– Конечно. После укуса этой змейки ещё никто не выживал, – Архот вытащил из ножен зачарованный меч и, удовлетворённо крякнув, с оттяжкой взмахнул им перед глазами Номута. Змея зло сверкнула бриллиантовым глазом. Грациозно свернулась кольцами и зашипела. Толстяк рассеянно проводил меч взглядом и не шелохнулся.
– Почему же ты не догнал мальчишку? – спокойно спросил он, – Ведь у него твоя монета.
– Увы… – Архот развёл руки.
– Как? – Номут был поражён, – И монета? Как он мог избавиться от монеты?
– Вот она, монета, – Архот подбросил серебряный кружочек на руке и показал Номуту, – Я сам её забрал. Только вернулась она пустой. Без сердца…
Брови толстяка удивлённо поползли вверх.
– Такого ещё никогда не было, – оправдывался колдун, – Вероятно, он даже не думал о ней всё это время.
Архот ещё долго говорил, с жаром размахивая руками. Номут рассеянно кивал. Иногда поддакивал. Но уже не слушал. Он думал. Думал, что почему-то не часто везло его товарищу в последнее время. А с этими детишками – так и вообще ни разу.
“Пожалуй, единственная его удача – девчонка. Как её там… Сайка? Стрелка? Удивительная судьба. Все предпосылки к тому, чтобы стать величайшим за все времена Стражем… и погибнуть от банального укуса зачарованной змеи. На Стража, кстати, не очень похоже. Обычно они более живучи. Хотя, с чего бы вдруг Архоту врать? Да и не была она ещё Стражем.
Кстати, надо присмотреться к бедняге. Что-то уж больно он возбуждён. Не похоже, что он опечален потерей камня. Зачем он пришёл ко мне? За помощью? За защитой? Три раза “Ха”! Может, ему нужен союзник? Вряд ли, он всегда великолепно справлялся в одиночку”.
Номут осторожно скосил выпуклые глаза и бросил пробный камень:
– Жалко, что мальчишка ушёл. Он может помешать…
– Да ну, – махнул рукой Архот, – Я с ним справлюсь. Не сейчас, так позже.
Ему очень не хотелось признаться в своей неудаче. Но Номут заподозрил в этих словах что-то неладное:
– У него кристалл… – неопределённо протянул он.
– Ерунда! – раздражённо отмахнулся Архот, – Считай, что я его уже отобрал.
Номут насторожился. Теперь он был почти уверен, что Архот юлит: “Не такой он простак, чтобы отдать камень и ничего не получить взамен!” А в том, что в жилище Стража могут заваляться интересные вещички, Номут ни секунды не сомневался. Например, Венец Стражей. Много удивительного рассказывают об этом украшении. Поговаривают, что появляется оно словно бы ниоткуда. Во всяком случае, никто не знает, откуда у Стража-предводителя берётся этот веночек.
Что он сам выбирает, кому и когда служить. Что видеть его могут все, кроме того, чью голову он венчает. Правда, только искоса, боковым зрением. Если посмотреть на обладателя венца в упор, то украшения не увидишь. Подумаешь, что обознался. И руками Венец не нащупаешь. Не даётся он в руки. Поэтому и не верят в него люди.
Что он сильнее любой магии. Ну, как раз это-то Номут помнил не понаслышке. Толстяк хорошо знал силу винно-красного камня и золотых листочков украшения старой Ири… Конечно, у девчонки его ещё не было. Не доросла. Но ведь у старухи-то он был!
“Ири-Тао мертва. Девчонка тоже. Архот, похоже, всё-таки не врёт. Тогда кому достался Венец? Мальчишке? Но он не Страж. И никогда не станет им. Верховным Стражем всегда была женщина. Женщина, вставшая на Зачарованный Путь. А ведь Путь закрыт! И хорошо охраняется. И нужно быть полным идиотом, чтобы пойти против течения Реки. Или кто-то всё-таки вошёл?
Релина? Она может… она ещё не знает Приговора…
Не-ет! Она не готова. Да и Архот должен почувствовать. У неё его монета. А вдруг Венец сильнее? И Релина тоже смогла освободиться? Вряд ли. Не для того Релина билась за монету и кольцо, чтобы от них избавиться при первой возможности. А если всё-таки она? Что, если ей удалось соединить все три части? Ну и что? Кольцо-то всё равно обычное…” – Номут снова заложил руку за спину и пошевелил пальцами. Толстяк вдруг ясно осознал, что Архот напуган, – Он не выиграл этот бой. Да! Он проиграл! Он потерял камень и свою любимую игрушку – куклу. Волшебника, у которого они когда-то обманом отобрали сердце. Он не знает, у кого Венец Стражей. Значит, не знает, кто теперь Верховный Страж. Он упустил мальчишку. Он вообще впервые что-то упустил с тех пор, как стал Архотом. Он боится до смерти. Поэтому и пришёл. Он боится мести. А это значит, что есть, кому мстить!”
Н-да, похоже, договориться им сегодня не суждено. Пожалуй, кто-то выжил в этой битве. Архот потерпел поражение. И стал не интересен Номуту. Похоже, придётся всё делать самому.
Номут щурился на солнце. За время, проведённое безвылазно в замке, он успел отвыкнуть от света. Нет, он не страдал. Сегодня ему нравился яркий блеск. И даже те ощущения, которые испытывали его глаза, привыкшие к постоянному сумраку помпезных залов, теперь казались ему приятными. Медвяный аромат разнотравья, давно забытый и неожиданно снова наполнивший лёгкие, разбудил в нём что-то старое, ранимое, почти детское. Чуждый булькающий звук родился где-то внутри. Номут смеялся.
Толстяк толкнул калитку. И сделал шаг. Обычный шаг для обычного человека. И великий шаг для Номута. Он снова вступил на эту землю. На землю Ири-Тао. Впервые после того побоища, которое они здесь когда-то устроили с Архотом. Впервые после того, как едва спасли свои шкуры, удирая отсюда. Впервые после того, как узнали свой Приговор.
Толстяк засопел. Он до сих пор не мог простить Архоту того поражения. Конечно, если бы он, Номут, руководил битвой, они наверняка бы победили. Никто не ушёл бы живым из города. Но Архот тогда словно озверел.
“Да и было бы из-за чего! – толстяк мстительно хрюкнул себе под нос, – Из-за какой-то оборванной нищенки!”
Впрочем, Номут лукавил. Она была красива. Очень красива, эта маленькая хрупкая женщина. Почти девочка. С большим животом, который она так смешно поддерживала рукой, когда бежала. И, если бы не Архот, он, разумеется, взял бы её живой и заставил прислуживать себе.
Конечно, они могли прикончить её ещё в городе. Но им обоим доставляло особое удовольствие помучить её. Они гнали её как зверя. Обречённое, умирающее животное, избранное на заклание для весёлой барской потехи.
А потом у неё начались схватки. Стало по-настоящему весело. Она с криком упала на землю. Прямо здесь, за этой самой калиткой. А они стояли рядом, смотрели в её широко раскрытые глаза, полные ужаса и слёз, наслаждаясь полной её беспомощностью, и гоготали. Ждали, когда родится ребёнок. Девочка, как прочил Архот. Чтобы убить обеих…
Архот сорвал две соломинки, и Номут вытянул жребий. Ему тогда досталась мать. Архоту – дитя. Толстяк возликовал. У него появились свои виды на эту молодую женщину. Виды, о которых Архот даже не догадывался. Впрочем, может, даже и догадывался. Мнение Архота, как тогда, так и сейчас, мало интересовало Номута. Он был сильнее.
Но жребию этому в тот день не суждено было свершиться.
Она мучилась довольно долго и, родив дочку, затихла. Номут по-хозяйски поддел её под рёбра носком сапога и тут же наступил каблуком на пальцы руки. Раздался хруст. Номут уже тогда знал этот приём. Несильный, но очень болезненный удар, лишающий человека способности дышать. Чтобы вдохнуть воздух, жертва должна была прижать локти к животу, через боль подтянуться на сломанных фалангах…
Он ждал агонии и мольбы. Но красивое безжизненное тело медленно перевалилось на спину. Женщина была мертва. Толстяк почувствовал себя униженным и обделённым. В бешенстве он выхватил меч и начал кромсать труп. А Архот стоял рядом и заходился гомерическим хохотом.
А потом под матерью придавленно пискнул ребёнок. И словно ниоткуда возникла Она. Заступница. И был бой.
Злодеям и до того приходилось сражаться со Стражами. Поэтому они не особо испугались и дружно ринулись в драку. Но на этот раз перевес был явно не на их стороне. Когда они поняли, что перед ними сама Ири-Тао, решимости у них явно поубавилось. А когда на её темени полыхнул винно-красный камень, они бросились наутёк. С венцом Стражей шутки плохи. На его стороне само Время. Это знали оба. Не знала только Ири-Тао. Ну не дано Стражам чувствовать Венец. Не дано. Иначе не было бы злодеям пощады…
Номут поднял голову и сощурился на солнце. На душе было хорошо. Радостная картина явилась его взору. От дома не осталось ничего. Угли остыли и подёрнулись серым пеплом. Кисловатый запах пожарища привлёк двух ворон, которые, ссорясь и каркая, решили устроить кровавое пиршество на останках Ири-Тао. Но по бокам тела, словно молчаливая стража, сидели две кошки неопределённой масти. Кошки были торжественны и неподвижны, словно изваяния. Птицы не решались приблизиться к мёртвому Стражу.
Девочка-подросток лежала рядом, раскинув светлые волосы. Правая рука её почти касалась тела женщины, как будто пыталась защитить. Две крохотные капельки крови застыли на запястье. Там, куда вонзила ядовитые зубы зачарованная змея. Глаза были закрыты. В последние мгновения своей жизни она должна была испытывать неимоверные страдания. Лицо было обескровлено, искажено ядом, но всё равно дышало каким-то одухотворённым покоем.
