– Вот, смотри, как лесной народ к зиме готовится!
Первое, что увидел на экране царь болота, это еще не улетевших журавлей.
– Кто там ходит на длинных палках? – недоуменно спросил Водяной.
– Это по полю в поисках еды бродят журавли, ноги у них с тремя передними пальцами. Они хорошо приспособлены ворошить почву, и птицы делают это, низко наклонив голову, чтобы лучше видеть добычу.
– Эко диво! – воскликнул Водяной, а Лешак продолжал комментировать:
– Журавли охотно поедают хлебные колосья, особенно любят горох и так прожорливы, что едят не только земляных червей, ящериц, но даже змей. Клюв птицы острый, темно-зеленого цвета, не длиннее трех вершков, такому клюву змея не страшна. Еще журавли любят лягушек.
– Ну-ну! – высказал протест Водяной. – Любить люби, а клювом не трогай!
– Ладно, не отвлекайся, – пробурчал Леший царю, – вон глухарей, тетеревов, рябчиков показывают. Они на юга не летают – преданы родным местам. Для глухарей была бы хвоя на сосне. Тетерева, рябчики питаются почками березы, конечно, жестковата пища, но птицы с осени наглотались на галечниках мелких камешков, они в мускулистом желудке в роли жерновов хвою и почки перетирают.
Краснеет брусника. Каждая ягодка – сладость. Сбродила она в тончайшей кожице, как красное виноградное вино в бочке. Брусника бьет в нос и растекается по всему телу радостной силой.
Один тетерев так «наклевался» брусники, что на крыло не может подняться.
Водяной, увидев птицу в нетвердой походке, тычет Лешего в плечо:
– Глянь-ко, это не тот ли Черныш, который на спине лебедя на юг летал?.. Ха-ха-ха! – довольно забулькал в воде царь болота.
Там, где липки и осинки заблудились в густом ельнике, слышен тонкий, как серебряная ниточка на ветру, голос рябчика, ему вторит другой, как бы желая доброго утра. Рябчик предан своим местам, это серая в крапинку птица величиной с домашнего голубя и с гребешком на голове.
В глубине леса будоражат слух дятлы, цепко прижавшись к дереву когтистыми ногами, опершись на жесткий хвост, выслушивают ствол дерева: под корой прячутся вредители-насекомые. Птицы острым клювом их достают и съедают.
Но придут морозы, стволы задубенеют, и пищу добывать будет труднее. Все дятлы перейдут на вегетарианскую еду: оторвут еловую шишку и летят в специально выбранное место, где удобно засунуть шишку в трещину на дереве или специально выдолбленное для шишки углубление. Отламывая чешуйки, птицы достают спелые семена.
Весь световой день дятлы стучат по лесу в поисках еды.
– Как у них выдерживает голова? – удивляется Водяной.
– К сожалению, жизнь у этих «кузнецов» – санитаров леса – коротка, – поясняет Лешак, – они больше трех лет и не живут, это по причине износа инструмента, которым добывают пропитание.
Все время, находясь на болоте, Леший прислушивался к посторонним звукам: то где-то что-то хрустит, то дерево упадет; он спрашивает:
– Что это, уважаемый сосед, происходит в твоем царстве?
– Это бобры осину на корм заготовляют, к зиме готовятся. Они на краю болота дом-хату соорудили из палок да сцементировали донным илом так прочно, что волчьими зубами не разрушить!
После нудных дождей по утрам в легком тумане чернеют силуэты деревьев. С веток на опавшую листву бисером осыпаются слезы холодной росы. В лесу воцаряется временная тишина.
Теперь скорым приходом зимы никого не удивишь, его каждый ощущает собственной дрожью в теле и скудным рационом.
До дня зимнего солнцестояния – «солнце на лето, зима на мороз» – уж недалече, но снега еще нет. По-прежнему вокруг все серо и пасмурно.
Перед зимней спячкой не спится Михайле Потапычу, хозяином своей волости бредет он по окрестностям, проверяя, что происходит в лесу.
Он нарастил за осень под меховую шубу толстый слой жира, можно спокойно спать до самой весны. Жир и греет, и питает, а под вой метели так спокойно спится. Зимнюю квартиру-берлогу медведь уже заранее присмотрел. Если ему что-то не понравится, он сам себе берлогу откопает. Чаще всего ему нравится выворотень – это когда бурей елку повалит с корнями, вот и стенка будущей берлоги готова. Подкопает он землю, чтобы ямка была поглубже, и начнет в ней постель мастерить. Нарвет целую охапку мха, идет на задних лапах и мох несет в передних, как человек в руках. Еще с елки когтями коры надерет и все в яму сложит. Потом натаскает веток, приткнет их к выворотню, как к стенке, сам под крышу влезет и затаится, больше не вылезет до самой весны. Потом берлогу снегом занесет, и только при морозе иней от дыхания покажет, где находится хозяин.
Прежде чем лечь, медведь очищает кишечник: ест определенные травы и корни их, так что ложится с пустым желудком, и берлога всю зиму остается чистой. Удобная предусмотрительность, ведь лентяй не копает себе норы с отдельными уборными, как это делает чистюля Барсук.
Жизнь научила медведя хитростям и осторожности. Спать и сны видеть приятно с чувством полной безопасности. Косолапый не ждет декабрьских морозов, торопится залечь в зимней квартире до снега, чтобы не оставить следов для врагов.
Как только Михайло Потапыч уйдет на покой, этому событию будет рада волчья семья Мохно: теперь хозяевами в лесу становятся, уж они-то заставят лесных жителей существовать по их волчьим законам. Разбойник Мохно мечтает быть и прокурором, и судьей, и тогда сытая будет жизнь у его семьи и у его любимого сыночка Холявого, мечтающего полакомиться мясом козочки Белки…
Совсем другая жизнь у племени Рваного Уха, у них жизнь трудная, грозящая опасностями, грубой пищей, зимой и летом под открытым небом. Но зайцы не отчаиваются, радуются теплу редких ясных дней, проводят время в играх, бегая наперегонки, прыгая в высоту через барьер. Зверушки часто приходят к вождю, который щедро делится опытом жизни, у него проводят время за умными разговорами, слушают сказы, иногда задавая вопросы.
– Дедушка, а скоро нам выдадут белые теплые шубы?
Дом вождя на краю Поляны под многовековой елью; высока она и широка в обхвате. Под ее густыми раскидистыми лапами тепло, словно в чуме, сквозь густую зелень пахучих иголок и ветру не всегда пробраться.
Рваное Ухо всех выслушает и даст вразумительный ответ:
– Сынки мои и дочки, пока тропы черные, не резон нам одеваться в белое, белое хорошо видят враги, вот выпадет снег, леса и земля покроются пушистым белым снегом, тогда нас всех Лесная Дева одарит зимними шубками.
– Ох, уж поскорей бы! – вздыхают девочки-зайчата.
– Дедушка, – просит Лапочка, – помнишь, ты однажды хотел рассказать про охотника Мазая, как он вас весной от половодья спасал?
– У-у, как это было давно! Но сей факт помню, хотя я тогда еще был мальцом.
– Дедушка, дедушка! – нетерпеливо запрыгали зайчата. – Расскажи нам, пожалуйста, как все было?
От просьбы ребятишек у старого уши блаженно опустились на плечи, глаза засветились прежней удалью, решительностью, с которой он когда-то ударил волка по наглой морде, отчего тогда чуть остался жив.
Рваное Ухо глядит в большие глаза зайчат, вспоминая:
– Давно это было… очень давно. В ту зиму выпало очень много снега, а весеннее тепло нагрянуло неожиданно рано, начался паводок. Вода залила всю округу: луга, леса, земли не видать. Мы, зайцы, умеем плавать, но в ледяной воде далеко не уплывешь. Собрались на островке, а вода все ближе. «Ну, – думаем, – все, конец заячьему роду. В лесу погибали в волчьих зубах, а тут на родной земле – в воде». Глядим, лодка плывет, а в ней человек в старом волчьем малахае, кричит:
– А ну, зверишки-зайчишки! Прыгайте ко мне в ботник.
Тут уж выбирать не пришлось – или жизнь, или смерть. Про того дедушку Мазая по фамилии Мазаев потом поэт Некрасов стихи написал. Вот я помню отрывочек:
Столбик не столбик, зайчишка на пне,
Лапки скрестивши, стоит, горемыка,
Взял и его – тягота не велика!..
– Так это, ребятишки, ведь на пенечке-то я стоял! – по-детски засмеялся Рваное Ухо.
Все, кто был в чуме, весело захлопали и лапами, и ушами, требуя продолжения стихов про заячье племя и охотника Мазаева:
– Дедушка, ну пожалуйста, расскажи еще? Ой, как интересно!
Рваное Ухо, скромно почесывая раненое ухо, отнекивался:
– Ребята, я ведь не поэт, чтобы помнить всю поэму, вот про что слышал, про это и рассказал.
– Ну пожалуйста? – упрямо просила молодежь.
– Ну ладно, кажется, еще вспомнил чуток:
Только что начал работать веслом,
Глядь, у куста копошится зайчиха —
Еле жива, а толста как купчиха!
Я ее быстро накрыл зипуном —
Сильно дрожала… Не рано уж было.
Мимо бревно суковатое плыло,
Сидя, и стоя, и лежа пластом,
Зайцев с десяток спасалось на нем.
«Взял бы я вас – да потопите лодку!»
Жаль их, однако, да жаль и находку —
Я зацепил багром за сучок
И за собою бревно поволок…
Было потехи у баб, ребятишек,
Как прокатил я деревней зайчишек:
«Глянь-ко: что делает старый Мазай!»
Ладно! Любуйся, а нам не мешай!
Мы за деревней в реке очутились.
Тут мои зайчики точно сбесились:
Смотрят, на задние лапки встают,
Лодку качают, грести не дают:
Берег завидели плуты косые,
Озимь, и рощу, и кусты густые!..
К берегу плотно бревно я пригнал,
Лодку причалил – и «с богом!» сказал.
И во весь дух пошли зайчишки.
А я им: «У-х! Живей, зверишки!..»
– Как это все романтично! – торжествовала сильная половина заячьего племени, но к рассказу дедушки не осталась равнодушной и вторая, прекрасная, половина; девчонкам тоже захотелось развлечься на лодочке. Вдруг с места встал младший сын семьи Лопоуховых Лопушок и сказал:
