Так и не найдя ответов на эти вопросы, Леля остановилась возле квартиры Брыклиных и нажала на звонок.
- Больной жив? - спросила она, когда ей открыли дверь.
Виолетта Потаповна поперхнулась и замахала на юную врачиху руками.
- Ну что ж, тогда будем лечить... - грустно сказала Леля и поставила свой чемоданчик на стол в гостиной. - Начнем нашу первую тренировку...
- Что? - не поняла Виолетта Потаповна.
- Начнем лечение, - поправилась Чихаева.
Увидев Петю лежащим на диване и грустно разглядывающим потолок, Леля с порога заявила:
- Конечно, ОРЗ! По глазам больного вижу - ОРЗ! Пусть попьет кислоту...
- Какую? - удивилась Виолетта Потаповна.
- Сама не знаю какую. Такое трудное название у нее - никак запомнить не могу.
- Наверное, ацетилсалициловую? - подсказала бабушка. - Иначе аспирин?
- Да-да! - обрадовалась Леля. - Отличный допинг для больного ОРЗ!
Она хотела взять чемоданчик и поскорее уйти, но Виолетта Потаповна задержала ее.
- Может быть, вы ребенку температуру померите? - спросила она странную врачиху. - Горлышко посмотрите, язык... Петечка, покажи тете врачу язык.
- Вот еще! - возмутилась Чихаева. - Станут мне всякие мальчишки язык показывать!
- Ну, хотя бы горлышко посмотрите! - взмолилась несчастная бабушка.
Чихаева сжалилась и, подойдя к больному поближе, сказала:
- Петр, откройте, пожалуйста, рот.
Брыклин послушно выполнил указание врача.
- По-моему, все на месте, - с некоторым сомнением в голосе произнесла Леля, заглядывая Пете в рот. - Посторонних предметов не наблюдается тоже.
- А температуру померите? - спросила Виолетта Потаповна просто для очистки собственной совести. Веры в помощь местной медицины у нее уже не было.
- Померить можно, - кивнула головой Чихаева и, открыв свой чемоданчик, достала из него рулетку.
- Надеюсь, вы будете мерить температуру не этой штуковиной?! - не выдержала Виолетта Потаповна и брезгливо указала на рулетку.
- Простите, но я перепутала чемоданчики, - покраснела Леля. - По привычке взяла свой любимый...
Виолетта Потаповна достала из тумбочки градусник и сердито положила его на стол.
- Не забудьте его встряхнуть! - напомнила она врачу.
- Зачем?! - ахнула Леля. - Если я стряхну градусник на пол, то он разобьется!
- Вы что, никогда не пользовались термометром? - удивилась Виолетта Потаповна.
- Конечно, нет, - гордо ответила Леля. - Я ни разу в жизни не болела!
- С вами все ясно... - грустно проговорила Виолетта Потаповна и тяжело вздохнула: - Бедные дети!.. Бедный мой Петенька! Я так и не узнаю, чем ты болен!
Чихаевой стало стыдно и она, пряча глаза от пациента и его бабушки, сказала:
- Зато я защищала честь института... тридцать три раза!!! У меня двадцать медалей и шестьдесят четыре диплома! А еще два бронзовых ядра и одно серебряное!
Она положила рулетку обратно в чемоданчик, закрыла его и пошла к выходу. Уже в дверях, собираясь попрощаться с Виолеттой Потаповной, тихо проговорила:
- Наверное, мой диагноз насчет ОРЗ ошибочный... Не давайте внуку аспирин... Пусть полежит, отдохнет...
- Но что же все-таки с ним? - спросила бабушка юную врачиху. - Ходит скучный, глаза отводит, от еды отказывается, на щеках красные пятна... Ума не приложу, что с Петенькой случилось!
- А может быть, он что-нибудь скрывает? И даже в чем-то вас обманывает? - предположила Леля.
- Мой внук не станет обманывать свою бабушку! - обиделась за Петю Виолетта Потаповна. - Его второе "я" не позволит ему это сделать! А вам, уважаемая, профессора в институте, наверное, иначе объясняли эти симптомы.
- Что говорили профессора - мне мешали узнать мои вечные соревнования. Но мой личный жизненный опыт... - Леля не договорила и, кивнув на прощание головой, отправилась к другим пациентам.
Глава девятая,
в которой не вовремя зазвонил телефон
Иван Иванович и раньше любил немного помурлыкать себе под нос какую-нибудь песенку, а уж когда превратился в настоящего кота, то дал своей слабости волю на всю катушку. Он даже стал напоминать чем-то радиоприемник, который, включив, чтобы послушать новости, позабыли выключить. Богатейший репертуар, накопленный за долгие годы, выплеснул Иван Иванович на своих немногочисленных слушателей. Здесь было все: арии из опер и старинные романсы, народные песни и песни эстрадные, были даже песни без слов (просто мурлыканье). А некоторые вещи Гвоздиков сочинил сам. Весь репертуар Ивана Ивановича почему-то строился вокруг двух-трех тем: о кошках, о мышах, о мартовский ночах. Из огромных мировых запасов песенного творчества он выбирал вещи именно на эту тему. Так, например, в очередной раз сладко потянувшись и поточив коготки о ковер, Иван Иванович вдруг оповещал во всеуслышание:
"Я пушистый серенький котенок,
Не ловил ни разу я мышей..."
А через минуту, как ни в чем не бывало, серьезно заявлял:
"Жил да был черный кот за углом.
И кота ненавидел весь дом.
Только песня совсем не о том,
Как обидно быть черным котом!"
Пока Уморушка и Маришка гадали, как это из серенького котенка мог получиться черный-пречерный кот, Иван Иванович затягивал уже романс собственного сочинения:
"Хоть снег еще лежит на плоских крышах,
Но сердце чует март!.. любимый март!..
Хвосты котов колотятся по трубам,
И всюду слышен гвалт,
кошачий
громкий
гвалт!..
И пусть хозяйки люто проклинают
Нас по ночам,
по мартовским ночам!..
Мы вопли их иль не заметим вовсе,
Иль прямо с крыш
пошлем
ко всем чертям!"
- Какой снег, какой март, какие вопли, Иван Иванович!.. - пробовала вразумить вошедшего в раж певца Маришка. - Лето на дворе! И снега давным-давно нет! И вообще, вы - не кот, а человек!
После таких замечаний Гвоздиков начинал немного сердиться и концерт свой на некоторое время прекращал.
- Послезавтра спектакль, я в роль вхожу, по системе великого реформатора занимаюсь... А вы... Эх вы! - и старый учитель, обиженно свернувшись клубочком, отворачивался к спинке кресла, чтобы не видеть глупых и ничего не смыслящих в театральном деле девчонок.
Но уже через пять или десять минут из глубины кресла вновь раздавалось:
"Тише, мыши, кот на крыше,
А котята еще выше!
Разбегайтесь, мелкота!
Не тревожьте вы кота!"
И, услышав это, Маришка и Уморушка радостно переглядывались: кажется, их старый друг сменил гнев на милость!
Пел Иван Иванович про котят, умудрившихся залезть выше крыши, и вечером накануне смотра драмкружка. А спев, надумал и сам погулять на свежем воздухе.
- Вы тут хозяйничайте, - сказал он юным квартиранткам, - а я пойду промнусь. Мурзик с Пантелеичем, поди, заждались меня.
- Какой Мурзик? - удивилась Маришка.
- Какой Пантелеич?! - удивилась Уморушка.
- Кот Пантелеич из семнадцатой, а Мурзик из четвертой квартиры. Очень порядочные коты, оба прекрасно воспитаны. Да вы что, не знаете их разве? - в свою очередь удивился Гвоздиков.
- Не знаем. Нам не до них сейчас, - ответила за себя и за подругу Маришка.
- А я с удовольствием наблюдаю за ними, - прогибая спинку и царапая лапками коврик, сказал Иван Иванович. - Такие краски, такие черточки для роли нахожу - просто на удивление!
- А Мурзик с Пантелеичем, на вас глядючи, не удивляются? поинтересовалась Уморушка. - Хорош друг, который по-человечески и поговорить-то с ними не может!
- По-человечески как раз и могу, - вздохнул сокрушенно Иван Иванович. По-кошачьи пока не получается.
И он, дождавшись, когда Маришка откроет ему входную дверь, шмыгнул вверх по лестнице к чердачному люку.
- Совсем окотеет скоро со своей системой, - сделала печальный вывод Уморушка. - Мало ему, что в шкуру кошачью залез, так он из нее еще вылезти норовит, чтобы уж совсем на кота похожим стать. Старательный больно учитель ваш, хлопот с ним - уйма.
Маришка в душе согласилась с подругой, но вслух все-таки сказала:
- Просто он поклонник Станиславского. Если бы не Станиславский, так он, может быть, и в своем костюме сыграл бы. Прицепил бы усы подлиннее и сыграл. А так...
Она еще что-то хотела сказать, но не успела: зазвонил телефон.
- Алло! Я слушаю! - проговорила Маришка уже в телефонную трубку.
- Алло? Это кто? Гвоздиков? Или ты, Даша? Алло! - раздалось в ответ откуда-то издалека сквозь громкое потрескивание.
- Это не Гвоздиков и не Даша, - ответила Маришка. - Тетя Даша уехала, а Иван Иванович на крыше гуляет.
- Где? - удивились в трубке. - На крыше?
Маришка сообразила, что сказала не то, что следовало, и добавила:
- Нет! Уже не гуляет! Они с Пантелеичем, наверное, в сад ушли! - и снова прикусила губу, проговорившись про Пантелеича.
На том конце телефонного провода не стали выяснять личность загадочного Пантелеича, а спросили, кто же тогда отвечает, если Гвоздиков гуляет, а тетя Даша уехала.
- Маришка. Маришка Королева.
- Внученька!! - раздался в трубке радостный крик. - А я тебя и не признал, милая! Это ж я, дед твой, Петр Васильевич!
