— Да, — ответил Беппо, ничего не поняв.
Теперь у полицейского лопнуло терпение. Он вскочил со своего стула и грохнул кулаком по длинному и ужасно сложному формуляру, над которым до этого мучился.
— С меня хватит! — заорал он, покраснев, как рак. — Вон отсюда, пока я тебя не посадил за оскорбление полиции!
— Простите, — бормотал потрясенный Беппо, — я не хотел ничего плохого. Я хотел сказать…
— Вон! — вопил полицейский.
Беппо повернулся и вышел.
Потом он заходил в полицейские участки самых разных районов города. И везде разыгрывались сцены, только немного отличающиеся друг от друга. Его либо вышвыривали на улицу, либо любезно отправляли домой, либо утешали, чтобы отвязаться.
Но однажды Беппо попал на более высокого полицейского чиновника, у которого чувства юмора оказалось меньше, чем у его подчиненных. Он с неподвижным лицом выслушал злополучную историю, а потом холодно изрек:
— Этот старик сумасшедший. Надо установить, насколько он опасен для общества. А пока посадите его в камеру!
В камере Беппо полдня прождал, пока появились двое полицейских и препроводили его в машину. Они проехали с ним через весь город и остановились у большого белого здания с зарешеченными окнами. Но это была не тюрьма, как сперва подумал Беппо, а клиника для психически больных.
Здесь его тщательно обследовали. Профессор и его помощники обращались с ним ласково, не высмеивали Беппо и не ругались, более того, они, кажется, даже очень заинтересовались его историей и несколько раз просили ее повторить. Но поскольку они ни в чем не возражали, то у Беппо возникло ощущение, что ему не верят.
На этом вроде бы все должно было закончиться, но его по-прежнему не отпускали.
Каждый раз, когда он просил разрешения уйти, ему уклончиво отвечали:
— Потерпите еще чуточку. Мы должны полностью обследовать вас, а такие вещи требуют времени. Вы уж, пожалуйста, погостите у нас немного!
И Беппо, который полагал, что так нужно для поисков маленькой Момо, набирался терпения и ждал.
Ему выделили кровать в огромной палате, где находилось множество других пациентов. Однажды ночью он проснулся и в слабом свете ночника увидел, что возле него кто-то стоит. Сперва он заметил только красную точку горящей сигары, но потом различил круглую твердую шляпу и папку, которую держал под мышкой какой-то коротышка. Сообразив, что к нему явился один из серых господ, он почувствовал страшный холод, пронзивший его до самого сердца, и захотел позвать на помощь.
— Тихо! — сказал в темноте пепельно-серый голос. — Мне поручили сделать вам предложение. Слушайте меня и отвечайте только тогда, когда я попрошу! Теперь вы уже немного поняли, насколько велики наши возможности. И только от вас зависит, что вам еще придется испытать. Вы ни в малейшей степени не сумеете навредить нам тем, что каждому встречному станете рассказывать о нас, но нам это тем не менее неприятно. Конечно, вы правы: ваша маленькая подружка Момо действительно схвачена нами. Но даже не надейтесь, что кто-нибудь найдет ее у нас. Такого не случится никогда. И своими стараниями вы отнюдь не облегчаете положение бедного ребенка. За каждую вашу попытку ей приходится расплачиваться, мой дорогой. Хорошенько подумайте о своих поступках и разговорах на будущее!
Серый господин выпустил несколько колец дыма, удовлетворенно наблюдая за действием своего сообщения на старого Беппо. Ведь тот верил каждому слову.
— Чтобы не задерживаться, ведь мое время тоже дорого, — продолжил серый господин, — я предлагаю следующее: мы возвращаем вам девочку с тем условием, что вы больше не пророните ни звука о нас и нашей деятельности. Кроме того, мы требуем от вас, так сказать, в порядке выкупа, сумму в сто тысяч часов. Не беспокойтесь о том, как мы распорядимся полученным временем, это наша забота. Ваша задача — сэкономить его. Как — думайте сами. Если вы согласитесь, мы устроим так, что в ближайшие дни вы выйдете отсюда на свободу. Если нет, вы навсегда останетесь здесь, а Момо — у нас. Подумайте над этим. Столь великодушное предложение мы делаем только один раз. Итак?
Беппо дважды сглотнул слюну и еле выдавил:
— Согласен.
— Очень разумно, — удовлетворенно заключил серый господин. — Значит, помните: полное молчание и сто тысяч часов. Как только мы их получим, к вам вернется ваша маленькая Момо. Будьте здоровы, мой дорогой!
И с этим серый господин исчез из палаты. Дымное облако, которое осталось за ним, светилось в темноте обманчивым матовым светом.
С той ночи Беппо больше никому не передавал свою историю. И когда у него спрашивали, почему он раньше ее рассказывал, он печально пожимал плечами. Через несколько дней его отпустили.
Но домой он не пошел, а направился прямо во двор одного большого дома, где ему и его коллегам всегда выдавали уборочные инструменты. Он взял свою метлу, добрался с ней до назначенного места и начал подметать.
Но работал он совсем не так, как раньше: с каждым шагом — вдох и при каждом выдохе — чирк метлой. Нет, сейчас он подметал быстро и без всякой любви к делу. Он только набирал часы. С безжалостной ясностью он сознавал, что отрекся от своих глубоких убеждений, предал всю прежнюю жизнь. Это его невыносимо угнетало, а отвращение к подобной работе делало больным. Если бы происходящее касалось только его, он быстрее согласился бы умереть с голоду, чем так изменить себе. Но ведь речь шла о Момо, которую он должен был выкупить на свободу, а другого способа экономии времени он не знал.
Он подметал днем и ночью и даже не уходил домой, а просто садился на скамейку или на камень и ненадолго засыпал. Очнувшись, он снова брался за метлу и двигался дальше. Так же торопливо он проглатывал свою скудную пищу и сразу же снова брался за ненавистное дело. К амфитеатру он больше не возвращался.
Он подметал неделю за неделей, месяц за месяцем. Пришла осень, потом зима. Беппо все подметал.
Наступила весна, за ней лето, но Беппо почти не замечал смены времен года. Он все подметал и подметал, чтобы сэкономить сто тысяч часов выкупной суммы.
Горожане не обращали внимания на маленького старика, им всегда было некогда. А те немногие, которые замечали, с какой яростью он двигал метлой, будто от этого зависела его жизнь, недоуменно крутили пальцем возле виска. Для Беппо не было новостью, что его считали сумасшедшим, и он воспринимал такие вещи спокойно.
Только если его спрашивали, почему он так спешит, Беппо на мгновение прерывал работу, смотрел на интересующегося боязливыми, полными печали глазами и рукой закрывал себе рот.
Самой сложной задачей для серых господ оказалось переделать на свой лад детей — друзей Момо. После ее исчезновения дети время от времени продолжали собираться в старом амфитеатре.
Они изобретали все новые игры: пары старых подушек и коробок им вполне хватало, чтобы совершить увлекательное путешествие или построить дворцы и замки. Они легко меняли свои планы, могли подолгу рассказывать друг другу занимательные истории, короче, вели себя так, словно Момо была среди них. И удивительным образом казалось, будто Момо на самом деле с ними.
Кроме того, дети не сомневались, что Момо вернется, хотя об этом никогда не говорили, да и зачем? Молчаливая уверенность связывала их и объединяла. Момо принадлежала им и была их тайным центром, неважно, присутствовала она здесь или нет.
Противопоставить что-то коллективистскому духу детей серые господа никак не могли.
Но если им чего-то не удавалось сделать напрямую, они, как правило, искали обходные пути. И в данном случае таким обходным путем стали взрослые, которые этими детьми распоряжались.
Конечно, не все взрослые годились для подобной задачи, а только те, которые считали себя особенно ответственными за воспитание подрастающего поколения и всегда активно вмешивались в их жизнь, пытаясь переделать ребятишек на свой лад. И таких, к сожалению, было немало. К тому же, против детей начали использовать их собственное оружие, и серые господа этим умело воспользовались.
Некоторые люди внезапно вспомнили о детской демонстрации и содержании их плакатов.
— Нам нужно что-то предпринять, — говорили одни, — нельзя дальше допускать, чтобы дети гуляли сами по себе и пренебрегали нами. Родителей трудно упрекать в том, что современная жизнь с ее темпом не оставляет им времени для общения с детьми. Но руководство города обязано заботиться о них.
— Совершенно недопустимо, — вторили другие, — чтобы уличное движение нарушалось бездельничающими ребятишками. Постоянные дорожно-транспортные происшествия, случающиеся по их вине, обходятся нам все дороже, а лучше бы эти деньги потратить на что-то полезное.
— Дети без надзора, — объясняли третьи, — морально разлагаются и становятся хулиганами. Руководству города следует подумать о том, чтобы все дети оказались под присмотром. Надо создать такие учреждения, где они обучались бы полезному делу и воспитывались так, чтобы стать достойными членами общества.
