— Сделай так, чтобы мой дом стоял на воде.
Как захотел боярин, так оно и случилось. Утром пошли они к нему и что же видят? Боярский дом стоит на воде. Боярин криком изошел, поросенка на помощь зовет, и дочь в жены отдает, и половину своего добра в придачу, только чтобы спасли его. Вызволил поросенок боярина.
Стали они свадьбу играть. В свадебную ночь, когда подошло время молодым идти спать, поросенок сбросил свою шкуру и превратился в молодого красивого юношу. Все гости на свадьбе дар речи потеряли. Больше всех радовались старик со старухой. А о девушке и говорить не стоит: когда она увидела этого молодца, глаз от него не могла оторвать. Дождалась, когда муж уснул, схватила его шкуру и бросила в печь.
Утром он встал, глядь — а шкуры нет. Тогда он охватил обручем пояс жены и сказал ей:
— Подождала бы несколько дней, и мы были бы вместе, а так оставайся одна. Только когда мои руки дотронутся до твоего пояса, только тогда ты разродишься, облегчишь свою участь.
Сказал молодец эти слова и исчез.
Мало ли, много ли времени прошло, сказка нас свела с молодушкой как раз тогда, когда она добралась до Джумаа-бабу и спросила у нее, не знает ли она, где ее муж? Та ответила, что не знает, и даже не слышала об этом, но посоветовала женщине пойти к ее старшей сестре, Пазар-бабу, может, она знает.
Молодушка пошла, добралась до Пазар-бабу и попросила ее помочь в своем горе. Пазар-бабу очень пожалела ее, что она столько невзгод перенесла, решила и ей помочь, и младенцу, которого она носила в себе. Созвала всех Птиц, какие только жили в тех краях, и спросила их, не видел ли кто мужа этой молодой женщины. Наконец, прилетела одна хромая птица и рассказала, что видела ее мужа у Джады-бабу, где ни птица не летает, ни зверь не ходит, а ее саму там и покалечили.
Пазар-бабу рассказала молодушке, как добраться до тех мест, дала ей золотую прялку, золотой аршин и золотое мотовило и велела пойти к колодцу Джады-бабу:
— Там первым делом вытащи золотую прялку и начни прясть шерстяную нить. Придет по воду к колодцу служанка Джады-бабу и увидит эту прялку. Скажет о ней хозяйке. Джады-бабу попросит ее у тебя, ты дай, но денег не бери, попроси только побыть одну ночь с тем юношей в комнате. Если в первую ночь он тебя не узнает, то на второй день вытащи золотой аршин. Снова придет служанка, увидит аршин и скажет о нем хозяйке. Ты вновь ничего ей не давай, только попроси одну ночь побыть с молодцем в комнате. Если опять ничего не получится, то наутро вытащи золотое мотовило и вновь ей ничего не давай, только попроси остаться вместе с тем юношей на одну ночь. Если и на этот раз не поможет, значит, нет способа избавить тебя от беды, такая, видно, твоя судьба.
Боярышня поблагодарила Пазар-бабу за все и отправилась в путь. Добралась до дома Джады-бабу, остановилась возле колодца, достала золотую прялку и начала прясть, наматывая на веретено золотую нить.
Все случилось так, как сказала Пазар-бабу. Пришла к колодцу служанка Джады-бабу, увидела эту золотую прялку, поспешила к хозяйке и все ей рассказала. Джады-бабу подошла к колодцу, тоже увидела золотую прялку и спросила у молодой женщины, что она хочет за нее? Та ответила, что желает побыть одну ночь наедине с тем молодцем, который находится у нее. Джады-бабу согласилась на это. Вечером она усыпила парня сонной травой, а затем позвала боярскую дочь в ту комнату и оставила их одних.
Молодушка, когда увидела своего мужа, кинулась к нему, поцеловала его, стала плакать и умолять его обхватить ее за пояс, чтобы она избавилась от этого бремени, чтобы больше не мучились ни она, ни бедный младенец. Но сколько ни просила, муж ее так и не услышал.
Рано утром пришла Джады-бабу и прогнала боярышню прочь. Тогда она достала золотой аршин. Снова служанка увидела это и рассказала хозяйке. Джады-бабу подошла к молодой женщине и спросила, что она хочет за золотой аршин? Та сказала, что желает побыть одну ночь с тем юношей. Джады-бабу вновь согласилась. К вечеру она опять усыпила парня, а затем позвала молодушку, которая и на этот раз всю ночь старалась разбудить парня, но так и не смогла.
На третий день вынесла боярская дочь золотое мотовило — свою последнюю надежду. Однако служанка на сей раз пожалела молодую женщину и ее неродившееся дитя, и еще днем нашептала юноше, что если он желает увидеть ночью что-то очень дорогое и желанное для себя, то пусть не пьет ничего из того, что даст Джады-бабу, и пусть притворится, что будто бы мгновенно уснул.
Сказано — сделано. Когда ночью дверь отворилась и вошла в комнату его жена, он не спал, а только притворялся. Молодушка снова кинулась к нему и стала умолять его проснуться и коснуться ее пояса, чтобы она смогла родить, потому что очень мучается и мучает ни в чем не повинное дитя. Пока боярышня так говорила, вдруг юноша обнял ее, и тотчас же ей стало легче. Она родила красивого мальчика. А затем они втроем отправились к себе домой. Так там до сих пор счастливо и живут.
Когда-то давно в деревне Беш-Гиоз жил бедный крестьянин, Митрани его звали. Жена его умерла, и жил он с дочкой Чиманой и сыночком Манчу. Бедно они жили, да дружно. Митрани землю пахал, а Чимана хозяйство вела, за братиком приглядывала. Да только недолго так они жили. Женился Митрани на другой женщине, богатой, да зловредной. Невзлюбила мачеха неродных детей.
С раннего утра до поздней ночи заставляла она работать Чиману. То велит ей пол подмести, то белье постирать, обед приготовить или дров наколоть, корову подоить. Чимана уж совсем с ног валится, все рученьки у нее в синяках да ссадинах, а мачеха одно знает: перед зеркалом вертится, наряды меняет да на Чиману покрикивает, бывало, что и побьет ее.
И Манчу не лучше жилось. Чуть солнышко из-за леса выглянет, а он уже гусей да уток на лужок гонит. Даст ему мачеха на целый день мамалыги кусочек да щепотку соли — вот и вся еда. А осенью по утрам холодно. Белым инеем трава вся покрыта. Ноют от мороза у малыша Манчу маленькие ручки и ножки. Горько плачет малыш, а пожаловаться некому. С сестрой вместе поплачут — вот и все облегчение.
Подружился Манчу с гусями. Соберутся, бывало, они вокруг Манчу, прикроют ему ножки своими крыльями, греют. Только так и спасался он от холода. Крепко любил Манчу своих гусей. Последним кусочком мамалыги с ними делился. А мачеха с каждым днем все злее становилась. С утра до ночи мужу на детей жалуется. Всякую напраслину на них возводит.
Вот как-то говорит она Митрани:
— Надоели мне твои дети. Не хочу больше так жить. Выбирай: либо я, либо они.
— Куда ж я их дену? Мои ведь дети, кровные.
— А мне что до того? Вези в лес, брось их там. А не отвезешь — уйду от тебя.
Жалко Митрани детей, а делать нечего. Согласился.
Вот вечером мачеха и говорит детям:
— Ложитесь сегодня спать пораньше. Завтра с отцом в лес за дровами пойдете.
Легли все спать.
«И с чего бы это нынче мачеха такая ласковая, — задумалась Чимана. — Не к добру».
Встала она потихоньку с печи. Вышла в сарай. Набрала в карманы кукурузных зерен — авось, пригодятся — и опять легла.
Чуть светать начало, подняла их мачеха, накормила кое-как, напоила и в лес за дровами отправила. Отец впереди идет, за ним Манчу шагает, позади — Чимана. Чтоб дорогу обратно запомнить, стала Чимана незаметно кукурузные зерна на дорогу бросать. Долго они шли. Наконец, в самую середину леса зашли.
— Вы, дети, хворост собирайте, а я дрова рубить буду, — сказал отец.
Ушли Чимана с Манчу хворост собирать, а отец привязал к ветке дерева палку. Ветер подует, качнет ветку — палка по дереву стук да стук. Словно и впрямь кто-то дрова рубит. Сделал так отец да и побрел назад к дому.
Вечереть стало. Пришли дети на стук… А отца нет. Палка одна. Заплакал Манчу, глаза ручонками трет. А Чимана, старшая, и виду не подает. Стала она дорожку домой по зернышкам искать, да не тут-то было. Мачеха хитрой колдуньей была. Обернулась она черной вороной, склевала все зерна.
Горько заплакали дети. Поняли они — бросил их отец. Ну, плачь не плачь, а слезами горю не поможешь. Стали они дорогу домой искать. Долго шли, устали. Захотелось Манчу воды попить. Увидел он лошадиный след, а в нем водицы немного.
— Чимана, пить хочу. Можно мне испить? — говорит он.
А она ему:
— Не пей, братец, жеребеночком станешь.
Не послушался Манчу. Только отвернулась Чимана, наклонился он пить… Вдруг откуда ни возьмись серый гусь. Подлетел и всю воду крылом разбрызгал. Не успел Манчу опомниться, а гусь улетел.
Пошли они дальше. Шли, шли, и увидел Манчу коровий след, а в нем водицу. Снова стал просить Манчу:
— Водицы бы мне испить, Чимана.
— Не пей, братец, теленочком обернешься.
Опять не послушался ее Манчу: очень уж пить хотел. Только отвернулась Чимана, он на колени стал и к воде наклонился… Вдруг откуда ни возьмись белый гусь. Подлетел, крылом всю воду разбрызгал. Не успел Манчу опомниться, а гусь с глаз скрылся.
