Юрик нерешительно посмотрел на командира, но обе Гали подпрыгнули еще выше, — жалобно заскрипела доска, прогибаясь посередине, а три шубки стали совсем пестрые.
Лена с досадой отвернулась от них и побежала по тропинке мимо завода.
«Ну и завод! — сердито думала она. — Ребята шатаются беспризорные, и никому до этого дела нет! И вообще что это за завод? Маленький, приземистый, одноэтажный, только что труба торчит».
Завод действительно был небольшой, тихий, несолидный какой-то. Стоит себе в лесочке, окруженный огородами и полями. До ближайшей деревни почти два километра. Контора и дом директора чуть побольше обыкновенной колхозной избы. Еще один домик для служащих, а у ворот новый двухэтажный дом как будто привстал на цыпочки и выглядывает из-за деревьев. В нем семья бухгалтера, и вот теперь эвакуированные приехали…
Где-то на скотном дворе истошным голосом визжал поросенок.
Навстречу Лене неторопливо переступали красными лапками серые гуси.
Тропинка спускалась вниз, к реке. У реки стоял Боба, деловито сталкивая в воду застрявшие на берегу льдинки.
Льдин было много, работа должна была затянуться надолго.
— Боба! — крикнула Лена. — Иди домой, посмотри, что Кук и Коленька делают!
Но Боба ничего не ответил.
Лена махнула рукой:
— Эх!
Тропинка обогнула баню и кузницу и уткнулась в забор. Среди серых досок одна была белая. Ее постоянно отдирали и прибивали снова, наконец оставили на одном гвозде — как будто и нет лазейки, а пройти можно. Снаружи над этой доской висела строгая и не совсем понятная надпись: «Вход на территорию воспрещен».
Лена уже пролезла в лазейку, но увидела около кузницы сторожиху Марусю. Лена отогнула доску и закричала, просунув голову в щель:
— Маруся! Твой Кук на мостике у ручья, может упасть в воду! А твой Коленька на окне сидит, может головой стекло продавить и простудиться.
— А Боба где? — тревожно спросила Маруся.
— Боба на речке, около плотины.
Лена, захлопнув доску, побежала по тропинке наверх, а Маруся побежала по тропинке вниз искать Бобу. И нашла. Не успела Лена дойти до большой дороги, как горестный Бобин вопль донесся со стороны плотины.
— Непедагогично! — подумала Лена. — Какая она злющая, эта Маруся!
Белоголовые деревенские ребятишки при виде Лениной городской короткой шубки уже не замирали от удивления и не спрашивали:
— Ты чья?
Они отрывались на минуту от своих основных дел (рытье канавок около дома и запруживание ручьев посредине улицы) и провожали Лену долгими любопытными взглядами.
IIУтренний холодок от земли и ласковое тепло с неба. Все Бобины льдинки давно уже растаяли и утекли в реку. И река по-летнему спокойная, узенькая, в зеленых берегах…
Белоглазка, мотая головой, ходит взад и вперед по квадратному полю.
Переворачивается черный тяжелый пласт влажной земли. Сзади идут мамы с корзинками.
Ленина мама и Юрикова мама сажают картошку первый раз в жизни. Они старательно втискивают каждую картофелину в край борозды и следят, чтобы расстояние между ними было ровно тридцать сантиметров, так им показал агроном.
Галина мама и жена мастера Аграфена Петровна как опытные хозяйки презирают советы агронома и бросают картошку просто на дно борозды, иногда почаще, иногда пореже.
Сторожиха Маруся не принимает участия в посадке коллективной картошки — она на дежурстве.
За мамами очень близко, смело скачут черные грачи и деловито выклевывают из рыхлой земли жирных белых личинок.
У грачей такой вид, будто все это предприятие, с Белоглазкой, мамами и корзинками, затеяно исключительно с целью дать им, грачам, возможность плотно позавтракать.
Дедушка Николай уехал в город, и за плугом идет его заместитель Васенька.
Васеньку Мышкина все на заводе, даже директор, называют так — уменьшительно и ласково.
Ни Васей, ни Васькой, ни тем более Василием называть его невозможно.
Он мал ростом, белокур, с мелкими чертами миловидного лица.
Ему пошел уже девятнадцатый год, но на вид никак нельзя дать больше тринадцати.
В армию его не взяли: сказали, что нужно подрасти. Но подрасти как раз Васеньке не удается, так же как и не удаются его попытки говорить басом.
Белоглазка почти ровесница Васеньке. Может быть, поэтому они не уважают друг друга и не могут столковаться.
Борозда вихляет и вправо и влево, картошка местами остается неприкрытой, и мамы конфузливо закидывают ее землей вручную.
Иногда Белоглазка и вовсе останавливается посредине поля.
Васенька дергает вожжи и выкрикивает разные обидные слова.
Белоглазка делает вид, что ничего не слышит, и отдыхает, равнодушно помахивая седым хвостом.
А прут взять нельзя: Белоглазка — лошадь с характером, увидит прут и замахнуться не даст — старенькая, а начнет лягаться как молодая.
Васенька ложится на землю и тоже отдыхает.
И мамы сидят со своими корзинками.
Останавливаются черные грачи — им тоже нечего делать.
Наконец Галина мама не выдерживает:
— А ну-ка, Васенька, бери ее под уздцы, дай мне попахать!
Сильными руками она берется за плуг.
— Но-но, лошадка! Иди веселей!
Белоглазка, почуяв твердую власть, идет бодро и мотает головой. Борозда вытягивается ровная, смелая, прямая.
Мамы еле успевают втискивать картофелины. Грачи еле успевают подхватывать личинки.
А Галина мама шагает за плугом, широко улыбаясь, такая крепкая, веселая, и желтые кудри развеваются вокруг разгоряченного лица.
— Клава! — кричит ей Лена. — Ты как Микула Селянинович!
Лена стоит на зеленом бугорке, рядом с ней дочь бухгалтера Зина и дочь Аграфены Петровны Томочка.
В стороне, около пня, внук директора Витька сбивает ломкие шляпки с бледных весенних поганок.
Он сам напоминает одну из них — такой же тонконогий и бледный, пичкает его бабушка Лексевна, да все не в прок!
Кудрявая Зина напевает что-то веселое и даже стоит пританцовывая. Томочка зато плотным столбиком вросла в землю.
Она похожа на большую, ярко раскрашенную деревянную матрешку. А щеки у нее такие красные, что, кажется, можно на них блины поджаривать, — и зачем только Аграфена Петровна по утрам печку топит?
Ужасно не хочется идти в школу. Так хорошо было бы ступать босыми ногами по холодноватой еще земле, спешить за Белоглазкой, сажать картошку. Она бы сумела не хуже мамы…
Последний день занятий, последний экзамен. А завтра — вольные птицы!
Но этот последний день нарочно будет тянуться особенно долго, так уж всегда бывает! И картошку сажать завтра будет совсем не так интересно, как сегодня.
— До свиданья, мама, я иду.
Перед каждым экзаменом мама целует Лену «на счастье». Хоть и легкий предмет — география, а все-таки… Мало ли какой билет попадется. У мамы уже загорело лицо, и глаза кажутся особенно светлыми и голубыми.
— Пойдемте, девочки, а то опоздаем, — говорит Томочка.
Витька убегает вперед, чтобы успеть перейти речку раньше девочек и разобрать мостки.
О географии думать не хочется, в голову идут совсем посторонние мысли.
«До чего мамы похожи на своих детей! — размышляет Лена. — Вот Аграфена Петровна — такая же матрешка, как Томочка, только не такая яркая, краска немного пооблупилась, а кое-где даже морщинки и трещинки. Галя-смелая — командир! И мама у нее боевая. А Юрик робкий и стеснительный — и мама его даже картошку сажает как-то нерешительно. Сторожиха Маруся энергичная — и Кук у нее такой же. Самый противный — Витька. И самое противное место у него — рубчик на верхней губе, между губой и носом.
И мама его — бригадирша на заводе — сердитая, а губа точь-в-точь как у Витьки.
У Зинки мамы нет, но все равно, бабушка на нее похожа, такая же сухонькая, легкая и веселая».
Девочки выходят на опушку.
Сережки на ветках. Пахнет тополем.
Каждая весна — это чудо.
Ведь еще совсем-совсем недавно здесь лежал глубокий снег.
У лазейки снег был выше забора и даже свешивался завитком на «территорию».
Вот на эту самую опушку Лена вышла как-то после метели и увидела вдали что-то белое в снегу барахтается. Ей показалось — заяц. Но почему тогда тут же дедушка Николай хлопочет, оглобли торчат и розвальни боком?
Подошла поближе — оказалось, никакой не заяц, а целая Белоглазка в снегу увязла, одна голова торчит. Пришлось бежать обратно на завод. Объявили аврал, примчались веселые девушки с лопатами откапывать лошадь.
И казалось, что снег всегда будет, что зима никогда-никогда не кончится!..
А теперь на этом самом месте желтые цветы растут…
IIIЖелтые цветы росли всюду.
Особенно много их было около телеги, на которой Белоглазка привезла картошку.
