— Ладно. Вот доберемся до Сказочницы — и попросишь все, что пожелаешь!
— Скорее бы уже! Тебе больше повезло. Тебя Воробышек к Сказочнице принес. Раз — и там! Вот если бы мне туда кто-то перенес. Какая-нибудь большая птица! Или если бы я сама могла летать, как ты!
— А ты что, не можешь? — флегматично спросило Перышко.
— Конечно нет! Людям летать не дано. У нас же крыльев нет.
— Есть. Только невидимые. А раньше видимые были. Это когда люди с Ангелами летали.
— Люди летали с Ангелами? Это сказка такая, да? Перышко, миленькое, расскажи!
— Да пожалуйста! Это и правда очень красивая легенда. Я думало, ты знаешь.
Сказка двадцатая
ЛЮДИ-ПТИЦЫ
асскажу я вам, ребятушки, старую сказку. Я ее еще от своей бабушки слышала, а она — от своей. Видно, сказка из такой глубины веков к нам пришла, что сейчас и не вспомнишь…
Слыхали вы когда-нибудь, что в древние времена все люди были птицами? Да-да, и вы тоже! Кто сказал «от обезьяны»? Ну про это сказки пусть вам дедушка Дарвин рассказывает, мне это неведомо, я уж про птиц…
Так вот: были мы, стало быть, птицами… Тогда у нас были крылья, и могли мы и за дальние моря летать, и к солнцу подниматься. Слышали, говорят: «Человек рожден для счастья, как птица для полета?» Вот, это древняя память в нас живет, в словах проявляется…
Хорошо тогда было жить, привольно! Захотел есть — опустился на землю, зернышек поклевал, водицы родниковой испил — и довольно тебе, можно снова в полет. Захотел с Ангелами поговорить — взмыл свечой в небо, поднялся над облаками — а там легко и солнечно, и душа поет! Ангельский язык все знали, потому как люди-птицы с Ангелами были в прямом родстве.
Да и жили мы тогда между землей и небом — на деревьях гнезда вили. И птенцы наши между землей и небом вырастали. Когда приходило время, родители учили детишек сначала не ходить, а летать — как говорится, на крыло ставили. «Родительское гнездо» — слышали такое? Опять же — не забыли люди…
Память, она такая — то, что в голове, быстро стирается-забывается, а то, что в крови — нет-нет да и вылезет. «Лебединая верность», «соловьем заливается», «галдят, как птичий базар», «мудрый, как филин» — все оттуда, из тех времен.
Господь создал людей-птиц так, что не были они ни к чему привязаны, всего им на земле хватало, везде они себе и кров, и пишу находили. Холодно стало — так в стаю, и в теплые края, на зимовку. Тесно стало — так крылья границ не знают, лети, куда глаза глядят, мир большой! Все птицы разные, да равные, ни зависти между ними нет, ни соперничества.
И вот однажды случилась такая история: появилась среди них чужая птица. Откуда она взялась — то мне неведомо, но по всему — прилетела из другой сказки, а то и из другого мира. Потому что была она черной — и оперением, и мыслями, и душой. Доселе таких на земле не водилось. Пролетела Черная Птица над землей, роняя перья. Где она черное перо обронит, там раздоры сеет, или сомнения, или злоба черная прорастает. Никто тогда не знал, что завали эту птицу Зависть. Да и откуда им знать, если доселе никакой зависти на Земле не водилось? А уж тем более что черные перья зависти надо немедленно выпалывать и сжигать, пока не проросли? Да, ребятушки, никто не знал и не ведал… И приключилось страшное дело!
Вдруг люди-птицы стали задумываться: у кого гнездо выше, а у кого ниже, кому вода из родника досталась, а кому из речки, у кого птенцы раньше из гнезда вылетели, у кого позже. Сравнивать стали, стремиться соседей обойти.
Тут кто-то придумал запасы делать — стал в гнездо еду впрок таскать. Раньше-то ведь как? Поел сколько надо — и лети себе налегке, надо будет — еще поешь. А тут Черная Зависть внушила многим, что все когда-нибудь кончается, а потом наступают черные времена. И если впрок не отложить, то придет время — и спохватишься, ан запаса-то и нет! Ну, стали на черный день про запас откладывать, а запас на самом деле и карман тянет, и гнездо — вот уж чье-то под тяжестью и рухнуло на землю, потом еще одно и еще. Тогда птицы придумали гнезда на земле устраивать — ниже ее не упадешь, земля всех держит. Да и зернышек-ягодок еще больше можно запасти…
Тут какой-то сороке надо было по делам отлететь. А она рябины в гнездо много натаскала. Оставлять жалко: а вдруг какой завистник повытаскает? Ну сорока нанизала рябину на тонкий прутик, как сумела, да на шею себе и повесила.
Вот летит она — а лететь тяжело, ожерелье к земле тянет, крылья устают, приходится то и дело садиться отдыхать. А Птица-Зависть уже тут как тут: одну в сердце клюнула, другую… Стали все чаше и другие запасы при себе носить, кто на шею повесит, кто на голову. Постепенно и взлетать уже не могли — стали все чаше по земле передвигаться. Зато стали себя украшать бусами и ожерельями, и чем тяжелее, тем лучше: все видят, богатая, стало быть, птица…
Ну, по земле ходить — оно, конечно, ноги развивает, зато крыльям нагрузки нет, они и стали потихоньку высыхать и в размерах уменьшаться, за ненадобностью. Скоро в руки превратились, потому что ими удобно запасы на ниточки нанизывать. Ну и пошло-поехало… Первое время еще в небо поднимались, полетать в синеве, а потом недосуг стало — богатства надо копить, гнездо охранять, конкурентов устранять.
Кстати, так первые хищные птицы появились. Ведь Черная Зависть — она такая: начинаешь думать, что если ты не заклюешь, то тебя заклюют. Вот и начались распри — у кого клюв больше, тот и победил. А мелкие птицы научились мелкие пакости делать — надо же им было как-то выживать? Исподтишка да хитростью — глядишь, и крупных птиц обошли, урвали свой кусочек счастья, свое место под солнцем. Только вот счастье — оно ведь сильное, когда большое, когда целое. Тогда его на всех хватает! А если его по кусочкам растащить — какое ж это счастье? Так, огрызок…
Да, сильно изменились люди-птицы… Теперь птенцы прямо из гнезда — да на землю, иных родители уже и летать не учили. Потому что сами стали забывать, каково это — парить в свободном полете. Да и когда им в небеса-то стремиться было? Если надо все время земные проблемы решать, за территорию биться… Это ведь раньше где птица села — там и хорошо. А от Черной Зависти стало все время казаться, что соседу — лучше. Это тогда появилась поговорка: «Всякий кулик свое болото хвалит». До этого каждое болото мило сердцу было, никто местом не кичился, богатством не хвастался… Вот ведь что с крылатыми людьми Черная Зависть наделала!
Когда равенства меж птицами не стало, появились новые выражения: «важная птица», «птица высокого полета», «не накаркай беду». А беды все чаше случались, потому как люди-птицы все запасались «на черный день». А если его все ждут, этот самый «черный день», он обязательно придет рано или поздно! Так уж черные перья Зависти прорастают.
Прежде все люди-птицы друг друга уважали, потому как у каждой было свое Предназначение, и все были нужны. Люди-дятлы — санитары леса, люди-голуби — курьеры, люди-альбатросы — морские смотрители, люди-орлы — руководители хорошие, люди-сороки — распространители новостей, люди-ласточки — предсказатели погоды, люди-фламинго — просто для красоты, глаз радовать. Все знали, что матери лучше курицы-наседки в мире не сыскать! За советом к ним ходили, как яйца правильно насиживать, как птенцов обучать. А тут запрезирали куриц, стали говорить, дескать, «курица не птица». Черные перья посеяли обиду и неравенство.
Вот и получилось, что люди-птицы постепенно потеряли крылья, перестали стремиться в небо, стали, как говорится, «приземленными». Стали просто людьми. Ну, что ж поделать — жить всем хочется! Стали землю обживать. Только теперь ее всем как-то не хватало, и корма тоже маловато стало, вот и начались на земле войны. Ведь если черные перья Зависти вовремя не выполоть, рано или поздно они засеют весь мир, прорастут злом и смертью.
Тем же, кто сумел противостоять Черной Птице Зависти и не впустил ее в свое сердце, пришлось несладко. У них остались крылья, но им теперь все завидовали, поэтому начались на них гонения со стороны бескрылого большинства. Пришлось им прятаться, скрываться или делать вил, что они как все — на земле живут, по земле ходят, к небесам не стремятся.
