Катится Колобок по дорожке, — навстречу ему Волк.
— Колобок, Колобок, я тебя съем!
— Не ешь меня, Серый Волк, я тебе песенку спою:
Я лесной Колобок — Колючий Бок!
Я по коробу не скребён,
По сусеку не метён,
На сметане не мешен.
Я под кустиком рос,
Весь колючками оброс,
Я на ощупь нехорош,
Меня голыми руками не возьмёшь!
Я от дедушки ушёл,
Я от бабушки ушёл,
От тебя, Волк, подавно уйду!
Волк рассердился, — хвать его лапой. Колючки в лапу впились Волку, — ой, больно! А Колобок подскочил и покатился по дорожке, только его Волк и видел!
Катится Колобок, — навстречу ему Медведь.
— Колобок, Колобок, я тебя съем!
— Где тебе, косолапому, съесть меня!
Я лесной Колобок — Колючий Бок!
Я по коробу не скребён,
По сусеку не метён,
На сметане не мешен.
Я под кустиком рос,
Весь колючками оброс,
Я на вкус нехорош,
Меня в рот не возьмёшь!
Я от дедушки ушёл,
Я от бабушки ушёл,
Я от Волка ушёл,
От тебя, Медведь, подавно уйду!
Медведь разозлился, хотел его в пасть схватить, губы наколол, — ой, больно! А Колобок опять покатился, — только Медведь его и видел!
Катится Колобок, — навстречу ему Лиса.
— Колобок, Колобок, куда катишься?
— Качусь по дорожке.
— Колобок, Колобок, спой мне песенку!
Колобок и запел:
— Я лесной Колобок — Колючий Бок!
Я по коробу не скребён,
По сусеку не метён,
На сметане не мешен.
Я под кустиком рос,
Весь колючками оброс,
Я кругом нехорош,
Как меня ты возьмёшь?
Я от дедушки ушёл,
Я от бабушки ушёл,
Я от Волка ушёл,
От Медведя ушёл,
От тебя, Лиса, не хитро уйти!
И только было покатился по дорожке, — Лиса его тихонечко, одними коготками толк в канаву! Колобок — плюх! — в воду. Мигом развернулся, заработал лапками, — поплыл. Тут все и увидели, что это совсем не Колобок, а настоящий лесной ёж.
Таня сидела на крылечке — смотрела, как солнце тихонько опускается за озеро, покрытое льдом.
Вдруг идёт школьный учитель, а впереди него бежит незнакомая собачка.
Откуда такая? Таня таких не видела. Ростом невеличка, на коротких ножках, уши до полу, хвост культяпочкой. Сама вся белая, а на спине — чёрные пятна, и на одном глазу пятно, как заплатка.
Увидала Таню — марш-марш к ней на крылечко; села и лапку подаёт: здравствуй, мол!
Учитель подошёл, смеётся:
— Ишь ты, узнала хозяйку! Твоя ведь теперь эта собачка, Танюшка: я её из Ленинграда привёз от твоего дяди Пети. Собачка испанской породы. Вот и письмо к твоей матери.
Мать вышла на крыльцо, поздоровалась с учителем и прочла.
«Дорогая сестра! — писал дядя Петя. — Посылаю тебе собачку, уж не гневись. Мне в городе её никак нельзя держать: в шестом этаже ведь живу, сам весь день на заводе — вывести погулять её некому. А собачка больно хорошая, учёная, очень породистая, ласковая. Твоей Ташке за товарища будет; вещи разные приносить обучена. А летом приеду — на охоту с ней ходить буду. Я охотником решил стать. Вот собачку себе охотничью достал, а к лету соберусь с деньгами — глядишь, и ружьишко себе куплю. А дичь — всю тебе».
— С какого конца ружьё держать, ещё не знает, — улыбнулась мать, — а уж дичь дарит, чудак человек! — Глянула на собачку и руками всплеснула: —Желанные мои! Экая уродка бесхвостая!..
Со всей деревни ребятишки сбежались — и ну хохотать:
— Латка! Латка! Заплатка!
А соседские Колька и Толька тут же и дразнилку сложили:
Ташка, Ташка, простота,
У ней собачка без хвоста,
Ухи-то лопатой,
На глазу заплата!
Таня очень обиделась за свою собачку.
Утром Таня ранёшенько вскочила — и в школу бежать. А одной баретки нет как нет, и куда её с вечера задевала — никак не вспомнит.
— Латка, Латочка! — кричит. — Ищи бареточку, понимаешь? Ищи!
Латка одно ухо подняла, другое опустила, сообразила что-то — и нырк под лавку!
— Поняла, поняла! — обрадовалась Таня. — Гляди, мама, сейчас притащит мне Латка бареточку!
И верно: тащит Латка из-под лавки… что это? Да старое голенище!
— Ай, дурашка! — рассердилась Таня. — Баретку, баретку, я тебе сказала, а не голенище! Понимаешь? Ба-рет-ку! Ищи, ищи!
Латка виль-виль-виль хвостом-культяпочкой — да в дверь! Минуты не прошло — тащит из чулана… дохлого крысёнка. И подаёт Тане в руки.
— Фу, гадость! — чуть не плачет Таня. — В крысёнка, что ли, я ногу обувать буду? Бессовестная какая!
А мать, говорит:
— Зачем напрасно бранишь собачку! Откуда ей знать, что это такое «баретка»? В городе такого слова и не слыхали. Ты покажи ей другую свою бареточку, дай хорошенько понюхать её — вот она и поймёт. Собаки всё больше носом понимают.
Таня дала понюхать свою баретку Латке, та и поняла: нырк под кровать — и тащит Танин полуботинок.
— Вот умница! — обрадовалась Таня. Быстренько обулась и побежала в школу.
Пришла весна. Лёд на озере стаял — и засияла вода, синяя-синяя!
В первый раз побежала Таня со своей Латкой на берег.
Собачонка с разбегу — бух в воду!
Таня кричит:
— Сумасшедшая, куда ты! Вода ледяная — воспаление лёгких получишь!
Куда там! Резвится себе в воде, плавает.
Подошли соседские мальчишки Коля и Толя. Коля наклонился, поднял камень со свой кулак и кричит:
— На, Латка, на!
Размахнулся да как швырнёт камень в озеро! Камень — бульк! — и пошли круги по воде.
А Латка — нырк! — и скрылась из глаз.
Таня так и ахнула:
— Утонула моя собачка!
А Латка и не думала тонуть: достала камень со дна, вынырнула, фыркает, плывёт. Вылезла на берег и подаёт Тане добычу, а у самой весь рот в крови: разорвала об острый камень. Мальчишки смеются:
— Ай, собачонка — нырок, настоящий водолазик!
Таня очень рассердилась на мальчишек и поскорей увела Латку домой.
В конце лета приехал дядя Петя — в отпуск.
— Ну как, — спрашивает, — собачка испанской породы? Понравилась?
— Очень хорошая собачка! — отвечают мать и Таня в один голос. — Прямо умница собачка!
— Вот и чудно! Завтра пойдём с ней на охоту, на озеро. С этой породой как раз на уток охота. Я себе и двустволку купил.
Рано утром пришёл учитель, и дядя Петя собрался с ним на охоту. И Таню с собой позвали — дичь помогать нести.
Идут по берегу озера. Латка впереди бежит, за ней дядя Петя с двустволкой шагает, за ним учитель с одностволкой, позади всех — Таня.
Вдруг — шырр! — вылетает из камышей утка.
Дядя Петя — бах! бах! — из своей двустволки, учитель — ббах! — из своей одностволки. А утка летит себе — и скрылась за лесом.
Дядя Петя проводил её глазами, почесал в затылке и говорит:
— Это чирёнок. Больно маленькая утка. И мчится как сумасшедшая. В такую попасть невозможно.
А Латка сразу после выстрелов бросилась в камыши, поплавала там, поплавала — видит, что там убитой утки нет, и вернулась к охотникам.
Зарядили ружья. Пошли дальше. Теперь учитель впереди.
Вылетает из камышей большая утка — кряква.
Учитель — ббах! Дядя Петя — бах! бах!
Утка только ходу наддала и скрылась из глаз.
— Кхм! Кхм! — откашлялся учитель. — Верно, помирать полетела…
Дядя Петя промолчал, а Латка на этот раз даже не полезла в воду. Зарядили ружья. Пошли дальше.
Но сколько ни вылетало из камышей уток, сколько ни бабахали учитель и дядя Петя, птицы улетали целёхоньки. И каждый раз охотники находили причину, почему дичь не падает. А Таня шла за ними и улыбалась: радовалась, что утки спасались от выстрелов живы и здоровы.
Наконец охотники устали и присели отдохнуть.
Таня отошла от них в сторону, выбрала местечко, где камыши отошли от берега, и стала купаться. А Латка плавала с ней, плавала и заплыла в камыши.
Только вылезла Таня из воды, оделась — плывёт из камышей Латка и держит в зубах… утку. Вылезла и подаёт Тане в руки.
Таня смотрит: утка живёхонька! Сама хоть большая, а крылья ещё не отросли, летать не может. Шлёпунцами таких зовут, потому что они как кинутся удирать, так крыльями по воде — шлёп-шлёп-шлёп! — а подняться в воздух — никак! Вот Латка в камышах его и поймала.
Таня крикнула дядю Петю. А Латка уж второго шлёпунца тащит.
Пока охотники «ох!» да «ах!»—шесть утят перетаскала, целый выводок!
— Ох, и пристыдила нас собачонка! — говорит дядя Петя. — Стреляли мы, стреляли — ни одной утки на обед не взяли. А Латка сплавала — полдюжины обедов принесла. Да без выстрела. Вот это так добытчик!
