Она совершенно растерялась и остановилась. Что ей теперь делать? Она вопросительно посмотрела на Кассиопею.
«Ты их найдешь, беги дальше», — мелькнуло на панцире.
Ну, раз Кассиопея знала, что она отыщет похитителей времени, то безразлично, в каком направлении двигаться. Она просто побежала наобум, то направо, то налево, то прямо.
Вот она добралась до той части северной окраины города, где новые кварталы абсолютно одинаковых домов тянулись, как по линейке, до самого горизонта. Момо бежала все дальше и дальше, но поскольку все дома и улицы походили друг на друга, как две капли воды, у нее вскоре появилось ощущение, что она кружится на одном месте и никуда не продвигается.
Это был какой-то заколдованный лабиринт из стандартных предметов и строгих линий.
Момо совершенно растерялась и была близка к отчаянию, как вдруг увидела одинокого серого господина, заворачивающего за угол. Он хромал, штаны его были разорваны, шляпу и папку он потерял, только во рту дымился окурок серой сигары.
Момо добежала за ним до места, где в бесконечном ряду домов один отсутствовал. Вместо него стоял высокий забор из серых досок, окружающих, наверное, целый квартал. В заборе имелись немного приоткрытые ворота, и именно туда нырнул последний беглец из серых господ. Над воротами висел щит, и Момо задержалась, чтобы по слогам разобрать написанное:
«Внимание!
Чрезвычайно опасно для жизни!
Посторонним вход строжайше запрещен!»
Глава 21
Конец, с которым начинается нечто новое
Момо опоздала, читая надпись на щите: когда она проскользнула в ворота, последний серый господин уже исчез.
Перед ней громоздился строительный котлован глубиной в двадцать или даже тридцать метров. Вокруг стояли экскаваторы и другие машины. На наклонной рампе, которая вела до самого дна котлована, прямо на ходу застыли несколько грузовиков. Там и тут, неподвижно, в разных позах, замерли рабочие.
Но куда теперь? Момо не нашла ни одного входа, которым мог бы воспользоваться серый господин. Она взглянула на черепаху, но та, похоже, тоже ничего не знала. На ее панцире не появилось ни слова.
Момо сползла вниз, на дно котлована, и огляделась. И внезапно она увидела знакомое лицо. Перед ней стоял Николо-каменщик, который когда-то нарисовал на стене в ее комнатушке красивые цветы. Конечно, он тоже был совершенно неподвижен, как и все вокруг, но его поза была необычна. Приложив руку ко рту, он как будто кому-то что-то кричал, а другой показывал на огромную открытую трубу, торчавшую со дна прямо перед ним. Причем создавалось такое впечатление, что он смотрит прямо на Момо.
Момо, не долго раздумывая, приняла это за нужный знак и полезла в трубу. Едва очутившись внутри, она тут же соскользнула вниз, поскольку труба шла почти вертикально. Потом она начала причудливо извиваться, как на детских горках, и Момо со страшной скоростью полетела вниз. Она падала все глубже и глубже, ее переворачивало то головой, то ногами вперед. Но она не выпустила из рук ни черепаху, ни цветок. Чем дальше она спускалась, тем холоднее становилось.
В какое-то мгновение у нее промелькнула мысль о том, как она выберется отсюда, но мысль эта не успела созреть до конца, ибо труба неожиданно закончилась в каком-то подземном ходе.
Здесь уже не было кромешной тьмы. Здесь царствовал пепельно-серый полусвет, исходящий как бы из стен.
Момо поднялась и побежала вперед. Ее босые ноги не издавали ни звука, в отличие от ног серых господ, топот которых она опять слышала перед собой. И она пошла на звук шагов.
От основного коридора во все стороны ответвлялись боковые ходы, создавая сложный лабиринт переплетающихся туннелей, точно под всем строящимся кварталом тянулась подземная кровеносная система.
И тут она услышала гул голосов. Она пошла на этот звук и осторожно заглянула за угол.
Ее взору открылся огромный зал с бесконечно длинным столом по центру. По обоим краям стола сидели серые господа, и еще больше толпилось не уместившихся. И до чего же жалко выглядели последние похитители времени! Костюмы разорваны в клочья, на лицах ссадины и кровоподтеки, в глазах — страх и растерянность! Только сигары их продолжали коптить серым дымом.
На противоположном конце зала Момо увидела приоткрытые бронированные ворота. Здесь веяло ледяным холодом. Хотя Момо и понимала, что это не поможет, она присела на корточки и прикрыла голые ноги своей широкой юбкой.
— Мы должны, — услышала она голос серого господина, сидящего с торца длинного стола, как раз напротив бронированной двери, — всячески экономить наши запасы, ибо не известно, сколько нам еще придется жить на них. Мы должны себя ограничивать!
— Нас осталось совсем немного, — закричал другой, — запасов хватит на годы!
— Чем раньше мы начнем экономить, — невозмутимо продолжал оратор, — тем дольше продержимся. И вы догадываетесь, уважаемые господа, что я подразумеваю под необходимостью экономить. Вполне достаточно, если нынешнюю катастрофу переживут только некоторые из нас. Мы должны оценивать ситуацию трезво и по-деловому! Нас здесь слишком много, дорогие коллеги! Мы должны резко сократить нашу численность. Это суровая, но справедливая мера. Разрешите, господа, приступить к пересчету.
Собравшиеся пересчитались. Потом председатель вытащил из кармана монету и объяснил:
— Мы проведем жеребьевку. Решка означает, что господа с четными номерами остаются, а орел — исчезают.
Он подбросил монетку в воздух и поймал ее.
— Решка! — крикнул он. — Итак, господа с четными номерами остаются, а с нечетными должны испариться!
Глухой стон пронесся по рядам проигравших, но никто даже не попытался защититься.
Четные похитители времени забрали сигары у нечетных, и те сразу же растворились.
— А теперь, — сказал председатель в примолкший зал, — повторим эту процедуру снова, если позволите.
Такая же процедура повторилась в третий и даже в четвертый раз. Наконец, осталось всего шестеро серых господ. Они сели по трое, друг против друга, по разным краям бесконечного стола, и начали мерить визави ледяным взглядом.
Момо с ужасом наблюдала за происходящим. Она заметила, что с каждым уменьшением числа серых господ становилось теплее. По сравнению с прежним, холод уже вполне можно было терпеть.
— Шесть, — сообщил один из серых господ, — скверное число.
— Хватит, — скривился господин, сидевший по другую сторону стола, — нет смысла дальше сокращать нашу численность. Если нам шестерым не удастся сейчас выжить, то у троих это тоже не получится.
— Это как сказать, — пробормотал другой, — но, в случае необходимости, мы всегда сможем вернуться к этому вопросу. Позже, я имею в виду.
На какое-то время наступила тишина, потом высказался еще один:
— Как хорошо, что складские ворота в начале катастрофы оказались открытыми. В противном случае никакая сила в мире не сумела бы с ними сладить. Мы бы пропали.
— К сожалению, вы не совсем правы, любезнейший, — пробормотал его сосед. — Пока ворота открыты, температура на складе повышается. Цветы времени один за другим начнут оттаивать. Причем они знают, что тогда мы уже не сможем помешать им вернуться на старое место.
— Вы полагаете, — спросил третий, — что нашего холода теперь недостаточно, чтобы держать запасы сильно замороженными?
— Нас, увы, только шестеро, — ответил второй господин, — вы можете сами подсчитать, сколько мы способны произвести холода. Похоже, мы чересчур поспешно настолько сократили свою численность. Мы ничего от этого не выиграли.
— Нам требовалось решиться на одну из двух имеющихся возможностей! — воскликнул первый господин. — И мы выбрали именно такой вариант.
Снова воцарилась тишина.
— Так мы можем сидеть здесь годами и охранять друг друга, ничего не предпринимая, — наконец высказался один из них. — Должен заметить, что создалась какая-то безнадежная ситуация.
Момо думала. Больше ждать не имело смысла. Если бы серые господа исчезли совсем, то цветы времени сами по себе оттаяли бы. Но пока серые господа существуют. И они останутся навсегда, если она ничего не предпримет. Но что она могла сделать, если ворота на склад были открыты, и серые господа могли обеспечиваться энергией сколько угодно?
Тут Кассиопея зашевелила ножками, и Момо посмотрела на нее.
«Ты закроешь ворота», — гласила надпись на ее панцире.
— Это невозможно, — прошептала Момо, — их ведь не столкнешь с места!
«Коснешься цветком», — последовал ответ.
— Я смогу их сдвинуть, если дотронусь до них цветком?
«Ты это сделаешь», — засветились буквы на панцире.
Если Кассиопея знала это наперед, то так и должно случиться. Момо осторожно поставила черепаху на пол и засунула цветок времени, который, кстати, уже заметно завял, сохранив не так много лепестков, себе под куртку.
