Перышко
Потерял ангел перышко. Упало то перышко на землю и в цветочек беленький превратилося. Без корешков цветочек, без листиков — сам по себе. Лежит посередь дороги пыльной, а все беленький — не пристает к нему грязь.
Шел по дороге мальчик Васютка. Видит — цветочек прехорошенький. Взял его с собою, дома положил в блюдечко с водою — чтобы не засох. Поутру глянь — а у цветочка корешки за ночь выросли да стебелек с листочками. И пересадил мальчик Васютка тот цветочек беленький в землю, от дома своего неподалеку.
Лето прошло — осень пришла. Вырос цветочек огромный-преогромный: до тучи вышиною, в полнеба шириною. Осенние ветры задуют холодные, дожди льют как из ведра. А близ цветка сухо да тепло — лето да и только! Осень зиме уступает, речки-озера ледок покрывает. Снег во лесах, снег на полях. А близ цветочка беленького птички поют да гнезда вьют, ручейки журчат, детки загорают да купаются.
Летит ангел по небу, видит — цветочек беленький. «Ай! — говорит, — Это же перышко мое!» И взял его себе обратно. Только — только успели ребятишки по снегу босиком домой добежать — чуть было не померзли. Сел Васютка у окошка, чай с малиною пьет, да на снежок беленький пушистый глядит, письмена ледяные на стекле читает — не по буквам, а по-настоящему. О цветочке не жалеет — без морозца крепкого и лето не в радость!
Мой прадедушка по материнской линии был цыганский барон. У него была белая лошадь в серых яблоках, скрипка Страдивари и бархатный жилет, весь вышитый золотыми нитками и разными камнями драгоценными: рубинами, изумрудами, малахитами, брильянтами и другими всякими. И еще у прадедушки была большая черная борода, кудрявая такая. А глаза у него были такие магнитные, что семь цыганок от любви к прадедушке сонными таблетками отравилися и еще двенадцать — просто сошли с ума и до старости ходили босиком, никогда не мылись, питались только черным хлебом и холодной водой и рвали на себе волосы. Пока волос совсем не осталось. Тогда они стали рвать на себе одежду. И потом от холода все померли. Потому что они ведь голые были совсем, и престарелый организм не выдержал.
А прадедушка любил только одну на свете женщину — мою прабабушку. Она была гордая полячка, очень из богатой поляцкой семьи. Дом у них был — сто комнат! И наверху большой балкон. Прабабушка в розовом платье и изящной соломенной шляпке сидела на этом балконе и пила кофе с разными пирожными. Их там было штук двадцать, или даже больше. А цыганский барон ездил на белой лошади вокруг дома, играл на скрипке Страдивари и пел народные цыганские песни. И прабабушка конечно влюбилась.
Ее родители хотели выдать замуж за магната — старого, горбатого, нос крючком, а во рту — железный протез. А она не хотела. И ночью по веревочной лестнице спустилась с балкона и сбежала с прадедушкой. Цыгане на него очень обиделись, что он женился на гордой полячке, а не на цыганке. И они прогнали моего прадедушку бедного из табора, отняли у него скрипку и лошадь с яблоками. Но жилетку он им не отдал, потому что был очень сильный и у них ничего не получилось.
Прадедушка и прабабушка пешком пришли в Россию, в деревню, где нужен был кузнец. И хотя прадедушка по-русски еще не умел говорить, его взяли работать в кузницу, потому что цыгане очень хорошо делают лошадиные подковы — это же все знают. Потом они с прабабушкой выучились по-русски, обжилися и у них родилося много детей. И среди них была моя бабушка.
Бабушка была ведьмой, но хорошей. Она потому что знала, как делать всякое зло, но Бога боялась и людей жалела. И поэтому зло не делала, даже когда ее очень уговаривали. Когда бабушка выросла, в нее влюбился один очень бедный крестьянин. И она его тоже любила. Но отец бабушкин хотел выдать ее за кого-нибудь побогаче. Он хотел как лучше сделать. Чтобы бабушка, значит, горе не мыкала и могла покупать все. И бабушку выдали замуж за железнодорожника. Это уже при советской власти было. У железнодорожника была красивая фуражка и костюм с настоящими туфлями. Бабушка очень плакала, но не хотела огорчать родителей. И согласилася. У них родилось семь детей. Но сначала родилось пять, а потом, уже после войны, еще двое. Дедушка пил много водки, ругался ужасными словами матерными и бабушку ни за что бил. И однажды, уже в войну, бабушка встретила на улице того крестьянина, которого любила, когда была молодая. Только он уже был генерал, довольно пожилой и весь в орденах. А на лице шрамы. И красивая сабля на боку. Генерал бабушке сказал с дедушкой развестись и за него замуж выйти. Потому что он ее одну всегда любил и ни на кого больше не смотрел. А бабушка, вся такая пожилая уже и в синяках, ему сказала, что она другому отдана и будет век ему верна. Так уж она была воспитана, тут уж ничего не поделаешь. Генерал даже заплакал. А потом на войну ушел и его там убило. Бомбой с самолета.
А средняя дочка у бабушки была моя мама. Когда она выросла, дедушка мой сказал: «Все! Хватит на моей шее сидеть!» И мама уехала куда глаза глядят — в город Ленинград. Там она стала работать на стройке с тачкой и жить в общежитии, где все дружили, вместе фотографировались, вышивали салфетки очень красивые и ходили в одинаковых платьях и с перманентом. И там она познакомилась с моим папой. А папа был графом. И вот как это получилось.
Моя прабабушка по отцовской линии была крепостная крестьянка и прислуживала в одной графской очень богатой семье. Граф ее соблазнил как всегда. А когда у нее должен был родиться ребеночек, он приказал своему конюху на ней жениться. Обещал выпустить из крепостничества. И еще дал денег, много-много. Все-таки ему было стыдно и ребеночка жалко. Конюх конечно согласился и на прабабушке женился. А с деньгами графа стал купцом, переехал в Петербург, там очень хорошо торговал по-купечески и купил даже два доходных дома. Там разные люди жили и платили ему деньги за это. Еще он сделал ночной дом для бездомных имени собственного, то есть его имени. А от графа у прабабушки родился сыночек, тоже, значит, граф. Купец его не любил, часто обижал и говорил: «У! Графское отребье!» И мальчик плакал. А когда случилась революция, то купец и вся его семья скрылись у родственников в деревне. Но все равно их потом схватили за богатство и в ссылку отправили. А моего дедушку, который сын графа, все-таки родственники спрятали, он был маленький ростом, легко было его спрятать. И вот в ссылке вся семья умерла, а он живой остался. Когда он вырос, то жил как простой крестьянин и работал в колхозе бедняком. Потом он женился тоже на бедняцкой девушке и у них родилося много детей: три дочки и два сына. Тогда у всех много было детей. И младший сын был мой папа. Он был огромного роста, моряк, штангист, сварщик, художник пейзажей, и еще писал длинные стихи, очень чувствительные. Папа пил много водки, плохо себя вел, не слушался и все время сидел в тюрьме. А когда его немножко выпускали из тюрьмы, он пел громким голосом песню про Санта-Лючию, как Шаляпин хорошо. У папы и мамы родилося двое всего детей, я и моя сестра. А потом папу водка проклятая сгубила.
Вот такое у меня древо. А у тебя?
Мальчонка один, маму не спросясь, в машину времени забрался. Думал игрушка это ему. Начал там кнопочки по десять за раз нажимать, всяки ручки вертеть, да за рычажки дергать. От такого обращенья беспринципного машина чуть разума не лишилась — заколотило ее, бедную, залихорадило. Испугался пацаненок, хотел прочь выйти, да дверь заело, не открывается!
А машина потряслась, погудела, да и взлетела. Видать поломал в ней что-то мальчонка глупый, вот и приземлилась она не в прошлом, не в будущем и даже не в настоящем времени. Там приземлилась, где времени вовсе нет. Вышел мальчонка, огляделся, да гулять отправился. Людей в том месте — полным-полно. Одеты все не по моде, не по старой моде, а вовсе не по моде — кто во что горазд. И старики по улицам идут, и дети, и просто взрослые. Но не старится никто, не молодеет, а все в одном возрасте пребывают. Ни есть этим людям не надо, ни пить — все сытые ходят да напившиеся. Не печалится никто, да и причины нет печалиться: все здоровы, спешить некуда, смерть впереди не маячит, пугающа. Опять же, по хлебу насущному суетиться не надо, коли сыт. Даже по хозяйству домашнему — никаких забот. Нету пыли, как у нас, так полы мыть не надо, и стекла в окнах всегда чисты, и одежда не пачкается — никаких тебе стирок. Только знай гуляй, с соседями болтай да цветочками любуйся. А цветов там — в каждом уголке, где только можно, растут. Точнее — выросли уже, да не вянут, а все в полном цвету. И листва с деревьев не опадает, и лето там вечное, и ночи не бывает, а все только день ясный! Пожил мальчонка в месте том, даже и не знаем, сколько времени — коли ночи нет, так и дней не сочтешь.
Пожил — и по маме заскучал, домой захотелося. Сел в машину, покопался по уголкам укромным — и книжицу нашел — «Пособие для непослушным мальчиков, без спросу в машинах времени летающих». Хорошо, что мальчик читать умел. С трудом, но разобрал все-таки, каки кнопки нажимать, чтобы в свое родное время вернуться. Обрадовался мальчонка, нарвал цветов самых красивых — маме в подарок, и улетел. Приземлился у себя во дворе и домой бегом. А мама его спрашивает: «Что это ты, сыночек, совсем мало погулял?» Глянул он на часы — и впрямь, пока в безвременье летал, дома всего минутка какая-то прошла! А цветы завяли быстро, хоть и поставил их мальчик в воду. Огорчился малыш — так надеялся, что цветочки эти вечно такие будут, как были!
