Что делать?! Ёжик схватил Жадди за руку и, заливаясь слезами, стал просить его сжалиться.
— Гномик, миленький, не надо! — плакал ёжик. — Я очень маленький. Во мне совсем-совсем нет мяса, одни иголки!
Жадди не отвечал. Безумно вращая глазами, он продолжал мурлыкать: «Ёжик в сметане! Ёжик в сметане!»
Схватив Серёжика за шкирку, гном бросил его кастрюлю! Бульк! Затем поставил кастрюлю на печку и стал крошить туда чеснок. Барахтаясь в ледяной воде, Серёжик стал хвататься за края посудины. Но секунда, и прямо на лапки (как больно! ой-ой-ой, как больно!) упала крышка! Стало темно.
Неужели конец?! Никогда-никогда он больше не увидит мамочку, никогда не вырастит мандариновое дерево, никогда не пойдёт в первый класс?! Вода стала теплеть, скоро лапкам стало горячо! Серёжик рванулся из последних сил и головой приподнял тяжёлую крышку. Уцепившись за края кастрюли, он обжёгся, но успел заметить, что в кухне никого нет. Ёжик зажмурился и, подтянувшись, вывалился на раскаленную плиту.
От резкой боли он взвизгнул и свалился на пол. И вдруг услышал тоненький певучий голосок:
— Жадди пошёл за сметаной! Ныряй в ванну!
Ничего не понимая, Серёжик огляделся. Никого! Он бросился к ванне, стоявшей в углу, и в ужасе отпрянул! Вся она почти до краёв была полна чёрных майских жуков. Они неторопливо ползали друг по другу, переваливаясь и топорща усики. Серёжик отскочил.
Но тоненький голосок крикнул:
— Не медли! Скорей! Скорей!
Ежик и сам услышал приближающиеся шаги! Свернувшись клубком, он упал в копошащуюся массу.
«Какое счастье, что у меня есть иголки! — подумал Серёжик. — Иголкам все равно, кто по ним лазит. Им даже не щекотно».
Жуки тем временем быстренько вскарабкались к нему на спину. Облепили со всех сторон, шелестя крыльями. Хлопнула дверь.
— Ну, раз-два, взяли! — послышался голос Златти.
— Тяжело! — закряхтел Нытти.
— Не ной! За усачей мы получим сто изумрудов!
Серёжик почувствовал, как ванна под ним заколыхалась.
— А из кастрюли вкусно пахнет… — завистливо протянул Нытти.
— Да, Жадди знает толк в стряпне. Но как бы не пришлось ему давиться пиявками с чертополохом.
Серёжик лежал ни жив, ни мёртв. Он так боялся, что его заметят, что стал дрожать.
— Что-то ванна трясётся… — заметил Нытти.
— Это у тебя руки трясутся, хлюпик.
Гномы шли недолго и скоро опустили ванну на пол.
— Отборные жуки! — хвастливо сказал Златти. — Кроту понравятся!
— Он хитрый! Сам ловить не хочет! — всхлипнул Нытти. — А я на охоте нос расквасил, порвал капюшон, разбил коленку! И жуков в нашем лесу с каждой весной всё меньше и меньше.
— А изумрудов в кадушке всё больше и больше!
Вдруг послышался такой жуткий вопль, что Серёжик едва не вскочил. Его охватил ужас, лапки сами собой стали куда-то мчаться. А так как лежал он, свернувшись клубком, свои же пятки били его по носу!
— Бешенство! — хором воскликнули гномы.
Они помчались на кухню и увидели, что всё в ней перевернуто вверх дном. На полу валялись кастрюли и сковородки, мука белела островками вперемешку с крупой. Мусор из ведра был вытряхнут, картошка рассыпана. Жадди искал ёжика в каждой корзинке, в каждой банке!
Он выл, вырывая волосы из бороды! Грязные клочки её летали тут и там.
Увидев братьев, Жадди разревелся: «Ёжик в сметане! Ёжик в сметане!»
Ничего другого, как ни старался, он вымолвить не мог.
— Вот что значит есть бешеных ёжиков! — поучительно сказал Златти.
Гномы принялись пихать упирающемуся Жадди лекарство.
— До чего доводит жадность! — хихикал Нытти, черпая пиявок из бочки половником.
Он перестал завидовать, и настроение его улучшилось.
— Жадность — это прекрасно! — возразил Златти, накалывая вилкой колючий чертополох. — Но у порядочного гнома она должна быть к золоту, деньгам, драгоценным камням и звёздам!
Жадди еле успевал жевать — гномы кидали ему в рот всё новые и новые порции. В конце концов лекарство стало вываливаться, путаясь в изодранной бороде.
Только лучше Жадди не становилось. Он так колотил ногами по полу и таращил глаза, что гномы решили запереть его в гостеловке.
— Пусть посидит, пока не очухается! — сказал Златти.
— Да, да! Он опасен! — кивнул Нытти. — Кто бы мог подумать: от такого маленького ёжика такое большое бешенство!
Серёжику было слышно лишь обрывки фраз. Успокоившись, что его не будут искать, он задремал. Но вдруг откуда-то сверху раздался дребезжащий голосок, похожий на тот, что он слышал на кухне:
— Скорее выбирайся!
Ежик выскочил и увидел, что в комнате никого нет.
— Прячься в тумбочку! — поторопил его тот же голос.
«Наверное, это дерево говорит», — решил ёжик и огляделся. Тумбочек было много. Они беспорядочно стояли друг на друге, а вокруг валялись какие-то мешки, вёдра и грабли.
Серёжик открыл первую попавшуюся, оттуда вывалились зелёные гусеницы. Открыл вторую, вылетели бабочки. С опаской заглянул в третью. Там лежала маленькая серебряная шпага.
Серёжик залез в эту тумбочку и осторожно взял шпагу в лапы. Тут же стало светло! Она засияла от эфеса до кончика клинка.
Ёжик поискал под гардой батарейки, но ничего не нашёл. Шпага светилась сама по себе, но только если он брал её в лапы.
И тут вдруг ему ясно вспомнились слова Древней книги «Ибо придёт на землю смельчак в игольчатой броне с Великим Ключом и Серебряной шпагой…» Неужели… та самая?! Только зачем ему шпага, если нет ключа?
Бах! Бах! Бах! Загромыхала дверь.
Серёжик услышал, как прибежали гномы. С лязгом стали открываться замки.
— Ах, как мы рады! Как рады! Добро пожаловать! — засуетился Златти.
— Странно пахнет… — послышался голос Крота. — Знакомый запах.
— Это Жадди ёжика ва… — начал Нытти, но ойкнул и затих.
— Что? Какой ёжик?
— Не ёжик, а ножик. Жадди ножик точил, — ласковым голоском объяснил Златти. — Дорогой Крот, Вы не забыли изумруды?
— А чего тут у вас гусеницы по стенам ползают, бабочки летают?
— Да тумбочки усохли за лето, сами открываются.
— Не очень-то вы бережёте товар… Помните, к Новому году мне нужно 500 бабочек для подарка её Величеству и три килограмма гусениц Фрейлине. Получите два алмаза. А если бабочек будет 499, а гусениц хоть на грамм меньше, то один.
— Все сделаем в лучшем виде! — залебезил Златти. — Посмотрите, какие отборные жучки. Один усатее другого!
Затем послышались охи Нытти, счёт, снова загремела ванна, стали лязгать замки и наконец всё стихло.
— Видал, какие изумруды? Один в один! — довольно сказал Златти.
— Он обманул. Их не сто, а девяносто семь, — захныкал Нытти. — Крот утащил три камушка в рукав.
— А чего ж ты молчал?
— Боялся…
— Один бешеный, другой — трусливый. Тьфу!
Ругаясь, гномы ушли.
Серёжик обрадовался, что дверь рядом, и решил, что убежит, как только стемнеет. Но тут вспомнил, что ключа у него нет, и вздохнул.
— Не спишь? — вдруг услышал он тот же голосок. — Расскажи, как там на воле?
Серёжик приоткрыл дверцу.
— Ты дерево, тебе виднее. А я даже не знаю, день сейчас или ночь.
— Какое же я дерево… — отозвался тоненький голосок. — Я была бы рада стать деревом, веткой или даже просто листочком, лишь бы увидеть Солнце, Луну, сестриц… Услышать, как гудит шмель, почувствовать дуновение ветра, понюхать мои любимые незабудки, покататься на облаке… Ты когда-нибудь катался на облаке?
— Нет…
— О… Это чудесно! Нет ничего лучше, чем лежать в его нежной мякоти. От малейшего движения ты проваливаешься вглубь пушистости, а воздушнее и слаще её нет ничего на свете. Можно плыть, откусывая маленькие кусочки, вдыхать ароматы трав, моря, приносимые ветром…
— Откусывать кусочки облака? — перебил Серёжик.
— Конечно! — засмеялся невидимый собеседник. Грустный смех был похож на перезвон колокольчиков. — Разве ты не видел, что летящие облака тают?
— Ну да…
— Это потому что мы едим их, когда катаемся. О, облако слаще меда, нектара всех цветов и сока всех деревьев!
— И даже мандариновых ломтиков?!
— Ага!
— И даже сгущёнки?
— Конечно! А главное, его можно есть очень много и не бояться растолстеть. От облака только летучесть повышается.
— Что-что?
— Летучесть!!! — голосок дрогнул. — Ах, как бы я хотела ещё хоть разочек взлететь! Перекувыркнуться, упасть вниз, коснуться травы и снова подняться в небо!!!
Наступило молчание, и скоро послышался тихий плач.
— Только я никогда-никогда не смогу летать… Я взаперти уже 10 лет, 5 месяцев и 3 дня.
— Ты птица? — шёпотом спросил Серёжик и огляделся. Клетки не было видно.
— Я — звезда.
— Как это звезда? — ахнул Серёжик. — Где ты?
