– Наверное, ты что-то неправильно ему объяснил, – высказал предположение простак Ростбиф. – Мадам Брюле вот тоже не втолкует нам, о чем можно разговаривать за столом в гостях, а потом сидит и кашляет, как простуженная.
После такой речи обычно немногословного Ростбифа наша бедная гнэльфина закашлялась по-настоящему. Но стучать ей по спине мы не стали: кто знает, как она воспримет эти действия? Пришлось старой баронессе самой придти на помощь мадам Брюле, а заодно, и нам.
– Дети всегда говорят то, что думают, – сказала она, сочувственно улыбаясь своей соседке по столу. – Не нужно на них за это сердиться и строго за это спрашивать!
– Да-да, конечно… – промямлила мадам Брюле и злобно воткнула вилку в кусок жареного поросенка. Наверное, в этот миг он показался ей ненавистным Ростбифом, и она решила прикончить его на месте.
Взялись за жаркое и мы: разговор о собаках и кошках не получился, и самое лучшее в этой ситуации для всех нас было переключиться на что-нибудь менее опасное. Однако, увлекшись едой, кое-кто из гостей стал забывать о правилах хорошего тона. Я перестал пользоваться ножом – у меня были отличные зубы! – Пип почему-то принялся бросать косточки под стол, а Лангет вдруг громко хрюкнул и повторил свой недавний трюк: откинул голову назад и изо всей силы ткнулся носом в тарелку. Остатки гарнира щедро осыпали близсидящих одноклассников и только отдельные редкие капли соуса попали на баронессу и мадам Брюле. Но оказалось, что и этого было достаточно для того, чтобы наша гнэльфина вновь сорвалась с цепи и закричала:
– Вон!! Немедленно все вон!! И больше никогда не ходите со мною в гости!!
Лангет, которому терять уже было нечего, попробовал заартачиться и задержаться за столом.
– А кофе? – спросил он невинным тоном. – Вы же сами сказали, что пока нам не подадут кофе или чай, мы должны сидеть на своих местах и развлекать хозяйку!
– У вас это отлично получилось! – улыбнулась баронесса. – И вы, конечно, получите чай и торт. Августа, угости, пожалуйста, мадам Брюле и мальчиков чаем!
Отказаться от торта было не в наших силах. Когда еще его нам предложат! Покосившись на Лангета и мадам Брюле, я встал и попросил у хозяйки дома прощения. За всех нас, без исключения. И добрая баронесса Элиза Мария фон Кекуок нас всех простила. И тоже без исключения. Даже мадам Брюле – можете себе представить?!
Увы, наша гнэльфина не была такой благодушной и добросердечной, как старая баронесса – прощать никого она не собиралась. Все воскресенье наша четверка – я, Пип, Ростбиф и Лангет – трудились не покладая рук, убирая опавшие листья на огромной территории владений господина Ворчайлса. А после того, как все воспитанники улеглись спать, мы, несмотря на дикую усталость, продолжили работу над костюмами скелетов. И в полночь – о, этот счастливый миг! – наш труд был закончен. Примерив свои наряды, мы остались ими очень довольны. При лунном свете или при тусклом, колеблющемся пламени свечи наши силуэты выглядели просто зловеще. Особенно жутко смотрелся почему-то Пип: наверное, его тощая и долговязая фигура больше всего напоминала «замученных злыми воспитателями бедняжек-пуппетроллей».
– Может быть, мы не станем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? – спросил Лангет и положил мне на плечо свою костлявую руку. Его пустые глазницы уставились на меня с ожиданием и надеждой: ему очень хотелось, чтобы я его поддержал.
Но я решил не менять наши планы: задания мадам Брюле все равно уже были выполнены и теперь, в первом часу ночи, было бы совсем неплохо улечься спать. Пип и Ростбиф со мною радостно согласились – у них обоих уже слипались глаза, и они, как болванчики, ежесекундно кивали белыми черепами.
Сняв маскарадные костюмы, мы бережно сложили их в шкаф, и наши новые друзья побрели в свою комнату.
И вовремя: именно в эту минуту дежуривший воспитатель господин Апфель надумал сделать обход в спальном корпусе. Но когда он заглянул ко мне и Пипу, то услышал только сладкое похрапывание и сопение – мы уже крепко-крепко спали.
Да, мы уже спали. Храпел вовсю и Ростбиф в своей комнате. И только один неугомонный Лангет не спал, а бодрствовал. Не найдя у нас поддержки, он решил действовать в одиночку. Выкрал потихоньку свой костюм – сказалась пуппетролльская натура! – быстренько в него облачился, взял свечку и спички и отправился в гости к мадам Брюле. Он знал, что по спальному корпусу бродит подслеповатый и глуховатый господин Апфель, и потому не опасался наткнуться на него где-нибудь в коридоре. Но о том, что в эту ночь с обходом всех своих владений надумал пойти сам господин Ворчайлс, Лангет, разумеется, не ведал. И он столкнулся с ним – лоб в лоб, как и мечталось нам встретиться с мадам Брюле.
Кавалер Золотого Кнута и Медового Пряника вынырнул из-за угла как раз в тот момент, когда «бедная жертва мучителей-педагогов», уже подпалив свечу, подкрадывалась к дверям комнаты, в которой проживала вредная гнэльфина.
Услышав чьи-то тихие шажочки, Лангет замер и повернул голову в ту сторону, откуда доносились подозрительные звуки. И увидел господина Ворчайлса, а господин Ворчайлс увидел его. Точнее, господин Ворчайлс увидел скелет пуппетролля со свечкой в костлявых пальцах и, конечно, не сразу узнал в нем своего воспитанника. Гроза и ужас пансиона «Незабудка» громко взвизгнул и попятился было назад, но, на его беду, в том месте стояла большая красивая кадка с заморским кактусом. Споткнувшись о нее, бедняга присел на колючий цветок и снова взвыл – на этот раз еще более громко и пронзительно.
И, конечно, разбудил мадам Брюле, которая тут же выскочила в коридор в одном пеньюаре и с каким-то дурацким колпаком на голове.
Господин Ворчайлс ни разу в жизни не видел свою подчиненную в таком виде, да еще при свете свечи. И справедливо подумал, что это привидение пришло на помощь не к нему, а к маленькому круглому скелету, столбом стоявшему перед ним и внимательно разглядывавшему пустыми глазницами свою несчастную жертву. Поэтому он, едва успев привстать с колючего кактуса, вновь дернулся назад, вновь споткнулся о кадку и вновь присел на сплющенный цветок, окончательно превращая его в кашу и лишая последних иголок.
Как ни странно, но третий вопль, вырвавшийся из глотки господина Ворчайлса, привел в чувство и мадам Брюле, и Лангета. Наш артист, сообразив, что пора уносить ноги, резко дунул на свечу и погасил, танцующий во тьме, огонек. А могучая гнэльфина, разведя сначала широко в стороны длинные руки, быстрым движением сомкнула их, норовя сцапать ожившего пришельца из холодной могилы. Но промахнулась и только громко хлопнула в ладоши. Этот звук еще больше подхлестнул Лангета, и он бросился со всех ног наутек по длинному и темному коридору. Лангет бежал до тех пор, пока не налетел на беднягу Апфеля. Воткнувшись ему в живот головой, он повалил престарелого воспитателя на пол и грохнулся рядом с ним. Попробовал сорвать с себя проклятый костюм и только еще больше в нем запутался.
Тут-то и настигла его карающая рука мадам Брюле. Она схватила несчастного толстячка за шиворот и подняла высоко вверх.
– Ну что, попался?! Сейчас я тебе задам!!
О том, что случилось глубокой ночью, мы узнали только утром от самого Лангета. Хитрюга дал нам возможность позавтракать и уже потом все рассказал. Наверное, он догадывался, что на голодный желудок мы могли бы его и разорвать, а на сытый, возможно, помилуем.
Так оно и произошло, хотя Ростбиф, съев двойную порцию завтрака – Лангет предусмотрительно пожертвовал ему свою! – все равно попробовал разделаться с «героем-одиночкой». Но я и Пип храбро встали между двумя повздорившими толстяками, и шаткий мир был сохранен.
– Теперь они возьмутся за вас, – сообщил нам вторую новость слегка помятый Лангет. – Мне пришлось во всем сознаться Ворчайлсу, Апфелю и мадам Брюле – а что делать?! – и они, я так думаю, прицепятся сейчас к вам троим.
– Подлый предатель! – прошипел Пип, сжимая кулачки. – Не мог промолчать о товарищах!
– Не мог, – развел руками Лангет. – Я висел под самым потолком, а мадам Брюле донимала меня двумя вопросами: «Кто твои дружки? Отпустить тебя или не отпустить? Кто твои дружки? Отпустить тебя или не отпустить?..» В тот миг мне очень не хотелось, чтобы она меня отпускала…
– Ничего бы с тобой не случилось! – фыркнул я в ответ на его слова. – Такие круглые пуппетролли не расшибаются!
Лангет еще ниже понурил голову:
– Я и молчал как рыба… Но господин Ворчайлс пообещал воткнуть в меня все кактусовые иголки, которые вытащит из себя, и требовал немедленно признаться…
– И ты признался! – возмущенно воскликнул Ростбиф и, взмахнув руками, ударил себя по толстым ляжкам.
– Меня уговорил господин Апфель. Он сказал, что пуппетроллей, которые делают ужасные гадости и выдают своих товарищей, господин Ворчайлс иногда прощает. Все-таки мы – пуппетролли и у нас пуппетролльский пансион, а не институт благородных девиц.
