Снежный двор был похож на белый лес. Наверно, вся Япония напоминала теперь белый лес.
Он перевел глаза на класс. Какой же он черный! И костюм учителя — черный, и форма учеников — черная, и доска — черная. И печь — черная. И головы учеников — черные. Сколько же этих черных голов!
И тут Сампэй снова подумал:
«А ведь в каждой школе склонились рядами такие же черные головы и большой черный учитель учит их».
Все это так странно!
Сампэй стал рассматривать лицо учителя. По обеим сторонам его темной головы торчали большие уши. И Сампэй подумал:
«А они ведь шевелятся!» Ему показалось, что большие уши учителя двигались, как уши зверя. И чем больше он на них смотрел, тем удивительнее ему было. «Неужели у учителя всегда были такие уши?»
Он словно впервые заметил их. Ну конечно, они шевелятся! Тут он взглянул на голову сидящего впереди товарища. И у того торчали два больших уха. И они вовсе не были похожи на человеческие. Он оглядел головы всех учеников — у каждой головы по бокам торчали уши. Может, это волки? Или лисы? А может, собаки, одетые в форму, сидят и глядят на доску?
«Что же делать? Может, я попал в страну оборотней?» И Сампэй с ужасом продолжал глядеть на учителя.
ДЕТИ И ВРЕМЕНА ГОДА
(Главы из книги)
Мальчики построились у ворот дома, где жили Сампэй и Дзэнта.
— Внимание! Шагом марш! — скомандовал Сампэй, отряд отправился в путь. Гин-тян шел впереди и дул в трубу.
Стоял апрель. На горах цвели персики. Было семь часов утра.
Ру-ру-ру! Ру-ру-ру! — пела труба.
Какой-то солдат верхом на лошади спустился в долину реки. И мальчики отважно двинулись теперь ему навстречу. Отряд, числом в пять воинов, вооружен бамбуковыми палками: мальчишки несут их на плечах, будто ружья, или заткнули за пояс, как мечи.
Они прошли вдоль речки, поднялись на дамбу Огава и оглядели окрестности. На лугу, лениво пережевывая жвачку, лежало несколько коров. Вдали, склонив голову к траве, стояла лошадь. Это была большая гнедая лошадь. Но где же солдат?
— Бегом! Искать! — скомандовал Сампэй.
Никто ничего не понял, но все помчались вниз, на луг, к лошади. Солдата нигде не было видно. Осмотревшись, Сампэй крикнул:
— Разойдись! Искать врассыпную!
И все разбежались в разные стороны. Кто скакал по траве, размахивая в воздухе палкой, кто шел, раздвигая траву руками, а кто кричал, приложив руки ко рту:
— Эй, солдат!
Но солдат не появлялся.
Тогда все собрались у оседланной лошади и стали думать, как быть.
— Странно! Где же он? Может, это вовсе и не солдат был? — усомнился один из мальчиков.
— А седло! Взгляните! Это же армейское седло! — возразил Сампэй.
Тогда Гин-тян сказал:
— А может, разбойник какой-нибудь. Украл солдатскую лошадь, прискакал сюда, переплыл реку и скрылся на той стороне.
Камэкити побледнел и с беспокойством огляделся вокруг.
— Еще чего! — скривился Горо, высказав тем самым полное презрение к мнению Гин-тяна.
— Давайте протрубим в трубу. Солдат обязательно отзовется. Как-никак солдат! — предложил Цурудзиро.
Гин-тян поднял трубу, все окружили его.
Ру-ру-ру! — запела труба, а мальчики стали вертеть головами, стараясь увидеть, не появится ли откуда-нибудь солдат, но скоро все устали.
И тут Гин-тян воскликнул:
— Ага! — и, пригнувшись, пошел в дальний угол луга, заросший высокой густой травой.
Из травы торчал солдатский сапог. Блестела на солнце шпора. Гин-тян, крадучись, приблизился к сапогу и, вытянув шею, заглянул в траву. Остальные тоже притаились, уставившись в ту сторону, откуда торчал сапог.
— Там лежит дед и стонет. Странный какой-то! — доложил Гин-тян, вернувшись к ребятам.
Вот как! На лугу в траве лежит странный дед и стонет! Мальчики сразу загалдели.
— Какой-нибудь бродяга! — с презрением сказал один из них.
Но Гин-тян, видевший старика, сообщил, что у него седая борода, как у старого доктора, и рукой в белой перчатке он сжимает плеть.
— Так… Значит, и вправду верхом приехал. И упал с лошади, — сказал кто-то.
— Ну да! Его лошадь лягнула.
— Ага! Его лошадь лягнула в живот. Говорят, если лошадь лягнет в живот, умереть можно.
— Конечно, можно. Старик ведь как-никак…
Разговор зашел в тупик. Никто не решался сбегать к старику, посмотреть, что с ним. Все уставились на Сампэя. Он — командир. Тогда Сампэй пошел.
Однако, приблизившись к зарослям травы, где лежал неизвестный человек, он пригнулся и стал двигаться с осторожностью. Остальные мальчики тоже пригнулись и гуськом пошли за ним.
— Дедушка! — раздался вдруг тихий оклик.
Это позвал не Сампэй, а озорной мальчишка, идущий следом. Лежавший навзничь на траве и тяжело дышавший старик приподнялся.
— О! Сколько вас!
Изумленные мальчишки пригнулись еще ниже и стали пятиться назад. Сампэю ничего не оставалось делать, как встать во весь рост.
— Дедушка! Что с вами? — спросил он.
— Ничего особенного! Стал слезать с лошади да подвернул ногу, — сказал старик, болезненно сморщившись. — Не сбегает ли кто-нибудь за уксусной примочкой?
Мальчики переглянулись и снова уставились на Сампэя.
— Пожалуй, я сбегаю, — согласился Сампэй.
— Прошу тебя, мальчик!
И Сампэй помчался домой. Он так торопился, что остальные еле поспевали за ним.
— Мама! Беда! — закричал Сампэй, влетая в прихожую. — На лугу лежит человек. Он вывихнул ногу. Просит принести уксусную примочку. Скорее! Он стонет и вот-вот умрет!
Мама подумала, что для такого случая подойдет и ихтиоловая мазь.
И Сампэй, поднимая пыль, помчался обратно на луг, за ним неслись все воины.
— Дедушка! Я принес.
— Хо-хо! Ихтиоловая мазь. И бумага, и бинт…
Дед снял сапог, намазал лодыжку черной ихтиоловой мазью, забинтовал ногу и закрыл глаза.
— Ну вот и полегчало. Спасибо тебе, — улыбнулся он.
Увидев улыбку на лице старика, Сампэй сказал вдруг:
— Как на лошади покататься хочется!
— На лошади? Хо-хо-хо! — рассмеялся старик.
Он очень любил лошадей. И ему нравились люди, которые любили ездить на лошадях. Такой уж у него был характер. Поэтому старику сразу же приглянулся мальчик, которому захотелось поскакать верхом на лошади.
— Это можно, — сказал он. — Но для начала просто поводи коня за узду.
Сампэй подошел к лошади, взял ее под уздцы и, радостно улыбаясь, стал ходить с ней по лугу. Мальчишки шли следом и, забегая вперед, просили:
— А теперь дай мне подержать! Дай мне!
Сампэй и его друзья водили коня по лугу, а старик, прищурившись, наблюдал за ними, лежа в траве. Один только вид лошади с детьми, казалось, унял боль в ушибленной ноге… Тут Сампэй подвел к нему коня и сказал:
— Дедушка, ваша лошадь очень смирная.
— Хо-хо-хо! — добродушно рассмеялся старик.
— Можно я покатаюсь на ней?
Старик опять засмеялся. Ему самому захотелось покатать этого мальчика на коне. Он попросил подвести коня поближе и, ухватившись за поводья, поднялся с земли. Затем закинул поводья на гриву коня, хотел было всунуть незабинтованную ногу в стремя, но застонал.
— Мда… Нога болит, — сказал он.
— Дедушка! Мы подсадим вас. Эй! Все сюда! — позвал Сампэй.
Мальчишки ухватились за ногу старика, стали подталкивать его, и наконец старик оказался в седле. Наклонившись к мальчикам, он сказал:
— Ну, садитесь! Прокачу.
Мальчишки переглянулись, но расступились, признав право Сампэя первым покататься на лошади.
— Хватайся за руку! — пригласил дед.
Сампэй ухватился за протянутую руку, друзья подсадили его, и он забрался на седло впереди старика.
И тогда Сампэй улыбнулся, а все невольно закричали:
— Бандзай! — и подняли руки кверху.
Размахивая палками, мальчишки носились вокруг лошади, на которой ехали старик и Сампэй. Они забегали вперед или отставали, перебрасываясь на ходу словами. А старик не спеша объехал луг и сказал:
— Ну, держись покрепче за седло! Сейчас прибавим ходу.
Прищелкнув языком, он дернул удила, и конь пошел легкой рысью.
— Как на бегах! — радостно зашумели мальчишки.
А конь, сделав круг по лугу, где лежали коровы, поскакал по мелководью реки, рассыпая водяные брызги. И в это время с дамбы послышался голос Дзэнты, старшего брата Сампэя:
— Эй, Сампэй-тян! Иди домой. Папа не разрешает кататься на лошади.
— Ну вот! — огорченно сказал Сампэй. Так радостно было мчаться на лошади.
Недовольный, он вернулся домой.
— Папа! А почему нельзя кататься на лошади?
Отец нахмурился, а мама, словно уточняя, спросила:
