Все выходные мальчик бегал от Кевина, как от чумы, и не стал поджидать его у двери этим утром. Он ушел пораньше, чтобы кое-что спокойно обдумать. Поведение Мидаса начинало уже пугать, и в голове Джоша роились мысли, которыми он не стал бы делиться с Кевином, даже будь они все еще лучшими друзьями.
Дело в том, что все шло не так, как надо. И речь не только о том, чего желал горе-волшебник, а о мире в целом. Когда в их жизни появились очки, мир стал каким-то не таким, но Джош не мог сказать, каким именно — или просто боялся об этом думать.
Поэтому мальчик отправился к своему учителю. Если в школе и можно было с кем-то поделиться своими мыслями, то это был мистер Киркпатрик. Изо всех учителей средней школы Риджлайна он один по-настоящему умел думать, выслушивал до конца самые бредовые истории и всегда старался помочь. Не говоря уже о том, что с него-то все и началось. Именно этот учитель вбил Кевину в голову идею залезть на гору, как Бертрам вбил очкарику в глотку сосновую шишку.
Когда Джош вошел в класс, до первого звонка оставалось еще целых двадцать минут. Мистер Киркпатрик с красным заложенным носом сидел за столом, проверял тетради и пытался разгрести хаос, оставленный мисс К. Он не замечал мальчика, пока тот не подошел к нему:
— Ты сегодня рано, Джош.
— Ага. Мистер Киркпатрик, можно с вами поговорить?
Учитель отложил ручку и посмотрел на мальчика — тот успел усесться на ближайший стул:
— Что-то случилось? Мисс Кваакенбюш виновата? Тебя обидели?
— Нет-нет, ничего подобного. — Джош вдруг сообразил, что будет не так-то просто объяснить, что именно не дает ему покоя. — Мистер К., как вы думаете, каким будет конец света?
Учитель рассмеялся:
— А я-то ожидал истории о несчастной любви! Разве у семиклассников мало проблем и без размышлений о прекращении привычной нам жизни? — Он посмотрел на Джоша и наконец понял, что тот не шутит. Киркпатрик откинулся на стуле и запустил пятерню в свои редеющие волосы. — Не думаю, что вселенная погибнет. Вряд ли это вообще возможно. — Учитель поглядел на жужжащие лампы дневного света и покачался на стуле. — Но в юности я много об этом размышлял.
— И что вы себе представляли?
Мистер Киркпатрик пожал плечами:
— Да кучу всего. Например, ядерную войну: кто-то нажимает на кнопку — и все, конец. А иногда я раздумывал, был ли на самом деле всемирный потоп и может ли случиться еще один. Я размышлял о динозаврах — их ведь, возможно, уничтожил столкнувшийся с Землей метеорит — и гадал, может ли это повториться. — У Джоша зачесались, как обмороженные, кончики ушей. Иногда и ему в голову приходило нечто подобное. — Но я больше не волнуюсь, — продолжил учитель. — Теперь я просто верю, что этого не будет.
Джош покачал головой:
— Вряд ли это произойдет именно так. — Он подался вперед. — Мне кажется, все будет гораздо спокойнее. Никто даже не заметит, что что-то случилось. Просто все в мире потихоньку превратится в бессмыслицу. Приборы перестанут работать, люди перестанут здраво рассуждать, все перевернется вверх тормашками и будет вертеться, пока не перестанут действовать законы физики. А потом все просто… остановится.
— Время снов, — поднял брови мистер Киркпатрик.
— Что?
Учитель улыбнулся и стал похож на всезнающего шамана — совсем как тогда, две недели назад, у костра:
— Некоторые народы верят, что однажды сновидения проникнут в реальный мир, а мир станет одним бесконечным сном. Все законы физики и здравого смысла уступят хаосу ночных кошмаров. Страшновато, а?
У Джоша начали неметь кончики пальцев. Сам того не зная, мистер Киркпатрик попал в яблочко. Именно это мальчик и чувствовал. Мир как будто… выходил из-под контроля, и все из-за Кевина и этих ужасных очков. Джошу хотелось сбежать домой, встать под душ и смыть с себя это чувство, или ударить кулаком в стену, просто чтобы почувствовать, что все происходит на самом деле.
— Вы думаете, это может случиться? Время снов?
Учитель махнул рукой, как будто отгоняя муху:
— Не-а. Это древняя легенда, придуманная людьми, которым требовалось найти всему объяснение. Все равно что верить, что Земля плоская или что Солнце вращается вокруг Земли.
— Но есть же пророчество! — воскликнул Джош, практически встав со стула. — Люди, придумавшие легенду о Божьем Гномоне, должны были что-то знать!
Мистер Киркпатрик откинулся на стуле и рассмеялся:
— Так, значит, все дело в истории об этой горе?
— Пророчество имеет смысл! — возмутился мальчик.
— Возможно. Но я его выдумал.
Джош так резко отшатнулся, что его лопатки больно врезались в спинку стула:
— То есть как это?
— Я все выдумал. Получилась хорошая байка, — довольно улыбнулся учитель. — Похоже, даже слишком хорошая.
Мальчик поднял глаза:
— Вы не понимаете… — пробормотал он.
— Еще как понимаю, — мягко сказал мистер Киркпатрик.
Джош не мог отступиться. Нужно было как-то достучаться до учителя:
— В Николь Паттерсон шесть дюймов роста! — вырвалось у него.
Киркпатрик задумался:
— Ну… Я никогда не придавал этому значения, но да, она размером с башмачок.
— И это не кажется вам странным?
— А должно?
Мальчик воздел руки к небу.
Учитель принялся стучать ручкой по столу и кусать губу:
— Джош… Может быть, тебе стоит поговорить с нашим психологом, доктором Катлер?
— Зачем?
— Тебя явно что-то беспокоит. Может быть, она поможет.
— Я не свихнулся!
— Я этого и не говорил.
Мальчик поднялся так резко, что его стул упал на пол. Он быстрым шагом пошел к двери, но у самого выхода обернулся:
— Еще кое-что… — Джош вцепился в дверную ручку. Твердая поверхность под пальцами дала мальчику силы задать вопрос и получить ответ на него: — Сколько будет дважды два?
Мистер Киркпатрик удивленно взглянул на него, ожидая розыгрыша:
— В каком смысле, Джош?
— Просто ответьте, — попросил тот.
Учитель пожал плечами:
— Три, конечно. Всегда было три.
Ходили слухи, что именно в этот день, на четвертом уроке, Хэл Хорнбек окончательно свихнулся. Не то чтобы раньше этот молодой человек отличался здравым смыслом, но на уроке испанского он почему-то окончательно слетел с катушек. Все очевидцы говорили разное, но, в общем, дело было так. Хэл с усталым и растерянным видом вошел в класс. Потом он безо всякой причины принялся орать как резаный, и его пришлось вывести силой.
Рассказывали, что верзила так и не смог сказать доктору Катлер, школьному психологу, ничего осмысленного. Он просто звал какого-то Бертрама — наверно, своего воображаемого друга.
Кевин и Джош были в другой группе по испанскому. Конечно, они слышали об этом краем уха, но не стали забивать этим головы — у них и своих проблем хватало.
Мальчики также изо всех сил старались избегать встреч с Николь Паттерсон. И зря: именно Николь, присутствовавшая на этом уроке, могла точнее всего описать произошедшее. Девочка утверждала, что Хэл вошел в комнату, увидел ее и заорал во всю глотку. Предположение, что громила Хэл мог испугаться крошки Николь, рассмешило всех до слез.
За ланчем обсуждали, что на первом уроке Хэл ухитрился получить ноль за контрольную по математике, но Кевин был слишком занят поисками сестры, чтобы озаботиться успехами Хэла Хорнбека. Горе-волшебник надеялся, что Тэри придумает, что делать с очками.
У нее действительно нашелся совет:
— Возьми и разбей их молотком. Если хочешь, я тебе помогу. — Легко сказать — речь ведь шла не о ее собственности. Сестра-то не зависела от них. Ей не становилось плохо, когда очки исчезали из виду.
— Их нельзя разбить, — возразил мальчик.
— Откуда ты знаешь? Уже пробовал?
— А что, если мы попытаемся повредить их, а они в отместку сделают что-то с нами?
— Тебя послушать, мы говорим о живом существе, а не о каких-то очках. — Кевин не отвечал, и Тэри стало не по себе от его молчания. — Тогда давай закопаем их так, чтобы никто не нашел. Ты, я и Джош — договорились?
Мальчик изо всех сил тянул время, чтобы не отвечать. Если бы сестра додумалась до этого ночью, когда он чувствовал себя маленьким и слабым, они бы вышли на улицу прямо в пижамах и выкопали яму до самого центра Земли. Но сейчас у него нашлась идея получше, которая точно должна была сработать, хотя горе-волшебник и не собирался никому о ней говорить. Он будет носить очки, но научится держать рот на замке.
Кевин вспомнил знакомого с диабетом. Тот ходил в школу, занимался спортом, развлекался — в общем, был, как все. Вот только каждый день ему приходилось колоть себе инсулин — и так до конца жизни.
Такая же история будет и с очками.
В чем, собственно, проблема? Мальчик носил очки, сколько себя помнил. Теперь они нужны не только глазам, но и всему телу, вот и вся разница. Можно же привыкнуть носить очки и не болтать лишнего, как тот диабетик привык делать уколы.
