Дональд был очарован красотой девушки и взял ее в жены, и зажили они счастливо и безмятежно.
— Смотри только никому не рассказывай, что я прилетела к тебе белым мотыльком, — говорила ему жена. — И не зажигай в доме никакого огня, кроме очага, Дональд. А пуще всего бойся огня лампы, который превратил меня в женщину. Он притянет меня к себе, и я погибну.
Дональд послушался ее слов. Он никому не сказал о том, как явилась она к нему. Каждый вечер они сидели при свете очага, а лампа так и стояла незажженная у окна.
А по соседству с ними жила вдова с дочкой. И дочка мечтала стать женой рыбака. Узнав, что он женился, стала она часто приходить по вечерам к его домику. Со злостью смотрела она, как счастливая парочка сидит у очага, и завидовала красе молодой жены. Возненавидела она бедную женщину за то, что та отняла у нее рыбака, и все думала, как бы занять ее место.
Однажды вечером подошла она к дому рыбака и увидела, что Дональд хотел зажечь лампу у окна, но жена остановила его, и злая девушка услышала, как она говорила ему, что огонек лампы убьет ее. Побежала дочка вдовы домой и стала ломать голову, что бы это могло значить. Тут-то она и задумала отомстить: она ведь смекнула, что сумеет сделать это, стоит ей только войти в дом рыбака.
На следующий вечер отправилась она к дому соседа. Темнело, а Дональд еще не вернулся с моря. Она тихонько постучала в дверь и, когда молодая хозяйка открыла ей, притворилась больной.
Жена рыбака усадила ее на кухне и пошла принести ей воды. Но едва она вышла, дочка вдовы схватила уголек из очага и зажгла лампу. Потом поставила ее на стол, чтобы свет падал на порог. Как только жена рыбака вошла в комнату, чашка выпала из ее рук. Напрасно прикрывала она глаза от света и отворачивалась — огонек притягивал ее. Медленно приблизилась она к лампе, протянула руки и коснулась пламени. И сразу огонек померк, а потом и вовсе погас. Дочка вдовы вскрикнула от испуга: жена рыбака повалилась на стол. Тело ее начало сжиматься, пока не стало совсем крошечным, и, наконец, превратилась она в белого мотылька.
В этот момент рыбак Дональд открыл дверь. Порыв ветра подхватил мотылька, и не успела дверь захлопнуться, как мотылек упорхнул в ночную тьму. Увидев, что жены нет дома, Дональд спросил соседку, где она, и та рассказала, что случилось. Дональд оттолкнул ее, выбежал на улицу и стал звать свою жену.
С тех пор никто не видел Дональда-рыбака. А утром под зеленым кустом шиповника нашли мертвого белого мотылька со сломанными крылышками.
Страх, зависть и любовь являются без спроса.
КОРОЛЬ ПТИЦ
Ирландская сказка
Мы ведь знаем, что крапивник подлая птица, — хуже, много хуже даже летучей мыши, — что он просто отъявленный обманщик, а потому и нечего удивляться, что мы охотимся за ним и ловим его.
Несмотря на то что величиной он всего с ваш палец, крапивник считается королем птиц — титул, который он получил с помощью низкой хитрости.
В дни великого Кольма Килла, святого и пророка, птицы со всего света слетелись, чтобы выбрать себе короля. Но так как каждый метил на этот высокий пост, птицы не смогли прийти к согласию, и очень скоро между ними разгорелась настоящая война — кровавая битва, которая в течение трех лет бушевала во всех лесах света.
Наконец старая мудрая ворона предложила всем предоставить выбор святому Кольму Киллу.
Все согласились, и вот со всех концов земли слетелась тьма-тьмущая птиц, так что от них даже почернело небо над Донеголом, где жил этот святой.
Святой вышел к ним из своей маленькой хижины и спросил, чего они хотят. Птицы ему все рассказали и обещали подчиниться его решению.
Тогда Кольм приказал им спуститься и рассесться на земле. И они опустились и покрыли все холмы, и долины, и ручьи, и даже озера, — ведь их была тьма-тьмущая. И, обращаясь к ним, святой молвил:
— Самая лучшая и самая сильная птица та из вас, которая сможет взлететь выше всех. Она и должна считаться королем птиц!
Все согласились, что такое решение будет мудрым и справедливым. А затем святой сказал, что подаст им знак, когда взлететь, и та птица, которая поднимется выше всех, по возвращении станет всегда величаться Королем Птиц.
Как только святой подал знак, все птицы взвились вверх, и люди, которые наблюдали их, увидели, как сначала одна из птиц устала и упала вниз; затем другая, бедняжка, устала и упала вниз; потом третья устала и упала вниз, и так все, одна за другой, уставали и падали вниз, пока наконец не осталась одна-единственная птица, которая все еще парила в вышине.
Это был орел.
Но орлу, из тщеславия, показалось мало подняться лишь чуть-чуть выше остальных птиц, чтобы опуститься на землю королем. В своем тщеславии он продолжал взмывать все выше и выше, пока наконец не мог уж подняться еще хоть на дюйм и не в силах был еще хоть раз взмахнуть крыльями.
И когда он замер в воздухе, гордый своим полетом и уверенный, что на землю он опустится Королем Птиц, с его спины вдруг взлетел маленький крапивник, — он все время сидел там, — поднялся вверх еще на один фут, а затем опустился на землю Королем Птиц!
Святому пришлось сдержать свое слово и пожаловать королевский титул этому жалкому негодяю. Но он был так разгневан на него за эту низкую хитрость, что наложил на него проклятье никогда впредь не взлетать над землей выше, чем он поднялся в тот день над орлиным крылом.
И с того самого дня по сию пору мы можем сами видеть, как крапивник перелетает с куста на куст, с одной изгороди на другую, никогда не взлетая над землей выше нашего колена, — это прибивает его к земле тяжесть святого проклятия.
В старину говорили:
Часто за наш язык мы расплачиваемся разбитым носом.
СЕРЕБРЯНАЯ ВОЛЫНКА
Шотландская сказка
Выходило так, что не все сыновья знаменитого Маккримона из Данвегана были наделены волшебным даром игры на волынке: у третьего сына, худенького невысокого юноши, к великому огорчению отца, с музыкой не ладилось, сколько он ни старался. Старшие братья играли уже почти так же хорошо, как отец, но стоило только младшему брату взять в руки волынку, и всем начинало казаться, что это медник гремит кастрюлями за забором.
У младшего Маккримона были хорошие руки и чуткие пальцы, и он любил музыку. Но, видно, уделом его было только слушать прекрасные мелодии, которые наигрывали на своих волынках его братья.
Часто младший Маккримон уходил на пустынный вересковый луг и подолгу упражнялся на старой, почерневшей волынке, но уменья у него от этого не прибавлялось. Пальцы его словно деревенели, когда касались волынки, и звуки вылетали робкие и жалкие.
Однажды юный Маккримон дошел до такого отчаяния, что хотел уже забросить свою волынку в глубокое темное озерцо, все усыпанное цветущими водяными лилиями, как вдруг из-под темного свода высокой скалы выступила дева. Странными показались юноше ее золотые светящиеся волосы, и склоненная маленькая головка, и ее легкий шаг — она словно летела по воздуху. Ему стало даже чуточку страшно. Да и одета была дева в необычный наряд — зеленый-зеленый, как первые листочки на рябине, из которых, говорят, делают феи краску для своей одежды.
— Ты что-то играл на этой маленькой черной волынке, — сказала дева. — Сыграй-ка мне эту мелодию еще раз, юноша.
Младший Маккримон стал говорить о своей бесталанности, но она настояла на своем. Когда Маккримон кончил играть, дева улыбнулась.
— Чего бы тебе хотелось больше всего на свете? — спросила она.
— Играть на волынке так, как играет мой отец, — не задумываясь ответил юноша.
— Даже если это навлечет на тебя несчастья? — спросила дева.
— Даже если мне придется пожертвовать ради этого жизнью, — твердо ответил юноша.
— Тогда возьми вот это, — сказала дева и вынула из складок своего зеленого одеяния маленькую серебряную волынку.
Дрожащими руками принял юноша дар. Такая прекрасная волынка ему и во сне не снилась.
