готовая улететь.
— Верно, она! — радовался Майкл. — А там мисс Ларк со своими собаками!
Над плакучими ивами пронеслась аккуратная мятная тросточка. На ней сидела, нервно озираясь вокруг, мисс Ларк. Следом за ней неслись её собаки.[1] Варфоломей без тени испуга восседал на трости, будто на велосипеде, с наглой ухмылкой поглядывая на детей. Эдуард, наоборот, крепко зажмурился и поскуливал: у него от высоты кружилась голова.
Цок! Цок! Цок! Цок! Цок! — постукивали леденцовые копытца.
— Помогите! Убивают! Землетрясение! — раздался чей-то осипший от страха голос.
Дети обернулись и увидели мистера Тримплета, обезумевшего от бешеной скачки. С побелевшим лицом он намертво вцепился в шею своей мятной лошадки.
— Я только хотел полакомиться леденцом! — вопил он. — И посмотрите, что из этого вышло!
— Почти даром! Всего за одну булавку! — слышался слабый голосок мисс Калико.
Тем временем аллеи парка становились похожими на ипподром. Наездники неслись со всех сторон. Детям уже казалось, что мятных лошадок купили все-все их знакомые. В умело гарцующем человеке в шляпе с развевающимися перьями они узнали помощника Лорд-мэра. Стороной пролетал на ярко-розовой лошадке продавец спичек. В отдалении пронёсся трубочист, увешанный своими щётками. Скакал мороженщик, с аппетитом уплетавший клубничное мороженое.
В парке началась настоящая суматоха. Все толкались, налетали друг на друга, проносились под ногами или над головой. «Возьми выше! Подай назад! Тпр-ру! Стой!» — неслось отовсюду. А трости фыркали и ржали, как настоящие лошадки.
— Держись левой стороны! Не задерживай движения! — распоряжался парковый сторож, увиливая от леденцовых копыт и ныряя между всадниками; его мятная трость строго цокала по дорожке, будто настоящая полицейская лошадь. — Здесь нет стоянки! — хрипел сорванным голосом сторож. — Пешеходный переход! Скорость ограничена! Не более двадцати миль в час!
Он едва успел увернуться от несущейся вскачь ярко-розовой прости.
— Эй! — взъярился сторож. — Смотрите, куда едете!
На этой трости сидели в обнимку полисмен и горничная Элин. Сегодня у неё был выходной.
— Ой-ой! — взвизгивала Элин. — Мне страшно смотреть вниз! Голова кружится!
— А вы смотрите не туда, а на меня, дорогая! — отвечал полисмен, обнимая её за талию.
Их трость мгновенно унеслась вдаль.
Тут и там проносились леденцовые лошадки, и их покрытые глазурью бока розовели в лучах солнца. Они летели над деревьями, проносились над домами, уплывали под облака, покачивая своих седоков на узкой спине..
А где-то вдалеке, словно эхо, слабо звучал тоненький голосок мисс Калико:
— Мятные леденцы! Почти даром! Из самого лучшего сахара!..
Голос всё удалялся и удалялся. Слов уже было не разобрать. В конце концов Майклу и Джейн стало казаться, что до них доносится лишь тоненькое жеребячье ржание, будто и сама мисс Калико превратилась в маленькую серебристую лошадку.
Они с трудом проталкивались сквозь густую толпу всадников, скачущих на леденцовых тросточках. Встречный ветерок ласково обвевал наездников, гладил их щёки, лоб, скользил по волосам и вдруг с озорством ворошил и спутывал, превращая модные причёски в мочалки. Куда же спешили все эти всадники? Домой к обеду? А может, далеко-далеко, в неведомые уголки Вселенной?
И впереди всех, словно первопроходец, намечающий путь в сверкающую даль, скользила Мэри Поппинс. Сама элегантность, она непринуждённо восседала на зонтике, держась одной рукой за попугайную голову. Голубиное перо на её шляпе стояло ровно, не шелохнувшись, и ни одна складка на платье не шевельнулась, будто и не существовало никакого встречного ветра. Какие замечательные или строгие мысли витали в её голове? Кто знает? Но еле заметная улыбка на губах намекала на то, что она довольна не только собой, но и всем происходящим вокруг.
