— Убирайся вон! — закричали они. — Если госпожа увидит твои рубища, она и нас прогонит, Уходи, уходи, дрянной музыкантишка, и возвращайся только тогда, когда сделаешься банкиром или принцем.
— Уходить! — сказала Виолетта. — Нет ещё. Позвольте мне, красивые барышни, послужить вам. Я буду таким тихим и послушным, что вы не раскаетесь, что оставили меня.
Вместо всякого ответа одна из фрейлин встала. Это была высокая, сухая, худая, жёлтая и рябая девушка. Рукой она указала маленькому пастуху на дверь и позвала сторожа, который приблизился, насупив брови и потряхивая алебардой.
— Я пропала! — крикнула Виолетта. — Я никогда не увижу Перлино.
— Виолетта, — строго заметила белка, — золото испытывают на оселке, а друзей в несчастии.
— Это правда! — сказала дочь Чеко. — Навуходоносор! Спокойствие сердца дороже золота!
В ту же минуту пчёлка улетела, и вдруг на двор въехала — неизвестно откуда — красивая карета с рубиновыми дышлами и изумрудными колёсами. Четыре чёрные собачки с кулак величиною везли каретку, а четыре жука сидели верхом, словно жокеи, и правили этим крохотным экипажем. В карете, развалившись на голубых подушках, сидела молодая куличка в маленькой розовой шляпке и в таком длинном шёлковом платье, что оно падало на два колеса. В одной лапке у дамы был веер, а в другой флакон с духами и кружевной платок — с вышитым вензелем; рядом с ней, полузакрывшись широкими кружевами, сидел со скучным выражением в лице и с мертвенными глазами филин. Он был лыс и до того стар, что его клюв расходился, словно пара раскрытых ножниц. Повенчавшиеся супруги делали свои свадебные визиты. Это был брак по моде, брак, очень любимый Звонкой Монетой.
При виде этого чуда крик радости и восхищения раздался по всему замку. Тюремщик от удивления выронил из рук свою пику, а фрейлины бежали за каретой, которая неслась галопом, словно бы везли турецкого императора или самого чёрта Этот шум испугал Звонкую Монету (она всегда боялась, что её хотят уморить), и барыня в гневе выбежала на двор и хотела немедленно же выгнать вон своих фрейлин. Она платила за то, чтобы её уважали, и требовала за свои деньги уважения.
Но когда она увидала каретку, когда филин поклонился ей, кивнув клювом, а молодая куличка три раза махнула платком с самой восхитительной непринуждённостью, злость Звонкой Монеты исчезла, как дым.
— Мне нужно это! — крикнула барыня. — Что это стоит?
Голос маркизы испугал Виолетту, но любовь к Перлино придала ей храбрости, она отвечала, что, несмотря на её бедность, она любит свою игрушку более чем золото всего света и не продаст её даже за весь замок Звонкой Монеты.
— Экое дурацкое тщеславие у нищих! — шепнула барыня. — Одни только богачи имеют святое уважение к золоту и из-за червонца сделают, всё что угодно. Мне нужна эта карета, — сказала она угрожающим тоном. — Чего бы ни стоило, я приобрету её.
— Маркиза! — отвечала взволнованная Виолетта. — Я не хочу её продать — это правда, но я с радостью предложу её вашему сиятельству, если вы мне окажете одну услугу.
— Верно, будет дорога эта услуга, — подумала маркиза. — Ну говори, чего ты хочешь?
— Маркиза! — сказала дочь Чеко. — Говорят, что у вас есть музей, в котором собраны все редкости мира — покажите-ка мне музей. Если в нём есть что-нибудь чудесней моей каретки — она ваша!
Не сказав ни слова, Звонкая Монета только пожала плечами и повела Виолетту в большую галерею. Другой подобной галереи на свете не было. Маркиза показала Виолетте все свои богатства: звезду, упавшую с неба, ожерелье из лунного света, сплетённое в три ряда, чёрные лилии, зелёные розы, вечную любовь, негоревший огонь — словом, много всяких редкостей; она не показала только одной вещи, занимавшей Виолетту, — Перлино. Его в галерее не было.
Маркиза искала в глазах маленького пастуха знаков восхищения и удивления и была поражена, заметив его хладнокровие.
— Ну, все эти чудеса, конечно, не то, что твои четыре собачки. Карета моя! — сказала маркиза.
— Нет, — ответила Виолетта. — Всё ваше мёртвое, а моё всё живое. Ваши каменья и кремни, не могут сравниться с моим филином и куличкой, которые так живы, так натуральны, что кажется, будто сейчас только кто-нибудь их кинул на улицу. Искусство ничего не значит подле жизни.
— Только-то? — заметила маркиза, — Ну хорошо, я покажу тебе маленького человечка, сделанного из сахара и миндального теста, который поёт, как соловей, и рассуждает, как профессор.
— Перлино! — вскрикнула Виолетта.
— А, фрейлины уже говорили о нём! — заметила маркиза и посмотрела на маленького пастуха с подозрительностью. — Я раздумала, — прибавила она, — уходи отсюда, я не хочу твоих детских игрушек.
— Маркиза! — сказала Виолетта, дрожа от волнения. — Позвольте мне поговорить с этим чудом — Перлино и возьмите карету.
— Нет! Убирайся вон и бери с собой твоих дураков.
— Позвольте хоть посмотреть на Перлино!
— Нет, нет! — отвечала маркиза.
— Ну только позвольте хоть провести ночь у его дверей! — заплакала Виолетта. — Посмотрите, какой игрушки вы лишаетесь, — прибавила она, становясь на колено и отдавая карету Звонкой Монете. При виде игрушек маркиза поколебалась; потом улыбнулась, мгновенно отыскав средство обмануть Виолетту и иметь задаром игрушку, которую так хотела.
— По рукам! — сказала она, взяв карету. — Ты эту ночь будешь спать у дверей Перлино, ты даже его увидишь, но я запрещаю тебе говорить с ним.
В тот же вечер маркиза позвала Перлино с собой ужинать. Когда она его заставила вдоволь покушать и выпить, что было очень легко сделать с таким сговорчивым малым, она налила превосходного каприйского белого вина в великолепную чашу и, вынув из кармана хрустальный ящичек, она взяла оттуда красноватый порошок и кинула его в вино.
— Выпей, мой милый, — сказала она Перлино, — и передай мне твои качества!
Перлино, исполнявший всё, что ему приказывали, выпил вино залпом.
— Пуф, пуф!.. — крикнул он. — Это отвратительное питьё! Оно отзывается грязью и кровью. Это яд!
— Глупец! — сказала маркиза. — Это золотой напиток! Кто попробовал его раз, тот будет его пить всегда! Выпей-ка второй стакан, он тебе покажется лучше первого.
Маркиза была права. Только что Перлино выпил второй стакан, его одолела ужасная жажда. „Ещё, ещё, — кричал он, — ещё!“
Он не хотел вставать из-за стола и пошёл спать только тогда, когда маркиза дала ему большой рожок с чудесным порошком, который он бережно положил в карман, как лекарство ото всех зол.
Бедный Перлино! Он действительно попробовал яда, и яда ужаснее всех остальных. Кто пьёт золотой напиток, сердце того черствеет по мере количества этого напитка в желудке. В это время человек ни о ком не думает, никого не любит, ни отца, ни мать, ни жену, ни детей, ни друзей, ни отечества. Он заботятся только о себе. Он всё хочет пить и пить и хоть выпьет всё золото и всю кровь вселенной, он всё не утолит жажды, которую ничто в свете утолить не может.
Но что делала в это время Виолетта?
Время казалось ей таким же долгим, как бедняку, когда он сидит без куска хлеба. Только что ночь надела свои черную маску, чтобы открыть бал для звёзд, Виолетта побежала к дверям Перлино, вполне уверенная, что Перлино, увидев её, бросится к ней в объятия. Как билось её сердце, когда она услыхала его шаги! Какое было ей горе, когда бессовестный прошёл мимо неё и даже не взглянул!
Когда ключ щёлкнул два раза и дверь заперлась, Виолетта бросилась на лодстилку, которую дали ей из жалости, и стала горько плакать, закрывая рот руками, чтоб заглушить свои рыдания. Она не смела жаловаться, боясь, что её прогонят, но когда наступило время, когда у одних звёзд открыты глаза, Виолетта тихо постучала в двери и запела вполголоса:
Перлино! Слышишь ли?
Я пришла отворить
Двери душной темницы твоей!
Далеко от тебя невозможно мне жить,
Отвори, отвори поскорей!
Отвори: моё сердце страдает,
Холодеет, горит, изнывает:
По ночам от тоски,
А по дням от любви!
Сколько она ни пела, но в комнате ничто не шелохнулось. Перлино храпел, как супруг десять лет женатый, и думал только о своём золотом порошке. Часы проходили и не приносили никакой надежды. Как ни была тяжела и долга ночь, а с наступлением утра стало ещё тяжелей. Занялся день, и Звонкая Монета явилась.
— Ну, теперь ты доволен, хороший музыкант? — сказала маркиза со злой усмешкой. — За карету заплачено так, как ты хотел.
— Будь ты сама так довольна всю жизнь! — прошептала бедная Виолетта. — Я провела такую ночь, что её не забуду так скоро.
