Семён застыл с задранной лапой. Он посмотрел и увидел: да, эта кощёнка фыркнула в его сторону.
Словно раскрученная пружина подбросила его. Он налетел на Касю, придавил её к земле своими мощными лапами и стал рвать её.
Счастье, что во дворе была Ольга. Она закричала и бросилась на Семёна. Семён на минуту расслабился, Кася вырвалась из-под него, стремглав понеслась и взлетела на осветительный столб.
Вот что значит страх. Столб был железобетонный. Кася никогда бы в жизни не сумела взобраться на него, потому что когтям не за что было цепляться. Как она всё же оказалась наверху этого столба — загадка.
Влезть-то она влезла, а вот слезть…
Прошло немного времени, Каселина успокоилась и захотела спуститься вниз. Но не тут-то было!
Она сидела там и мяукала: помогите. А как помочь? На столб-то к ней не влезешь.
— Кася, Касенька, — звала Ольга, — слезай. Ну слезай же.
Но Кася только жалобно пищала и смотрела на Ольгу: мол, как ты не понимаешь, я бы рада, да не могу. Она протягивала передние лапы вниз по столбу, но когти скользили по железобетону, как по льду.
Семён сидел на клумбе, посреди ирисов, грелся на солнце и делал вид, что не видит и не слышит Касю. Он даже не смотрел в её сторону. Но Ольга знала, что это только одно притворство.
— У-у, противный! Поросёнок ты — вот ты кто. Погоди у меня! — Она погрозила Семёну кулаком и пошла в дом.
Дома был один Тёма. Он сидел и бабушкиной пудрой пудрил себе ноги. Всё, что мог, он уже напудрил: живот, грудь, руки, лицо.
— Ты что это делаешь, а? Ты, что ли, клоун? — сердито закричала Ольга. — Зачем это ты напудриваешься?
— А ты зачем вчера пудрилась? А бабушка зачем пудрится? Я тоже хочу, как люди.
— Я только один разочек всего пудрилась, — сказала Ольга. — А ноги вообще никто и никогда не пудрит. Занимаешься глупостями, а бедная Кася сидит на столбе и надрывается.
Тёма взглянул в окно.
— А чего она там сидит?
— Слезть не может, вот и сидит.
— А что надо, чтоб она слезла?
— Не знаю. Знала бы — помогла.
— Бабушка придёт — поможет, — сказал Тёма и стал стряхивать с ног пудру.
— Бабушка-то поможет, а вот Кася устанет там сидеть, упадёт и разобьётся.
— Давай тогда чего-нибудь придумаем. Я же вот тогда придумал с шишками.
— С шишками ты хорошо придумал, — подтвердила Ольга. — Если бы не шишки, ты до сих пор так и сидел бы на ёлке, как дятел.
— А может, мне влезть к Касе наверх?
— А как ты влезешь?
— Скину лапоточки, а ты меня за верёвочку будешь держать, чтоб я куда-нибудь в другое место не улетел. А потом я возьму Касю на руки и ты потянешь нас вниз. Потихоньку и спустимся.
— Молодец! — обрадовалась Ольга. — Замечательно придумал.
Тёма скинул свои лапоточки, но никуда он не полетел. Стоял себе на земле. Тогда он стал подпрыгивать на месте. Прыгал всё выше и выше и наконец стал медленно подниматься в воздух. Ольга крепко держала верёвку, чтобы она не вырвалась и Тёма не улетел неизвестно куда.
Наконец Тёма оказался на самом верху, рядом с Каселиной.
— А я бабушку вижу! — закричал он оттуда. — Давай подождём её, пусть она посмотрит, что мы с тобой придумали.
— Давай, — согласилась Ольга. — Пусть не думает, что мы с тобой какие-то глупые.
И как только бабушка подошла, она сразу закричала:
— Смотрите все сюда! Сейчас будет цирковой номер!
— Стойте! — закричала бабушка. — Стойте! Тёма, не смей прыгать. Слушай меня.
Тёма держал Касю, готовый прыгнуть вниз, Ольга держала верёвку, готовая дёрнуть её…
— Тёма! — Бабушкин голос стал очень спокойным. — Ты забыл, что ты уже не шарик. Ты почти обыкновенный мальчик. Вы упадёте вместе с Касей и разобьётесь насмерть.
Хорошо, что тут как раз прибежал я и успел отобрать у Ольги верёвку, потому что она, услышав это, взмахнула руками и схватилась за голову. Если б она дёрнула верёвку, Тёма сорвался бы со столба вместе с Касей.
— Сейчас Тима принесёт одеяло и вы прыгнете на него вдвоём, — сказала бабушка.
— Как в цирке на батуте, — сразу повеселела Ольга.
Я принёс одеяло, и мы с бабушкой натянули его возле столба.
— Раз, два, три! — сказала бабушка. И сразу на одеяло упали Тёма с Касей. Они подпрыгнули на нём, как на настоящем батуте, и тогда мы опустили одеяло вниз.
— Теперь скажите: кто из вас это придумал? — строго спросила бабушка.
— Мы с Тёмой вместе, — честно сказала Ольга. — Мы думали, думали…
— То, что вы думали, — это хорошо, а вот что до конца не додумали — это очень, очень плохо. Валерьянку мою никто не трогал? Она на месте?
И бабушка пошла в дом.
Глава двенадцатая. Мы пишем письмо. Мама
У бабушки с дедушкой за железной дорогой есть огород. Маленький огород. Просто бабушка с дедушкой хотели, чтобы их внуки ели овощи прямо с грядки. И конечно, чтобы работали: пололи, поливали землю.
Через несколько дней, как приехал дедушка, мы все отправились на огород. Шли так: впереди мы с Ольгой вели за руки Тёму. Он шёл и подпрыгивал. Как подпрыгнет — так и пролетит пару метров. Как подпрыгнет — так и пролетит.
Сзади шли бабушка с дедушкой. Дедушка на плече нёс лопату.
Тёма, когда увидел, что дедушка берёт лопату, стал сгибать и разгибать свою руку, но она у него не превращалась в лопатку. Тёма положил на крыльцо обломок кирпича и изо всех сил стукнул по нему ребром ладони.
И тут же запрыгал на одной ножке, держась за руку.
— Тёмушка, разве можно так? — пожалела его бабушка. — Это долго тренироваться надо.
— Раньше я всё делал, что хотел, камни всякие рубил, Тима знает. Почему теперь не получается?
— Мало ли что было раньше. Раньше у нас, у людей, хвост был, когда мы по деревьям лазали. Может, и родничок у нас работал, как у вас. А теперь — ни хвоста, ни родничка.
Тёма потрогал голову.
— А может, и у меня не работает. Совсем твёрдым стал.
Ольга вынесла свою лопатку, с которой она обычно играла в песочнице.
— На, возьми, мне не жалко.
Тёма заткнул лопатку сзади, за пояс.
Так и шли.
А позади всех — Кася. Хвост у неё торчал вверх, и это означало, что она никого не боится. Никаких сиамских котов. Вообще-то, с такой армией друзей и тигр не страшен, не то что кот.
Кто не бывал на огороде? Наверное, все бывали. Только, может, кто и не задумывался, какое это удивительное место. Можно ведь и мимо белого гриба ростом с пень пройти и не заметить. Ольга однажды в парке бежала и ничегошеньки не видела, а потом споткнулась, чуть не упала. Обернулась посмотреть, обо что она споткнулась, — глядь, а там — гриб! Да какой! Шли потом по городу, так все люди ахали. Ничего себе грибок! Из этого гриба сварили суп на два дня, нажарили на всех целую сковородку да ещё остатки гриба посушили на зиму.
Так и на огороде. Можно прийти, нарвать моркови, пёрышек лука и — домой. А можно прийти, оглянуться вокруг, прислушаться, принюхаться…
Жаворонки поют. О-о, как поют жаворонки! Они поют только высоко в небе и только в поле, на открытом месте. И поэтому их серебряные трели будто родятся из самого воздуха. Долго глазами ищешь, пока найдёшь чёрную, застывшую на одном месте точку: это жаворонок. От его песен любой человек становится спокойным и добрым. Послушайте жаворонка!
Стрекочут кузнечики, греет солнце, пахнут — каждая по-своему — травы, но всех их забивает самая пахучая — укроп.
Потрогаешь землю на грядке — сухая, почти горячая, рассыпчатая, а в этой земле прячутся сокровища, каких не было и у Али-Бабы.
Что там золото и серебро Али-Бабы! Разве сравнится неживое золото с живой весёлой репкой? А ещё если рядом положить оранжевую с зелёной косичкой морковь! А на них — тёмно-розовую, будто чуточку испачканную чернилами редиску. Это картина! Самый занятой художник остановится и достанет кисти и краски…
А зелёные колючие огурцы, а помидоры? А бронзово-загорелый лук и серебряный чеснок? Чуть-чуть потрёшь в пальцах — какой чистый, нежный запах! Лучше всяких духов. Вот бы люди чесноком душились! Во-первых, полезно: никакие микробы не пристанут, во-вторых, даже зимой будет напоминать о лете.
Странно, что люди этого не поняли. Но всё равно когда-нибудь поймут и будут душиться чесноком, укропом, тмином.
Тёма дышал и не мог надышаться этими запахами. Смотрел на репу с морковкой и не мог насмотреться.
— Идите сюда! — кричал он нам с Ольгой. — Понюхайте, как здесь пахнет. Посмотрите, какая морковка!
Он не мог понять, почему мы вместо того, чтобы копошиться, как он, на грядке, носимся за бабочками, кувыркаемся через голову и при этом ещё кричим не своим голосом:
— Эге-гей!
…Бабушка порылась в зелени и вытащила огурец чуть побольше своего пальца, прохладный, потому что он прятался в тени.
