– Я умею поднимать шлагбаум, – с гордостью сообщил парень.
– А драться ты умеешь?
– Да! Конечно… наверно… а что это такое?
– Понятно, – усмехнулся юноша.
– Понятно? – забеспокоился парень, – А мне ещё нет…
– Слушай, – не выдержал Рене, – Ты что, придуриваешься? Или у вас тут все такие?
– Все люди разные! – с готовностью сообщил пограничник.
– Кто тебе это сказал? – фыркнул Рене.
– Иверт! – в глазах пограничника отразилось всё: и робость, и гордость, и священный трепет новобранца, которому доверили почистить сапог генерала.
– Ясно. Сдаётся, что придётся мне серьёзно потолковать с вашим Ивертом.
– Конечно, конечно, – поддержал парень, – Непременно поговори. Ты узнаешь, насколько он велик.
– Ладно, пойдём, – Рене забросил меч на спину, – Покажешь, где тут ваш Иверт ошивается.
– Он не наш, – искренне обиделся парень, послушно семеня за юношей, – И он не ошивается. Не говори так людям. Им станет грустно. Мы все любим Иверта.
– Что, так прямо все и любите?
– Конечно.
– За что же вы его любите?
– Разве можно любить за что-то? – укоризненно глядя на Рене, вопросом на вопрос ответил парень.
Рене пожал плечами. Самое удивительное было в том, что парень прав. Вот только оставалось впечатление, что правда эта не его. Чужая правда. И мысли не его. Как будто взяли человека, отобрали у него что-то… что-то важное. И не стало человека!
Они приближались к небольшому селению. Парень без устали лил в уши Рене рафинированную карамель про Великого Иверта, а Рене всё думал, что же такого необычного в этом ненормальном пограничнике. Получалась странная вещь. Он был кристально честен, простодушен как ребёнок и искренен как оракул, которому хорошо заплатили. В этом парне не было ни капли злобы, ярости, ненависти, подлости. Всех тех чувств, к которым Рене был так нетерпим, которые считал плохими. Ещё вчера юноша обрадовался, если бы ему сказали, что такой человек предложит ему свою дружбу. А сегодня?
А сегодня Рене встретил такого человека. И решил не радоваться…
Юноша вспомнил слова, которые часто повторял учитель: “Всему хорошему во мне я обязан плохому”. Пожалуй, старик был прав. Интересно, а понимал ли он, насколько прав?
Рене остановился. Перехватило дыхание. Люди! Всей деревней! Спиной к нему! Они стояли на дороге и махали руками. Рене медленно повернул голову и бросил удивлённый взгляд в сторону парня. Тот молча стоял рядом и был совершенно спокоен. Представление длилось долго. Увлечённые своим занятием, жители не замечали путников. Наконец, умаявшись и вдоволь намахавшись, люди обратили на них внимание.
И тут вдруг руками замахал пограничник.
– Счастья и радости, люди! – завопил он.
– Слава Иверту! – эхом отозвалась толпа.
– Не-ет! – простонал Рене.
– Я привёл Героя, – кричал парень, – Это Великий Воин! Я видел его меч! Он даже дал мне его потрогать!
Юноша на всякий случай положил пальцы на неприметный шнурок, болтающийся около лямки. Но на этот раз всё обошлось. Из толпы вышел высокий мужчина.
– Ты тоже другой? Да? – поинтересовался он.
– Я не другой, – стиснул зубы Рене, – Я – нормальный.
– Другой… другой, – радостно зашелестела толпа, – Они все так говорят…
– Счастья тебе, Другой Великий Воин, – мужчина воздел руки к небу, – Пусть оружие твоё будет острым для врагов, руки быстрыми для друзей, а глаза всегда будут видеть Правду. Во имя Иверта! Оставайся с нами! Мы приготовим для тебя еду и ночлег.
Вперёд вышла маленькая девочка лет восьми.
– А хочешь, я стану твоей невестой, прямо сейчас? – наивно спросила она, – Твои дни будут короткими, а ночи длинными…
– И я… и я, – робко вразнобой донеслось из толпы.
Рене почувствовал, как на голове шевелятся волосы. В груди поднялось что-то злое, нехорошее…
– Вот тебе жених, – он выпихнул глупо улыбающегося пограничника перед собой, – Такой же придурок, как ты. А у меня дела, я ухожу. Извини.
– Здравствуй, жених, – покорно донеслось сзади, – Счастья и радости тебе… твои дни будут короткими, а ночи…
На пятый день Рене подошёл к столице.
Странный город. Обычно города строят на холмах. А этот расположен в огромной яме. Как будто вывернутый наизнанку муравейник. Чем ближе к центру – тем глубже. В других городах на окраине всегда селилась беднота. В этом городе нет лачуг. Почти одинаковые домики. Что на окраине, что внутри. Как будто нет в этой стране бедных, нет богатых. Да и домиков немного. Около домиков, как муравьи, копошатся люди. Завидев Рене, они бросают работу и следуют за ним на почтительном расстоянии. Когда юноша подошёл к центру города, его сопровождала внушительная процессия.
Дворец правителя был виден издалека. Огромный, в полгорода. Больше похожий на храм, чем на дворец. Ворота настежь. Охраны нет. Странные, однако, привычки у правителя. Во дворце тепло. Даже жарко. Всюду открытый огонь. Факелы, лампады, курильницы, жаровни.
Рене прошёл через анфиладу комнат и очутился в большом круглом зале. В центре потолка – большое круглое отверстие, через которое видно небо. Инкрустированный каменный пол. По периметру, вдоль белых колонн, ряд золотых светилен. В каждой светильне пляшет язычок ароматного огня.
Вдоль светилен медленно ходит старый монах в длиннополом плаще с капюшоном. В руках – лейка с длинным тонким носиком. Для масла. Единственный человек в этом огромном дворце.
– Ну, здравствуй, Чиару из Сара! – старец обернулся и выпрямился.
Сразу куда-то исчезла дряхлость. Он оказался высоким и статным.
– Ты???
– Я… почти год не виделись, – виновато развёл руками собеседник.
– Больше, – машинально заметил Рене.
– Ай-ай-яй, – зацокал монах, – Как летит время… вырос-то как, возмужал. Окреп. Настоящий Герой!
Рене вдруг вспомнил слова учителя и нащупал в кармане бубенчик. Не полегчало. В его голове метались мысли. Бились, ища выхода. И не находили. Юноша растерялся. Этого не могло быть. Седой старик, которого сарская малышня в приюте за глаза прозвала монахом. Который рассказывал Рене историю его страны и ласково хлопал по спине. Единственный, кто в том жестоком приютском мире вызывал чувство привязанности, почти дружбы. Тот, кто научил его читать… это… оказывается…
– Иверт!
Рене вздрогнул, услышав за спиной вопль. Молодой пограничник влетел в зал. Попытался пасть на колени, но по инерции распластался на полу, гулко ударился лбом о камень и так и подъехал к монаху, на животе…
– Иверт, это Великий Воин, – заверещал он, ещё не успев остановиться, – Это – Другой Великий Воин. У него могучий меч. Он разрушил мою границу. Я привёл его к тебе. Иверт! Сделай меня главным пограничником! Иверт! Я… это я привёл его! Сделай меня главным пограничником, Иверт!
– Встань! Как звать тебя?
Пограничник встал.
– Тэрид…
– Завтра отправляйся назад, Тэрид. Ни о чём не беспокойся. Я знаю этого юношу. Построй свою границу заново и верно служи людям. Построй её немножко подальше.
– Как? Великий Иверт, Ты отсылаешь меня ещё дальше от себя?
– Нет, Тэрид. Ещё дальше от себя я отсылаю границу. Ты же сам сказал, что к нам пришёл Великий Воин. Значит, нас станет больше. Великие Воины так глупы. А раз нас станет больше, то и земли нам понадобится больше! Старайся. Счастья и радости тебе!
Глаза парня озарились ужасом и растерянностью.
– Иверт… я привёл… я… главный пограничник, Иверт… – невнятно бормотал он.
– Главным пограничником станут другие. Более достойные. Радуйся за них. Иди…
Понурившись, парень побрёл прочь. Рене проводил его взглядом. В груди всё вскипело.
– Иверт, освободи людей! – воскликнул он, выхватывая меч.
– Рене, – укоризненно покачал головой Иверт, – Я никого не брал в плен, чтобы освобождать.
– А эти люди? Отпусти их!
– Рене, я их не держу! – Иверт развёл руки, – Не веришь? Пойдём, я покажу тебе.
Колдун обошёл Рене и встал в центре зала. Юноша приблизился и встал рядом. Пол вздрогнул, центр зала начал опускаться. Этажом ниже показался коридор, ведущий в заднюю часть замка. Развернувшись, Иверт вошёл в проход.
Коридор вывел их на большую арену под открытым небом. По кругу вдоль арены располагались трибуны. Бесконечные ряды скамеек уходили высоко вверх. Зрителей не было. Трибуны были пусты. В центре арены Рене заметил огонь. Маленький трепетный язычок. Он горел прямо в воздухе, на уровне груди. Пламя не было ярким и не казалось горячим. Оно не ослепляло. Более того, оно было почти незаметным. Даже находясь рядом с ним, Рене не чувствовал жара. Такое пламя даёт тонкая плёнка горящего спирта.
