— Ладно, мы, царевичи, люди простые, без капризов. Хоть он, хоть ты. Ешь.
— Что есть? — удивился папа.
— Меня, — объяснил царевич и слегка зевнул.
Папа немного замялся, и Леся пришла к нему на помощь:
— Подожди, дорогой, несу, несу, — нежно промурлыкала Леся и протянула кружку земляники. — Не ешь его без приправы, у тебя заворот кишок будет. Кардамону, к сожалению, нет, кончился, вот я землянику набрала.
— Что?! — страшным голосом рявкнул сообразительный папа. — Как нет кардамону?
— Был, да весь вышел, — развела Леська руками.
— Не буду без кардамону, — решительно сказал папа. — Не тот букет. Ну, что стоишь, как пень? Кардамон весь вышел, и ты иди. Повезло тебе, не съеденным уйдёшь.
Но царевич не уходил. Он помялся—помялся, а потом на цыпочках подошёл к папе и спросил его что—то на ухо. Папа посмотрел на него и грустно сказал:
— Молодой человек, мне стыдно за вас…
Царевич покраснел и быстро зашагал с холма. Почти побежал.
— Что он такое тебе сказал? — пристала Леська. — Почему тебе за него стыдно?
— Он спросил меня, кто такой Кардамон и куда он вышел, — фыркнул папа.
Пожалуй, с первым претендентом на съедение они справились неплохо.
Движение на дороге было довольно оживлённым. Не успел Иван—царевич растаять вдали, как показалась пыль от скачущего верхом Василия—царевича. Папа обвязал голову лесиной косыночкой и изобразил зубную боль, а на случай, если Василий—царевич окажется совсем тупым, он пояснил:
— Жуб болит. Шпасу нет.
— Ишь ты, — посочувствовал Василий—царевич. — И давно маешься?
— Шо вчерашнего, — прошамкал папа. — Кишка предыдущего царевича между жубами жаштряла, вот жуб и болит.
— Да что ты! — разволновался царевич. — Да у тебя же заражение крови начнётся! Открывай рот, я вытащу, что там застряло.
Папа хотел возразить и опрометчиво открыл рот, чтобы сказать: «Спасибо, не надо», но Василий-царевич засунул в открытый рот свой меч и начал там шуровать. Папа в ужасе замычал, но Василий-царевич осек:
— Стой спокойно, а то язык нечаянно отрежу. Меч острый. Или тебе щитом по кумполу дать вместо наркоза?
Папа замер, боясь пошевелиться. Пора было Леське прийти на помощь. Она на цыпочках подкралась к царевичу и завопила что было сил:
— Вот он! Вот он! Вылетел!
Василий-царевич от неожиданности вздрогнул так, что разрезал бы папу пополам, но, к счастью, папа вздрогнул синхронно, и они подскочили одновременно, как в балете.
— Ура! — опять заорала Леся. — Операция увенчалась успехом!
Василий-царевич нехотя вытащил меч из папиного рта.
— Что—то я не видел, как он выскочил, — подозрительно сказал он.
— Выскочил—выскочил, — подтвердил папа. — Больше ничего не болит. Спасибо за помощь. Хотел бы я оказать тебе когда-нибудь такую же услугу. Ух, я бы тебя…
— Это был мой долг, — серьёзно сказал Василий-царевич. — А теперь ешь меня.
— Ну уж дудки, — обрадовался папа. — После лечения зубов два часа есть нельзя. Если хочешь, жди два часа.
— Недосуг мне, — вздохнул Василий-царевич. — И так задержался. Ты уж извини, друг.
Вскочил на коня и уехал.
— Не буду я больше зубную боль изображать, — поёжился папа и отдал Лесе косыночку. — Небезопасно. А тебе спасибо, выручила. Все-таки от детей иногда и польза бывает…
«Я вообще очень полезная, — подумала Леська. — Я еще докажу, на что я способна».
После Василия-царевича народ повалил валом. Стройными первомайскими колоннами шли Дмитрии-царевичи, Афанасии-царевичи, Симеоны-царевичи, как поодиночке, так и с Еленами Прекрасными, Василисами Премудрыми и Варварами-красами-длинными-косами.
Папа лежал на вершине холма и громко стонал, изображая боли в животе от съедания недоброкачественного царевича. Все подходили, сочувствовали и уходили несъеденными. К полудню толпа начала спадать.
— Всё, — вскочил папа, когда дорога опустела. — Честно отработали, пора и перекусить.
— Минуточку, — подскочил какой—то запоздавший царевич. — Извините, я задержался.
— Ничего не могу сделать, — развёл руками папа, — обеденный перерыв. Ты не в курсе, парень, где тут ближайшая столовка?
— Так это… того… — замялся царевич. — Нету у нас трактиров для людоедов.
— Да я не гордый, и обычную еду могу употребить, — великодушно сказал папа.
— Тут вообще никакого жилья нет, дикие места, полное безлюдье.
— Ага, безлюдье, с утра толпы, как в автобусе в час пик, — проворчал папа. — И есть хочется… И ребенок некормленый.
— Собственно говоря, я могу предложить разделить мою скромную трапезу, — нерешительно предложил царевич — Мне Баба Яга много чего в торбу насовала.
— Да? — обрадовался папа. — Ну, спасибо. А у нас земляника есть в неограниченном количестве. Устроим пикничок.
Царевич разложил на вышитом полотенце краюху хлеба, масло, творог, варёную курицу и туесок мёда.
— Замечательно, — одобрил папа. — Тебя как звать-то, царевич?
— А я не царевич, — сообщил парень. — Я — Андрей-стрелок. Из простых мы.
— Леська, не макай курицу в мед, — сказал папа.
— Она же вареная, ей уже ничего не повредит, — сказала Леська. — Я понимаю, если б я живую курицу в мед окунала. Дядя Андрей, а конфет у вас нет? А то мама мне велела не объедаться конфетами, а их нет. И расскажите чего-нибудь.
Андрей-стрелок оказался очень милым молодым человеком, но невезучим, каких мало. За трапезой он рассказал, как не везло ему в юности с девушками, и он с горя женился на какой—то случайной знакомой голубке. Правда, голубка попалась сознательная, тут же превратилась в женщину, но тут пришла другая беда. Позавидовал царь, что у Андрея-стрелка такая оригинальная жена птичьего племени и решил отобрать её у мужа. Он постоянно посылал Андрея-стрелка в заграничные командировки (то на тот свет, то за котом Баюном), а в этот раз вообще велел принести то-не-знаю-что, а за невыполнение грозил голову с плеч. Чтобы, значит, в отсутствие папаа жену к себе переманить или (в случае летального исхода) на вдове жениться.
И где искать то-не-знаю-что, ни Андрей-стрелок, ни жена его Марья не представляли. Семья рушилась, и ничего нельзя было сделать.
— Папа, помоги человеку, — попросила Леська. — Только я уже большая, сказку про Андрея-стрелка читала давно и не помню, что означает «то-не-знаю-что».
— Я тебя взял с собой как знатока сказок, а ты… — проворчал папа. Потом расстегнул браслет электронных часов, снял их с руки и протянул Андрею-стрелку:
— Возьми.
— Это что? — не понял Андрей-стрелок.
— Это то-не-знаю-что, — пояснил папа.
— О-о-о, — с уважением протянул Андрей-стрелок. — А для чего оно?
— Не скажу, — сказал папа. — Если ты будешь знать, что это такое, то это уже не будет то-не-знаю-что. Возвращайся к царю и не сомневайся: он даже не представляет, что это такое.
Андрей-стрелок поблагодарил и отправился обратно, но было видно, что он очень не уверен в том, что из этого выйдет. А зря. Как показали дальнейшие события, царь не смог догадаться, что это такое, отстал от Андреевой жены и всё свободное время проводил в диспутах о назначении того-не-знаю-чего. Вот однажды собрал он всех мудрецов своего царства и сказал: «Кто дознается, что это такое, тому отдам полцарства и бочку солёных рыжиков в придачу». И тут появился Ходжа Насреддин и сказал …
Впрочем, это уже совсем другая сказка.
Без часов время определить было трудно, но по приблизительным подсчётам оно приближалось к двум часам пополудни.
— Пора перебираться в сказку «Мальчик-с-пальчик», — сказал папа. — Нельзя опаздывать, еще подведем соседа.
— Погоди, вон кто-то скачет, — заметила Леся трёх всадников.
Всадники на чахлых лошадках подъехали ближе. Это были странного вида мужичонки в красных кафтанах, с чернильницами, привязанными к поясам и гусиными перьями за ухом. Из-за перьев они смахивали на трёх сбрендивших Чингачгуков.
Они спешились, и один из них достал из шапки какую-то бумагу и начал читать скрипучим голосом:
— Указ. Во оноже число некоего месяца сего года получена жалоба от Афиногена-царевича на Людоеда. Что якобы означенный обязанности свои благолепно не справляет, никого из нуждающихся в сём не ест, а праздно на травке валяется и при вопросах врально отговаривается пустыми причинами, как-то животной болестью або поносом неприличным. Поелику повелеваем учредить комиссию из трёх достопочтенных дьяков примерной нравственности, дабы проверили они сей донос и бездельника Людоеда наказали с пристрастием. Царь (подпись неразборчива).
Дьяк закончил читать и подбоченился, сделав паузу, видимо, чтобы подсудимый понял всю серьёзность ситуации. Но это он сделал зря, потому что папа тут же вклинился в паузу:
