— Пусть пригонит мне Дьяланаш тысячу белых овец, триста красных быков, двести черных сарлыков, сто одногорбых верблюдов. И еще сто собольих шкурок в придачу пусть даст.
— Мало, ой, как мало просишь, могучий хан! Дьяланаш своего скота не считает, собольим шкуркам счета не ведет. Да вот беда — боюсь, мост через речку провалится, когда мы наши стада на твои пастбища погоним.
— По этому мосту сам стопудовый семиголовый Дьелбеген-людоед на своем синем быке ездит!
— Дьякши болзын! Будьте здоровы! Через семь дней нас встречайте, до этого срока на мост никого не пускайте.
Хан слова сказать не успел, а лисы уже нет.
Когда убежала, никто не заметил, куда побежала, никто не видел. Бежала лиса, торопилась, хромую ногу свою ругала. На трех ногах к бурной реке скакала. Прибежала, полезла под мост и принялась зубами сваи подтачивать. Семь суток, ни днем, ни ночью не отдыхая, работала. На восьмой день явилась к Дьяланашу:
— Скорей, скорей к Караты-каану беги! Прекрасная Чейнеш тебя ждет.
— Идти в рваной овчине? Без рубахи?
— Подумаешь, дело какое — одежда! Ты только на мост взойди, а там уж не твоя забота.
И лиса к реке побежала, во всю мочь заверещала:
— Дорогу! Дорогу верблюдам! Сторонись, народ, быки идут! Эй, выходите овец принимать…
Дьяланаш шел и смеялся:
— Откуда у тебя, лисы, такая прыть?
— Я не простая лиса, я лиса-сваха.
Ступил Дьяланаш на мост — кррак! — мост провалился!
— Ой, ой! — взвыла лиса. — Скот погиб, собольи шкурки пропали… Ой, ой, ничего не жаль, спасите хотя бы Дьяланаша, спасите, помогите!
Ханские богатыри, силачи-алыпы и герои верхом на могучих конях к реке прискакали, в бурную реку вошли, Дьяланаша вытащили, на берег положили.
Дьяланаш-Без рубахи был красивее богатырей в богатых одеждах, прекраснее алыпов, блиставших драгоценными доспехами.
Караты-каан послал Дьяланашу шапку из собольих лапок, шубу, крытую желтым шелком.
Желтая шелковая шуба, как солнце, горит, из-под собольей шапки глаза Дьяланаша тихо сияют. Медленно он голову от земли приподнял, на прекрасную Чейнеш взглянул.
Ханская дочь на колени опустилась, за правую руку Дьяланаша взяла, подняться с земли помогла ему.
Тут стали свадьбу справлять, в игры играть, мясо есть, араку пить.
Один только Дьяланаш не ест, не пьет.
— О чем печалишься? — дернула его за полу лиса.
— Нет на этом пиру ни отца моего, ни матери, ни семерых моих братьев…
— Где же твои родичи?
— Они в горах золото и камень добывали, хану змеиному дворец строили. А как работу кончили, хан змеиный заглотил их. Я один остался, мал еще был, на работу не ходил.
— Кто умер, тот живым не встанет, — вздохнула лиса. — Но дворец тот золотой будет твоим.
Семь дней во дворце Караты-каана свадьбу справляли, на восьмой коней оседлали, поехали к Дьяланашу.
Лиса вперед выскочила:
— Я дорогу покажу, за мной следом скачите!
Едет Караты-каан на белом жеребце с четырьмя ушами, едут его богатыри на вороных конях. На рыжем, как золото, жеребце скачет Дьяланаш. Прекрасная Чейнеш сидит на буланом иноходце.
— Эй, люди! — кричит лиса. — Караты-хан с неисчислимым войском сюда спешит. Скот колите, собольи шкурки тащите!
Так кричала, пока не охрипла, всех гостей мясом накормила, собольими шкурками одарила. Устала бедняга, да отдыхать не время еще. На трех здоровых, на одной хромой ноге вскарабкалась она к золотому дворцу хана змей.
— Эй, змеи! Дьяланаш с богатырями, алыпами и героями сюда скачет, сейчас вас всех убьет! За отца, за мать, за семерых братьев отомстить хочет!
Змеи выползли из золотых нор, из серебряных щелей.
— Что нам делать? Как спастись?
— Ползите на скошенный луг, спрячьтесь в стоге сена, — сказала лиса.
Ядовитые змеи все до одной заползли в стог, а змеиный хан глубже всех зарылся.
Стукнула лиса кремнем по огниву, высекла искру, подожгла сено, стог и вспыхнул, злющие ядовитые змеи сгорели.
Побежала лиса навстречу Дьяланашу:
— Пожалуйте в ваш золотой дворец. А мне дайте косточку с мясом, если не жалко, и я побегу в лес к своим деткам.
Взяла кость и убежала. Больше эту лису Дьяланаш не видал.
Дьякши болзын! Будь здорова, лиса, лиса-сваха!
На Алтае, в устье реки Ини, жил богатырь Сартакпай. Коса у него до земли, брови — точно густой кустарник. Мускулы твердые, как нарост на березе, хоть чашки из них режь.
Когда он охотился, еще ни одной птице не доводилось над его головой пролететь. Он стрелял без промаха.
Быстро бегущих оленей, осторожную кабаргу бил метко. На медведя, на барса он ходил один, крепко держа в руке свою трехпудовую пику с девятигранным наконечником.
Не пустовали его охотничьи мешки-арчимаки, к седлу всегда была приторочена свежая дичь.
Сын Сартакпая, Адучи-мерген, издалека услыхав мерный топот черного иноходца, выбегал встречать отца.
Сноха Оймок готовила старику восемнадцать разных кушаний из дичи, девять вкусных напитков из молока.
Но не был счастлив, не был весел прославленный богатырь Сартакпай. Днем и ночью слышал он плач зажатых камнями алтайских рек. Напрасно бросались они с камня на камень. Не под силу было им одолеть твердые горные кряжи. Брызги воды висели на камнях, как слезы. Горько было Сартакпаю смотреть на слезы алтайских рек, устал он слушать их немолчный стон. И задумал старик пробить алтайским водам дорогу к Ледовитому океану.
Позвал он своего сына:
— Ты, Адучи-мерген сынок, иди к Белухе-горе, поищи пути-дороги для Катуни-реки. Сам я отправлюсь на восток к озеру Улукёль.
Приехал Сартакпай к озеру, спешился, коня в траву пустил, сам на левое колено пал, указательным пальцем правой руки тронул берег Улукёля, и следом за его пальцем потекла река Чулышман. С веселой песней побежали к Чулышману все попутные ручейки и речки, все звонкие ключи и неслышные подземные воды.
Но сквозь этот радостный звон услыхал Сартакпай плач воды в горах Кош-Агача. Он протянул левую руку и указательным пальцем левой руки провел по горам русло для реки Башкаус. Засмеялась река, убегая с Кош-Агача, засмеялся вместе с водой и старик Сартакпай:
— Оказывается, левой рукой я тоже работать умею! Однако негоже такое дело левой рукой творить.
Он повернул реку Башкаус к холмам Кокбаша и тут влил ее в реку Чулышман:
— Беги, Чулышман, пусть сила твоя не иссякнет, — сказал Сартакпай и правой рукой повел Чулышман-реку вниз, к Артыбашу.
Здесь Сартакпай остановился:
«Где сын мой Адучи? Почему не идет мне навстречу?»
— Слетай, дружок Черный дятел, к реке Катуни, посмотри, куда ведет ее Адучи-мерген.
Черный дятел полетел к горе Белухе, и увидел он, что река Катунь быстро-быстро бежит на запад. Недалеко от Усть-Коксы догнал дятел молодого Адучи.
— Зачем на запад бежишь, Адучи-мерген? — крикнул дятел. — Отец твой уже половину дня ждет тебя на востоке, в Артыбаше.
— Э-э, поспешил я, маленько ошибся… — молвил Адучи и немедля повернул реку на северо-восток. — Через три дня я с отцом встречусь.
Не отдохнув, полетел дятел к старому богатырю:
— Прославленный Сартакпай, сын ваш ошибся маленько. Однако спохватился и бежит теперь сюда, к вам. Через три дня он будет здесь.
— Славный дятел, ты просьбу мою уважил, — сказал Сартакпай, — за это я научу тебя корм добывать там, где ни одной птице его не добыть.
Дятел склонил голову набок, внимательно слушая.
— Не ищи червей в земле, — сказал Сартакпай, — не лови мошек на лету. Не скачи за гусеницами по тонким веткам. Уцепись когтями за ствол, постучи клювом по коре и крикни: «Киук-киук! Караты-хана сын свадьбу справляет, киук! Наденьте желтую шелковую шубу, черную бобровую шапку, скорей-скорей! Караты-хана сын вас на свадьбу зовет!» И все жучки, мошки, букашки тотчас выбегут к тебе.
С тех пор дятел сидит на стволе, стучит клювом по коре и кормится так, как научил его старик Сартакпай.
Три дня ждал богатырь своего сына. Три дня держал указательный палец в долине Артыбаш. За это время много воды под палец натекло. Длинное озеро Телецкое — это Сартакпаева пальца след.
Наконец-то Адучи-мерген прибежал, Катунь-реку за собой привел.
Теперь Сартакпай-старик поднял палец, и полилась из Телецкого озера река Бия. Сартакпай шел, прокладывая путь Бии — новой реке. Адучи-мерген быстро бежал, ведя Катунь. Ни на шаг от старика не отстал! Вместе слились обе реки — Бия и Катунь — в широкую Обь. И понесла могучая Обь воды Алтая к Ледовитому океану.
Адучи-мерген стоял гордый, счастливый.
— Сынок, — окликнул его Сартакпай, — быстро вел ты реку, но я хочу посмотреть, хороша, удобна ли для людей твоя дорога.
И старик пошел от Оби вверх по Катуни-реке. Адучи-мерген шагал позади отца, и колени его гнулись от страха: о людях он не думал, когда гнал воду. Вот отец перешагнул через реку Чемал, подошел к горе Согонду-туу. Лицо его потемнело, брови закрыли глаза:
