Страх. Всюду Страх. Злой и ужасный. Никем не видимый. И от этого еще страшнее. Это он ходил рядом и мучил девочку. Девочка хотела убежать от него, но он всюду ее догонял. Казалось, нет от него спасения.
Но однажды, доведенная до отчаяния, девочка шагнула навстречу страху: "Все равно. Будь что будет. Сколько же можно так жить?" -- подумала она и сама подняла руку на уроке.
И, о чудо! Страх убежал. Оказывается, он сам большой трус. Чтобы показаться смелым, он ходит и пугает маленьких и больших детей. Но убегает от тех, кто не боится его и идет ему навстречу. Таких людей называют героями.
Просто, они не боятся Страха.
Папамам
Когда ты будешь старенький, а я новенький, я расскажу тебе сказку. Жили-были Папамам. Все было у них пополам. Они сами не знали где заканчивался один и начинался другой. По другому их еще называли бабушкой и недедушкой, а бабушкиным мужем. Недедушка хоть и имел животик, такой что не ухудишь, но был слабый. Репку вытянуть не мог. В школе он так и не научился разговаривать, говорил не "харасо", а "каласо". Бабушка тоже не далеко ушла. Печатными буквами писать не умела, только украинскими.
Хоть они уже вырастили свой рост, но они не были взрослыми, они были нашими, с моим знакомым братом, папой и мамой.
У меня три вида мозгов было. Четвертого мне не надо. Первый -нашкодничал. Когда надо было идти и просить прощения я шел и говорил: "Дай!"
Второй -- решил учиться. И начал благодарить тебя за работу, которую ты заставлял меня делать, чтобы я не вырос никому не нужным, в том числе и себе, ленивцем.
Третий -- стал послушным. Быть послушным мне понравилось. Никто не ругает, не наказывает.
Когда я вырасту -- буду Айболитом. Только я дома буду работать, тебе помогать. Но я не хочу вырастать, а то вырастешь и ты умрешь. Давай, лучше, ты всегда будешь стареньким, а я новеньким. И будем рассказывать друг другу сказки.
Молитва
Папа!.. Куда ты, туда и я. Не уходи без меня на работу, а то..., а то... заблудишься. Возьми меня с собой.
Я ни за с кем не скучаю, только за тобой капельку много.
Папа маленький не заменит папу настоящего. С фотографией не поиграешь.
Когда ты приходишь я смеюсь так, что слезинки высыхают.
Папа! Не уходи!
Папа!.. Куда ты, туда и я.
Ворчалкин
-- Это не ругательство. Это имя такое. Это когда тебе до всего есть дело. Мало того, ты знаешь как правильно, а другие об этом не догадываются. Им нужно подсказать. Они об этом не просят? Ну и что?
Кстати, ты почему здесь стоишь? Встань с другой стороны. Стой. Неправильно. Не с той ноги пошел. Что? Это я не с той ноги встал? А ты почему смеешься? Лучше ответь, что делать, если писять хочется? Всем ходить по стойке смирно. Играем в молчанку.
-- А дышать можно?
-- Я так не играю.
-- Нельзя же каждое слово, сказанное полушутя, буквально воспринимать.
-- Вы все полушутите. Почему вы меня не жалеете?
-- У тебя же ничего не болит.
-- А позавчера я кашлял. И, вообще, хочу на море.
-- Вот же море.
-- Это не море, а вода в синем ков... вшике, вшике, вшике, в синем ковшике.
Смотри, спит с открытым ртом. Кричал, видно, рот не успел закрыть. Такой хорошенький. Не знаю почему. Такой смешной. Не знаю почему.
В болоте
-- Светит солнце высоко.
Светит солнце далеко.
Над горами, над лесами.
Побегу, найду я солнце.
-- Фу, самое пекль, самая пекль.
-- Пойдем вперед, там легко и светло.
-- Нет, там ветер дует и чуть-чуть холодина.
-- Это совсем не далеко.
-- У меня средняя нога болит.
-- Что ты за пискля, пройдешь два километра и пищишь.
-- Не ходи, а то заблудишься.
-- Мы и так заблудились.
-- А вчера, только что один ушел и не вернулся. Я кричал, кричал, а он не услышал. Слепой, наверное.
-- Мы поедем на автобусе, а потом потихонечку на самолете. Пойдем, пока не дедушки.
-- Хоть я и весь ухоженный, но уходить не хочу. Мой животик не хочет. Здесь такая охота на комаров и бабочек. Просто ква.
-- Ква-ква.
-- Ква-ква-ква-ква...
Большой
Какое сегодня число? Ноябрь или Декабрь? Мне после лета через два года три месяца будет. Я уже большой. Знаю, что такое библиотека: это где книги красиво расставлены; штаб -- это когда на мусорку идут играть, воруют там и на дерево лезут.
Я уже большой и так люблю варенье. Сам налью себе в блюдце, никого не буду просить. Папа, когда узнает, обрадуется, поцелует меня по голове и скажет: "Какой ты большой, сынок!"
Ой-ой-ой-ой. Разлил. За тряпкой. Быстрее. Ой, и рукавом влез, и тряпки не хватает. Куда ты убегаешь? Мы так не договаривались. Что делать?
Пойду к папе. Все расскажу. Нет, не пойду. Никто не видел. Никто не узнает. А так он еще вспомнит про баночку витаминов, которую я съел, а сказал, что это тараканы. Сначала по одному витаминчику, потом по два, потом ладошками. Зачем я про ладошки сказал? У тараканов нет ладошек. Нет, пойду.
Папа занят. Как же к нему обратиться? Что сказать? Не расплакаться бы. Он сам повернулся ко мне:
-- Что случилось, сынок?
-- Я... Я... Я... Там... Я... Намочил... Я...
-- Не плачь. Сейчас разберемся. Пойдем посмотрим, что там? Разлил? Ничего страшного. Сейчас уберем. Рубашку испачкал? Давай снимем ее, умоемся. Как ты вырос, сынок, какой ты стал большой.
Оттепель
Мы с другом пишем сказку. Привезли полный грузовик букв на магнитиках и бросаем эти буковки на доску. Они так забавно прилепляются. Некоторые падают. Не подходят, значит. Мы бросаем и бросаем. Знакомые буквы, незнакомые. Все бросаем.
Получается такая интересная сказка про Папу Карлсона и Сапогатого Кота, про козлят и их маму козлятину, про листочки, которые играют с ветром в догонялки...
-- Пойдите, лучше, нарисуйте букву А, как я в детстве рисовал.
-- Шкодничать лучше, чем буквы рисовать. И, потом, нам рисовать нечем. У нас два единственных карандаша осталось, а у фломастера шапки нет, и мы не знаем как плавильно букву "лы" говолить. Мы придумаем, а ты лучше напиши в грязновике своими каляками, чтобы мы вчера, когда вырастем, еще раз почитали. И другие почитают.
Ты тоже писал когда-то сказки. Только забыл их приклеить магнитиками, вот они и рассыпались. А теперь увидел и вспомнил, что это твоя сказка.
Ты незаметно вырос, стал белый, как снег, и умеешь читать глазками. Они, как сосульки.
Слышишь? Из них капают капельки.