«Ладно, — подумал Сампэй. — Залезу на дерево».
И, обхватив руками и ногами ствол хурмы, он попробовал вскарабкаться вверх, но, сколько ни пыхтел, соскользнул на землю.
— Вот черт!
Он лез и падал, лез и падал, уж и сил не было больше, и щеку ободрал о ствол, но он не отступал. Царапины его даже не раздражали. Опомнившись в какой-то миг, он увидел, что все еще сидит на земле, хотя раз десять пытался залезть на дерево.
— Ах так! — Сампэй поспешно стянул с себя куртку и остался в одних трусах. Плюнул на ладони, ноги обмазал влажной землей, оказавшейся неподалеку, затем отошел шагов на двадцать от хурмы и оттуда помчался к ней, чтобы с разбегу прыгнуть на ствол и вцепиться в него.
Он проделал это несколько раз, но только ободрал себе живот и грудь. Он был разъярен и возбужден и весь в ссадинах. Хотелось плакать. Но он не заплакал. Разве можно было плакать теперь, когда в доме такая беда. И, проделав так раз десять или двенадцать, он, наконец, забрался метра на полтора. Еще полметра — и он окажется на первом суку! Но силы его уже иссякли. А до земли было так далеко, что даже взглянуть было страшно. Невольно по его щекам потекли слезы. Он даже всхлипнул. Тогда Дзэнта спустился с верхушки хурмы и протянул ему руку.
— Еще немного! Держись крепче! — подбадривал он Сампэя.
И оказавшись, наконец, верхом на суку, Сампэй засмеялся, хотя лицо его было все в слезах. Он странно как-то засмеялся и огляделся вокруг. Да, сверху открывался удивительный вид. Но ни Фудзи, ни китов в море не было видно. Но он и не собирался об этом говорить, а только глядел и глядел вдаль, будто хотел вдосталь насмотреться на открывшийся ему огромный мир.
И вот тут-то Сампэй увидел, что из их дома вышли судебный исполнитель и Акадзава Дзюдзо. Сампэй хотел было тихонько подать голос — гнев его давно улетучился, и он был горд, что забрался на дерево, — поэтому он встал на суку во весь рост и выглянул из густой листвы, но Дзэнта потянул его сзади обратно. Тогда Сампэй сказал:
— Знаешь, Дзэнта, этот дяденька, конечно, полицейский. Хорошо, хоть маму не забрал.
Тут из дома послышался голос дядюшки Укаи:
— Дзэнта! Сампэй! Идите сюда.
Мальчики быстро спустились с дерева и побежали к колодцу, чтобы вымыть ноги, но их снова поторопили.
Дядюшка и мама сидели в гостиной друг против друга. В доме был кавардак, как во время большой уборки. Вся мебель была свалена в кучу посредине комнаты, на шкафах и полках были наклеены наискось маленькие белые полоски бумаги. Мальчики прошли через веранду в комнату и уселись перед дядюшкой. Лицо и живот Сампэя были все в ссадинах и пыли — он сидел в одних трусах, — но дядюшка, который в другое время непременно бы рассмеялся, взглянув на Сампэя, сегодня не обратил на него никакого внимания. Расправив усы, он заговорил торжественно и печально:
— Вот мы с мамой обсудили все как следует и пришли к выводу, что в этом доме нет теперь ни денег, ни чего-либо другого, что можно было бы обратить в деньги. Я побывал в полиции и на фабрике, и выяснилось, что отец ваш не вернется ни завтра, ни послезавтра. Дом и усадьбу, возможно, заберет фабрика. Так что отныне те, кто могут работать, пойдут работать и станут зарабатывать деньги, а те, кто не могут работать, будут ходить в школу и прилежно учиться. Понятно? Сампэй поедет со мной и будет жить в моем доме, а осенью пойдет в школу. Он будет старательно учиться, и в дальнейшем я отдам его в университет. Дзэнта с мамой останутся в этом доме, мама найдет подходящее место и устроится на работу. Дзэнта пойдет в школу. Жизнь у вас теперь другая, так что своевольничать не советую. Маме тоже не легко. Будьте мужественны, слушайтесь взрослых. Так, чтобы через несколько лет с улыбкой вспоминать это трудное время.
Дядюшка Укаи спешил в обратный путь, к своим больным. Поэтому мама быстро завязала в узелок нехитрые вещички Сампэя, оставшиеся после описи имущества, положила в ранец книги и карандаши.
Сампэй рассеянно смотрел на все это. Тогда Дзэнта поманил его к колодцу.
— Сампэй, хочешь умыться?
— Угу.
— Ну, иди сюда.
Дзэнта зачерпнул ведро воды, принес тазик для умывания и даже полотенце захватил.
Вытирая полотенцем умытое лицо, Сампэй вдруг громко и безутешно зарыдал. Дзэнта испугался, а мама выскочила из комнаты.
— Ты что, Сампэй? — спросила она тревожно. Но Сампэй тут же перестал плакать и улыбнулся маме. — Ну, что ты? — не унималась мама.
— Да так, просто хотел заплакать.
— Ну зачем же плакать! — сказал дядюшка, он тоже спустился во двор.
Мама выжала полотенце и обтерла им лицо и тело Сампэя. А когда вытирала его исцарапанные ноги, чуть было не расплакалась, глядя на своего озорного сынишку.
— Интересно, зажила шишка у Кин-тяна или нет? — сказал Сампэй — видно, вспомнил о недавней драке.
Сампэй с ранцем за спиной и дядюшка Укаи с узелком в руке стояли на пороге.
— Через день-два я снова наведаюсь к вам, — пообещал дядюшка.
— Ну, я пошел! — сказал Сампэй, будто уходил в школу.
Когда они вышли из ворот, мама выбежала в прихожую, надела гэта и бросилась следом — хотела проводить до порога, да не выдержала, вышла за ворота. А когда они отошли немного, она ласково окликнула сына:
— Сампэй-тян!
Сампэй оглянулся и сделал вид, что улыбается. Дядюшка Укаи тоже посмотрел на маму и засмеялся. Дзэнта вышел за ворота и встал рядом с мамой. Когда Сампэй и дядюшка шли по каменному мосту у фабрики, Сампэй, видимо наученный дядюшкой, повернулся к ним лицом, снял шапку и вежливо поклонился. А дядюшка приложил руку к шляпе. И они ушли вдаль, ни разу больше не оглянувшись.
— Мама, а Сампэй-тян теперь никогда уже не вернется домой? — спросил Дзэнта, когда они с мамой вошли во двор.
— Ну почему же! Обязательно вернется. Вот на школьные каникулы приедет.
— А…
Дзэнта, не заходя в дом, направился к маленьким качелям, которые стояли у хурмы, уселся на сиденье и тихонько качнулся. Качаться он не хотел, он просто решил в одиночестве подумать. Уключины наверху поскрипывали от каждого движения качелей, и это были грустные звуки. Потом он встал, двумя руками высоко поднял сиденье и отпустил его. Сампэй часто качался на этих качелях. «Выше! Еще выше!» — кричал он. Но теперь Дзэнта не смог произнести этих слов. Он с силой толкнул сиденье, а когда оно вернулось к нему в руки, снова толкнул.
Без Сампэя качаться было неинтересно. Занятие это только утомляло.
— Дзэнта-тян, собери вещи Сампэя. Я отправлю их с дядюшкой, когда он приедет, — попросила мама.
— Ладно.
Дзэнта хотел было пойти поискать вещи брата, но этого можно было бы и не делать: вещи его были кругом. И качели его, и хурма. Даже маленький флажок с красным солнцем посередине на верхушке хурмы — и тот наполовину принадлежал Сампэю. И бамбуковая палка, с которой он бегал недавно, стуча но стволам деревьев, чтобы вызвать волшебного джинна, тоже была его. И тоннель (Сампэй вырыл его, чтобы пустить туда лягушку) и круг, который он нарисовал на земле для борьбы сумо, — все было его. И все это Сампэй заведет скоро там, куда его увезли.
Думая об этом, Дзэнта пошел в сарай, вытащил сачок и корзинку для рыбы и положил на террасе. Из прихожей принес гэта, парусиновые тапочки и маленький зонтик. В столе он обнаружил множество вещей, принадлежащих Сампэю. Тут были и тетрадки по чистописанию, и сочинения, и тетради по арифметике. В них стояли отметки: двадцать баллов, тридцать баллов…[30]. В заключение Дзэнта обнаружил листок с сочинением:
Мой папа
У моего папы есть усы. Они очень колючие. Они такие колючие, что, когда мы с папой боремся, стоит мне до них дотронуться, как я сразу же сдаюсь…
Был и маленький кошелек. Дзэнта заглянул в него. Там лежали три медные монетки. У Дзэнты почему-то защемило в груди. Он достал свой кошелек и потряс его. Выкатились две монеты: пять сэн и один сэн. Он положил их в кошелек Сампэя. Еще он нашел в столе копирку, свечи для бенгальского огня и в шкафу — водяное ружье. Ему захотелось пострелять из водяного ружья. Он сунул его в таз с водой, набрал воды, выстрелил и разбрызгал воду. Однако без Сампэя и стрелять было неинтересно.
Пять ри дядюшка Укаи и Сампэй ехали на автобусе. Затем они шли по высокому мосту. Внизу шумно неслась река. Река была довольно широкой. Отсюда дорога вела в долину. Прошли еще два тё[31], и Сампэй увидел дом дядюшки Укаи.
Дом стоял у горы. Большой дом под тростниковой крышей, по бокам две пристройки, рядом — соломенная крыша докторской приемной, позади одной из пристроек белели стены амбара. У ворот амбара росла высокая и толстая сосна. Когда они подошли к дому, дядюшка Укаи сказал:
