– А, – сказал Кристофер. – И всего-то? А то вы так кричали – я уж решил, что там по меньшей мере обрыв футов в сто. Кстати, а как нам пройти в свою комнату?
Хьюго ткнул пальцем. Мы бы ни за что в жизни не догадались пойти в этом направлении. Теперь же рванули туда со всех ног, чувствуя себя довольно по-дурацки, и через некоторое время (больше потому, что нам просто повезло) оказались в коридоре, где на одной из дверных ручек висел галстук Кристофера.
– Это я хорошо придумал! – сказал Кристофер, когда мы дружно бухнули свои кучи одежды на кровати. – Не знаю, как ты, Грант, а за себя могу сказать точно: я в этом наряде буду выглядеть полным идиотом, да и чувствовать себя соответственно; но еще глупее я буду себя чувствовать сегодня вечером в этой ночной рубашке.
– Привыкнем, – проворчал я, выпутываясь из собственной одежды.
Самоуверенный тон Кристофера уже начинал меня раздражать.
– Верно ли мое ощущение, – проговорил Кристофер, вылезая из брюк и аккуратно вешая их на спинку кровати, – что в тебе, Грант, проснулась некоторая враждебность? Уж не принял ли ты всерьез наставления мистера Амоса? Ты что, действительно видишь во мне соперника?
– А как же иначе? – спросил я, так и сяк переворачивая черные панталоны длиной до колен и пытаясь сообразить, где у них перед, а где зад. Понять это было не так-то просто.
– Тогда хочу тебя сразу же успокоить, Грант, – сказал Кристофер, тоже озадаченный панталонами. – И вообще, подожди-ка. Я полагаю, что сначала нужно надеть чулки. Эти штуковины застегиваются поверх полосатых гольфов и – надеюсь – не дают этой гадости сползать. Очень надеюсь. Терпеть не могу, когда носки морщат. Как бы там ни было, не бери мистера Амоса в голову. Я здесь ненадолго.
– Но почему? – спросил я. – И ты в этом уверен?
– На все сто, – ответил Кристофер, не без опаски всовывая ногу в полосатый чулок. – Для меня вся эта затея – просто этап на пути к совсем другим вещам. Как только я выясню то, что мне нужно выяснить, я немедленно исчезну.
Я в этот момент стоял на одной ноге и одновременно пытался натянуть чулок. Чулок не налезал, перекручивался и скатывался в трубочку. Узнав, что мы с Кристофером, по сути, находимся в одинаковом положении, я потерял равновесие. Несколько отчаянных подскоков – и я с грохотом плюхнулся на пол.
– Вижу, новость оказалась сногсшибательная, – заметил Кристофер. – Но, право же, тревожиться тебе не о чем, Грант. Смотри на меня как на чистой воды любителя. Настоящего лакея из меня никогда не получится, а уж о дворецком или мажордоме и говорить нечего.
После этих слов я почему-то ждал, что новая форма будет сидеть на Кристофере как на корове седло. Ничего подобного. Он затянул сзади завязки полосатого жилета, так что тот ловко обхватил талию, пристроил на шее белый платок – и превратился в просто безупречного юного лакея. А вот у меня видок был не ахти. Я посмотрел на свое отражение в длинном и узком зеркале на внутренней стороне двери – что-то во мне было не так. Это было и странно, и несправедливо, потому что волосы у меня были такие же темные, как у Кристофера, и жирным меня никто бы не назвал, и с лицом все было в порядке. При этом выглядел я так, будто голова моя торчит из костюма, сшитого на кого-то другого, – ну, знаете, как это иногда бывает на фотографиях.
– Семь минут истекло, – сказал Кристофер, откидывая кружевной манжет своей рубашки и глядя на часы. – Любоваться собою некогда, Грант.
Едва мы вышли из комнаты, я сразу же вспомнил, что забыл пробку от бутылки с портвейном в кармане своих старых брюк. Мэр Сейли велел мне носить ее с собой постоянно. Пришлось рвануть обратно, достать ее и потом засунуть… Так. Оказалось, что в этих паршивых панталонах вообще нет никаких карманов. Я затолкал пробку в узкий кармашек жилета и зашагал следом за Кристофером. Ему, если спросит, я собирался сказать, что это у меня такой оберег из дома, но он, похоже, ничего не заметил.
Когда мы отыскали Хьюго, оказалось, что он смотрит на часы.
– Поаккуратнее со временем, – сказал он. – Отец в этом отношении очень строг.
Он спрятал часы, чтобы освободить руки и поправить шейный платок сперва на мне, а потом на Кристофере. В Столлери все почему-то пытались поправить наши шейные платки, но мы тогда этого еще не знали, а потому в изумлении отшатнулись.
– Идите за мной, – скомандовал Хьюго.
На лифте мы на сей раз не поехали. По узкой скрипучей лесенке Хьюго отвел нас на этаж ниже. Потолки здесь были выше, а коридор шире и с ковром на полу; при этом было довольно темно.
– Это детский этаж, – пояснил Хьюго. – Пока мы селим в некоторых комнатах экономок и тех гостей, которых не приглашают к столу с Семейством, а еще лакеев, бухгалтера и всех таких прочих.
На пути к следующей лестнице он открыл одну дверь и показал нам длинную темную комнату с отполированными стенами, в центре которой стоял конь-качалка; вид у лошадки был довольно неприкаянный.
– Это игровая, – сказал Хьюго.
Следующая лестница оказалась пошире и была устлана ковром. Когда мы спустились, оказалось, что потолки здесь еще повыше и ковры уже повсюду – новые, пушистые, светло-серые. На стенах висели картины.
– Комнаты для гостей? – догадался смекалистый Кристофер.
– На случай избытка таковых, – поправил его Хьюго. – Комнаты моего отца тоже на этом этаже, – добавил он, подводя нас к еще одной лестнице. Эта была уж совсем широкой, а ковер на ней лежал получше, чем в самой лучшей гостинице в Столчестере.
Спустившись еще ниже, мы сразу же оказались среди настоящей роскоши. Кристофер сложил губы трубочкой и чуть слышно присвистнул – перед нами открылся широкий проход, устланный ковром цвета светло-голубого мха и перекрытый бесконечными пунцово-золотыми арками, уставленный белыми статуями и золотыми украшениями на столиках с мраморными столешницами и изогнутыми позолоченными ножками. Повсюду красовались вазы с цветами. Воздух казался густым от их ароматов.
Хьюго повел нас по проходу.
– Этот этаж вам придется изучить досконально, – сказал он. – На случай, если понадобится что-то доставить в один из покоев Семейства. – Пока мы продвигались, он указывал на белые двустворчатые двери, одну за другой, и перечислял: – Главная гостевая, красная гостевая, покои графа Роберта, синяя гостевая, расписная гостевая. Графиня занимает розовые покои, они вон там. Это белая гостевая, а покои леди Фелиции здесь, за углом. Вон там – сиреневый и желтый покои. Ими пользуются нечасто, но знать, где они, вам нужно. Как, запомнили?
– В общих чертах, – честно признался Кристофер.
– Внизу имеется план, – сказал Хьюго и повел нас дальше, теперь – по широким и невысоким ступеням, устланным, как и проход, мягкой голубоватой материей; они привели нас на еще более роскошный этаж. Голова у меня к этому времени уже шла кругом, но я все-таки старался поворачивать лицо туда, куда Хьюго показывал, причем с умным видом.
– Бальная зала, банкетная зала, музыкальная гостиная, главный салон, – перечислял он, и мне представали бескрайние пространства, огромные люстры, ряды отделанных золотом диванов, а в одной комнате оказался стол длиной ярдов в двести, окаймленный хрупкими золотыми стульями. – Этими залами пользуются не чаще двух-трех раз в год, – продолжал Хьюго, – но их, разумеется, нужно поддерживать в полном порядке. Здесь должен был состояться грандиозный прием по случаю совершеннолетия леди Фелиции, но из-за кончины графа его пришлось отменить. А жаль. Но ничего, скоро здесь состоится другое торжество – празднование помолвки графа Роберта. Четыре года назад, когда нынешнему графу исполнилось восемнадцать, здесь дали изумительный бал. Приехали чуть ли не все титулованные особы Европы. Сожгли десять тысяч свечей и выпили чуть не две тысячи бутылок шампанского.
– Ничего себе, – сказал Кристофер, когда мы проходили мимо главной парадной лестницы.
Мы оба вытянули шеи и обнаружили, что она ведет в огромный вестибюль, пол которого выложен плитами из черного мрамора.
Хьюго ткнул в сторону лестницы большим пальцем.
– Покоями, расположенными внизу, Семейство пользуется постоянно: там гостиные, столовые, библиотека и все такое прочее, однако слугам запрещено ходить по этой лестнице. Не забудьте об этом.
– Сразу захотелось съехать вниз по перилам, – пробормотал Кристофер, когда Хьюго отвел нас к куда более узкой лестнице, которая выходила в вестибюль сразу за парадным лифтом.
Хьюго указал нам на разные большие черные двери и объяснил, которая куда ведет, прибавив, что заглянуть в комнаты мы сейчас не сможем: в любой из них может оказаться кто-то из членов Семейства. Мы покивали, и ноги наши заскользили по черному полосатому полу на подошвах новеньких башмаков.
Потом с треском распахнулась дверь, обитая зеленым сукном, и мы очутились в мире серого камня и простого дерева.
