— Пошли отсюда!
— Куда?
— Будем качаться на качелях-паутинках!
— А как же все? — удивилась Гюльчичек. — Ведь все ещё работают.
— Ну и пускай работают, а мы пойдём!
— Нет, так нельзя, Кузнечик! Мы вместе пришли сюда, вместе и уйдём.
— Да я уже устал ждать, когда они закончат!
— Устал — ляг отдохни.
— Я и лежать устал.
— Тогда займись каким-нибудь делом!
— Не хочу! — топнул ножкой Кузнечик. — Ничего не хочу делать!
— Тогда давай споём! — предложила Гюльчичек. — Тебе сразу захочется работать.
— Какая хитрая! — покачал головой Кузнечик. — Петь-то я люблю, а вот работать — нет.
— Так, может, тебе и не захочется работать. Давай просто споём.
— А что мы будем петь?
— Знаешь, давай сами придумаем песню — про дошколят!
— Давай!
Кузнечик тут же присмирел и задумался. Он качал головой, бубнил что-то себе под нос, смотрел на небо, в землю, отбивал такт ногой, то хмурился, то улыбался.
— Нет, никак не получается… — вздохнул он. — Давай попробуем вместе. Одно слово — ты, другое — я.
Дошколята, дошколята,
Работящие ребята,—
тут же придумала Гюльчичек.
— Во! Молодец! — обрадовался Кузнечик. — Я как раз хотел что-нибудь такое придумать. Теперь твоя очередь.
Взрослым дружно помогают,
Никогда не унывают,—
сочинила Гюльчичек.
— Правильно, они никогда не унывают! И взрослым помогают! — подпрыгнул от радости Кузнечик. — Видишь, как у меня хорошо сочиняется. Теперь твоя очередь!
— Утром с Солнышком встают, очень весело живут!
— Ура! — закричал Кузнечик. — Мы сочинили песенку! Да здравствуем мы!
И он громко запел:
Дошколята, дошколята,
Работящие ребята.
Взрослым дружно помогают,
Никогда не унывают.
Утром с Солнышком встают,
Очень весело живут!
Услышав песню, птицы шумно захлопали крыльями. От этого поднялся ветер и разнёс песенку Гюльчичек и Кузнечика по селению. Её сразу подхватили во всех уголках, и работа закипела ещё веселее. А Кузнечик без устали скакал по улочкам и вдохновенно руководил дружным хором.
Гюльчичек увлечённо сажала цветы вместе с дошколятами. Она очень подружилась с ними и вовсе не стеснялась, что возится с малышами. Ведь искры, которые, подобно тысяче маленьких солнышек, рассыпались вокруг её кирки, когда она рассекала скалу, больше всех восхитили именно малышей. И именно они преподнесли ей цветы.
Из-за оврага послышался перезвон семнадцати ореховых колокольчиков — это Ворона давала сигнал к концу работы.
Построившись в ряды, маленькие феи, мальчишки-орехоносики и дошколята, усталые, но довольные, зашагали домой. Солнышко ласково провожало всех, кто честно трудился целый день, и даже шалунишку Кузнечика, хотя он и отлынивал от работы, но зато сочинил вместе с Гюльчичек песенку.
Гюльчичек, то и дело трогая свой венок на голове, размышляла: «Интересно, почему значки алычовые? Я бы придумала значки, изображающие кирку или лопату». Но спросить у дошколят она стеснялась, потому что не знала, что здесь принято о непонятном спрашивать как раз у дошколят, которые целыми днями не расстаются с книжками и очень многое знают.
Подходя к селению, Гюльчичек хотела снять венок, но листья запутались в её жёстких волосах.
— Ты хочешь снять венок? — удивилась самая маленькая фея-дошколёнок. — Не надо! Он тебе очень идёт!
— Мне как-то неудобно, — призналась Гюльчичек. — Нехорошо выделяться среди других.
— Что ты! — воскликнула фея. — Ты заслужила его своей работой.
— Да я же ничего особенного не сделала. Трудилась, как и все.
Как хочется алычи! — Ну и кислятина! — Кузнечик снова не жуёт! — Почему алыча священная? — Снова больница. — Дайте варенья — я усну! — А в школу ходить нужно.
еперь все маленькие феи мечтали подружиться с Гюльчичек. Уже никто не говорил, что у неё жёсткие волосы. Каждой фее хотелось завязать ей свой бант. Алчичек и Балчичек сшили для неё нарядное платье. Мальчики-орехоносики сплели из сухих травинок удобные туфельки. Дошколята так и вертелись вокруг Гюльчичек. Кто нёс малину, кто смородину, кто виноград.
Гюльчичек всё пробовала, всё хвалила, но сама ждала, когда же её угостят алычой.
— Что тебе ещё хочется? — спросил Кузнечик с тайной завистью, ведь ему никогда не уделяли столько внимания.
Гюльчичек застеснялась, покраснела и глазами показала на значок Алчичек. Не успели дошколята переглянуться, как Кузнечик уже принёс две алычи, зрелую и незрелую:
— Вот!
Гюльчичек сначала откусила от незрелой алычи. Она оказалась кислющей-прекислющей.
— Вкусная? — спросил Кузнечик.
— Да-а-а…
— Очень?
— Н-не знаю…
Гюльчичек не хотелось обидеть Кузнечика, который старался для неё.
А Кузнечик опять исчез и вернулся с полным карманом незрелых плодов.
— А вторую что же ты не ешь? — удивился он.
— Пусть останется… на потом, — сказала Гюльчичек.
«Оказывается, это вкуснятина, если её даже оставляют на потом», — подумал Кузнечик и, куснув разочек, так и подпрыгнул выше дома.
— Что? Что? — завизжали дошколята, с любопытством наблюдавшие за ним. — Вкусно?
Кузнечик не мог сказать «да», потому что было очень невкусно, но и не мог сказать «нет», ведь Гюльчичек только что сказала «да».
Малыши, замерев, ждали ответа. И тогда Кузнечик, закрыв глаза (будто бы от удовольствия), застрекотал как ни в чём не бывало:
— О, ещё как!
И одну за другой побросал в рот все ягоды.
— Видели?
— Видели! — поразились дошколята. — Ты что, глотаешь и не жуёшь?!
— Мне можно, — ответил Кузнечик. — Я — большой. А вот вам ни в коем случае нельзя: вы маленькие.
А Гюльчичек сжимала в руке спелую красную алычу и ничего не могла понять.
— Алчичек, — спросила она, — почему вы носите алычовые значки?
— Потому что алыча у нас — священный плод.
— А почему она священная?
— Потому что зацветает самая первая из деревьев и зовёт за собой цвести все остальные. И цветы у неё синие-синие, как небо. А уж потом расцветают фиалки, ландыши, незабудки, колокольчики. Поэтому мы и выбрали красивый листик алычи для своего значка.
— А я знал! А я знал! — закричал Кузнечик.
— Что ты знал?
— Ни-че-го! Знать ничего — тоже великое дело! — Кузнечик схватил Гюльчичек за руку. — Пойдём, Гюльчичек, погуляем, я тебе что-то покажу. Пойдём скорее!
Дело в том, что у Кузнечика начинал болеть живот, но он боялся сказать об этом кому-нибудь, кроме Гюльчичек. И повёл её прямо к воротам больницы.
— Так что ты мне хотел показать? — недоумевая, спросила Гюльчичек.
Но Кузнечик уже вбежал в больничный двор и через открытое окно впрыгнул прямо в палату. Там он растянулся на крахмально-чистой постели.
— Ты кто такой?! — изумилась фея-врач.
— Я! Не узнали?
— Нет, не узнала. Почему ты самовольно появился здесь?
— Да как же вы меня не узнаёте? Я — Кузнечик. Вы только вчера угощали меня вареньем. Вспомнили?
— Может быть. Но варенья больше нет. Вставай!
— Почему?
— Потому что ты не болен.
— Я болен!
— Больных привозят на фургоне. А ты явился самовольно, да ещё и через окно.
Дверь осторожно приоткрылась, и раздался голос Гюльчичек:
— Он правда болен. Он проглотил много кислой алычи.
Фея-врач удивилась, но строго сказала:
— Опять ты? Закрой сейчас же дверь! В больнице не должны раздаваться ничьи голоса, кроме голосов больного и врача.
Кузнечик обрадовался:
— Значит, я больной?
— Ладно, предположим. Что у тебя болит?
— Животик.
Фея-врач хлопнула в ладоши, и в палате появился орехоносик в белом халате.
— Что, он тоже врач? — недоверчиво спросил Кузнечик.
— Нет, не врач, — строго ответила фея и велела неврачу завязать Кузнечику глаза.
— Для чего это?
— Не для того, чтобы в жмурки играть. А для лечения.
Когда неврач принялся привязывать Кузнечику руки и ноги, тот возмущённо застрекотал:
— Ой-ё-ёй! Что ты делаешь?
— Пока ничего. А вот теперь на, понюхай! — И поднёс что-то приятное к носу Кузнечика. — Считай вслух.
— А что мне нужно считать? Я ничего не вижу.
— И не надо видеть. Просто считай себе, и всё. От десяти до одного.
— Десять, девять, семь, четыре…
— Стоп! После девяти — семь? А после семи — четыре? И не стыдно тебе?
— Нет! Ни капельки! Я ведь в школу не хожу.
— Вот поэтому и попадаешь без конца в больницу, — строго заметила фея-врач, намыливая руки.
