Дзёдзи Цубота - Дети на ветру

А старик не стал его слушать, схватил гэта и убежал.

Примчался он домой, ворота крепко запер, расстелил в саду большой платок, надел гэта и стал по платку ходить. Шаг сделает — упадет, другой сделает — шлепнется. Монеты так и сыплются на платок золотым дождем, а старик все меньше и меньше ростом делается. Но не заботит его это, ему бы денег побольше, — раз сто споткнулся и упал, а все мало ему кажется.

Тем временем Косукэ опомнился, побежал к дому богача, посмотреть, что он там делает.

Подбежал он к дому, а ворота заперты. Посмотрел Косукэ в щелку, видит: в саду гора золотых монет высится, а старика нигде не видно. «Не случилось ли чего?» — подумал он, выбил ворота и в сад вошел. Видит: в углу сада копошится какая-то козявка — то упадет, то встанет, то шлепнется, то поднимется.

Пригляделся Косукэ, а это старик Гондзо ростом с козявку стал.

Забрал Косукэ всю кучу монет и гэта волшебные, домой унес.

Вот ведь как бывает, когда одолевает жадность.

Давно это было.

Жил в одной деревне старик. Был он дровосеком, каждый день в горы ходил, лес рубил. Однажды повалил он много деревьев, устал и есть захотел. Сел на пенек, достал коробочку с завтраком, вытащил рисовый колобок, ко рту поднес, смотрит, а из травы заячьи уши торчат. Заяц на колобок уставился — глаз не спускает.

— А, и ты проголодался! — сказал дед и бросил зайцу колобок.

Покатился колобок и прямо в норку. А заяц за ним прыг — и был таков. И тут из норы послышалась песенка — кто-то тоненьким голоском пел:

Изумился старик и, когда песенка умолкла, взял да и кинул еще один колобок в норку. И опять раздалось:

«Вот чудеса!» — подумал старик и стал бросать в норку один колобок за другим, — все перекидал, ничего себе не оставил, очень ему хотелось услышать странную песенку из норки.

И на следующий день, когда старик присел на пенек поесть, он снова кинул колобок в норку, и опять послышалось:

Покидал старик все свои колобки в норку, а под конец и коробку из-под колобков туда же бросил. И опять тонкий голосок запел:

Стало деду любопытно: кто же там, в норке, поет? Дай, думает, загляну в нее. Только нагнулся к норке, а ноги поскользнулись, и старик съехал в норку. И сразу чей-то тонкий голосок пропел:

Огляделся старик, видит: стоит он в большой комнате, а кругом зайцы сидят и толкут деревянными пестиками рисовое тесто[61] в ступках, а сами хором поют:

Увидали зайцы старика, перестали толочь рис, перед стариком выстроились, а самый большой заяц поклонился и сказал:

— Угостил ты нас на славу. Спасибо тебе, дедушка, за колобки. Сегодня наша очередь. Толчем мы вареный рис для новогодних колобков. Располагайся, как дома, отдыхай.

И снова зайцы запели свою песенку:

А когда колобки поспели, поставили зайцы перед стариком огромное блюдо, а на нем громоздилась целая гора рисовых колобков.

— Ешь, дедушка, сколько душе твоей угодно, — сказали зайцы.

Отведал старик колобков, очень они ему понравились. Такие вкусные — язык проглотишь. Наелся старик до отвала, да еще и старухе домой принес.

Давно это было, но и теперь, если пойдешь в канун Нового года в горы, непременно услышишь, как зайцы в норе поют:

Они рис в ступках толкут и распевают эту песенку.

Вот ведь как бывает.

Давно-давно это было. У подножия горы Роккоуси, в стране Рикуттю, жил крестьянин по имени Сосукэ. Неподалеку от их деревни было озеро Микоиси с большою скалою на берегу. И водилось в этом озере много рыбы. Она прямо так и шла на крючок.

Отправился однажды Сосукэ на озеро ловить рыбу. Вышел из леса на берег, на небо взглянул и оторопел: из-за горы Роккоуси летела к озеру прекрасная дева. Медленно опускалась она к воде, и ветер тихо колыхал ее легкие одежды из белых перьев.

Спрятался Сосукэ за дерево и стал подсматривать за Небесной девой. Не укройся он за деревом, улетела бы дева прочь.

Покружилась Небесная дева над озером и, не увидев никого, спустилась к самой воде. Озеро было глубоким, вода прозрачной и чистой, и дева отражалась в нем, как в зеркале.

Опустилась она на скалу и еще раз оглядела озеро. Убедившись, что вблизи ни души, сбросила она свое прекрасное одеяние и вошла в воду: видно, захотелось ей искупаться — день-то был жаркий.

Вошла дева в озеро и стала бесшумно плавать: ни всплеска воды, ни шелеста волн о гальку не было слышно — так тихо она плавала.

Дева купалась, а чудный ее наряд лежал на скале, в двух шагах от Сосукэ. Никогда прежде не приходилось Сосукэ видеть такое платье. Выполз он на четвереньках из-за дерева, схватил его и в кусты утащил. И так оно было прекрасно, что не смог он выпустить это сокровище из своих рук. Сунул его в корзину, что висела у пояса, и домой побежал.

Вышла дева из воды, на скалу поднялась, смотрит: а платья-то нет. Испугалась она: без платья не вернуться ей на небо.

Но делать нечего. Нарвала она листьев магнолии, кое-как прикрылась ими и в деревню пошла. Заходит в крайний дом и спрашивает:

— Не знаете ли вы, где живет человек, что на озере сейчас был?

— Пройди вперед, увидишь три дома. Тот, что в середке стоит, — дом Сосукэ, — ответил старик.

Вошла Небесная дева в дом Сосукэ и говорит:

— Не ты ли взял мое платье со скалы? Отдай его мне. Не могу я вернуться на небо без платья.

Смутился Сосукэ, глаза опустил.

— Верно, нашел я платье на скале, но не знал я, что твое оно. Невиданной красоты было платье, вот и подумал: снесу его князю. Только что и отнес.

Неправду сказал Сосукэ, будто не знал он, чье платье, но так уж случилось: сорвались слова лжи с языка, обратно не вернешь.

Заплакала дева:

— Как же взлечу я на небо? — Потом слезы свои отерла и молвила: — Уступи мне немного земли. Залью я ее водой и посажу лотосы, а как зацветут они, надергаю нитей из стеблей, ткань сотку и платье сошью.

Стало Сосукэ жалко Небесную деву, но не мог он вернуть платье — ведь отнес его князю в подарок.

— Ладно, отдам тебе поле, сажай себе лотосы.

И не только отдал он ей поле, но и выстроил из бамбука хижину на берегу.

Поселилась Небесная дева в бамбуковой хижине у воды, посадила в пруду лотосы. Зацвели они вскоре. Надергала дева тонкие, как паутинки, нити из стеблей лотосов и затворилась в хижине: ткать принялась.

День-деньской стучал там станок и слышалась песня.

Но вот соткала Небесная дева прекрасную ткань, под названием «Белый лотос», принесла Сосукэ и говорит:

— Отдай это князю.

Отнес Сосукэ подарок князю, а тот изумился:

— Что за чудо! Где взял? Кто соткал?

— А соткала эту ткань одна дева, — ответил Сосукэ, а что за дева, откуда взялась, умолчал.

— Пусть дева скажет, что она хочет за свою ткань, я все исполню, — велел передать князь.

Вернулся Сосукэ домой, рассказал все Небесной деве, а та и говорит:

— Ничего я не хочу, одно только прошу: пусть князь возьмет меня в свой дом в услужение.

Согласился князь взять Небесную деву в услужение, и стала она жить в его доме. Однако заметили люди: работает-то она много, а в рот ничего не берет и молчит, как немая. Чудно это им показалось: не знали они, что дева-то не земная, а небесная.

Тем временем лето пришло, и стали люди вещи из амбаров вынимать да на солнце вывешивать. Вынесли из княжеских кладовых и небесное одеяние из перьев, что подарил Сосукэ князю. Увидела дева свое платье, схватила его, мигом на себя надела и ввысь поднялась. Поднялась она ввысь и полетела к горе Роккоуси.

Разинули люди рты, головы задрали, глядят, как летит по небу Небесная дева в дивном одеянии из белых перьев, а сделать ничего не могут. Так и улетела.