и не обронить. Я была страшной растеряшей, благо голова прикручена шеей к плечам, так бы и её где-нибудь оставила и как сумасшедшая безголовая курица вернулась домой и вспомнила бы о ней только когда села обедать за стол.
Крутой склон обрывался в речушке, на другом берегу которой и начинались мои любимые Иоково, мой маленький уголок безопасности и уюта, вытянутый по течению реки. Нашего дома я не могла отсюда разглядеть, его прятала стена высоких тополей в небольшом садике перед домом, но дом Антоновых я видела отлично. Узнала пристройку, где теперь была кухня, в которой мы долго сидели с Максом, узнала крышу гаража дяди Миши, в котором тот хранил какие-то незнакомые нам штуки, которые мы то и дело потом раскидывали по двору в детстве. Позже мы начали залезать на эту крышу и осторожно прокрадывались к тополю, чтобы посидеть под его тенью и немного поговорить. Я не часто спускалась к Максу, он всегда приходил сам. Тётя Маша и дядя Миша люди педантичные и в их доме не приветствовался хаос, который мы с Максом могли навести. Скорее всего, моя бабушка тоже внутри была готова отодрать нас как Сидоровых коз, но её любовь к детям не позволяла ей сделать этого. А может быть, ей даже нравилось смотреть, как мы ураганом проносимся перед её глазами, взбираемся на спинки диванов, перепрыгиваем со стула на стул и с грохотом падаем на пол. Она любит говорить, что живые дети должны себя так вести.
Пока я плавала в своих воспоминаниях, автобус уже проехал соседнее с Иоково село Жуково и вырулили прямо в направлении Иоково. Когда мы проезжаем этот участок дороги, я каждый раз я с трепетом припадаю к окну и, замерев, смотрю на верхушки знакомых мне сосен, которые растут недалеко от леса Красной Звезды. В это родное для меня место, мы обожаем возвращаться с Максимом, ведь наш приезд в Иоково никогда не будет засчитан, если мы не дойдём туда. Пару лет назад мы умудрились даже зимой через сугробы проползти к этому месту только для того, чтобы посмотреть на скрученные сосны снизу вверх и поймать абсолютную тишину места, где не выл ветер. Одно из самых любимых наших мест. Бабушка всегда удивляется, когда узнает откуда мы пришли в этот раз, а дедушка шутит по поводу того, что когда-нибудь мы все-таки найдём что-то интересное в этих местах, хотя он за свою жизнь так и не встретил ничего необычного. Хотелось бы его удивить и рассказать, что мы уже сделали это летом, когда гуляли утром на рассвете и столкнулись с теми большими волками, а дальше в моей жизни появился Елизар. Теперь-то дед, наверное, уже не задаст подобных вопросов, потому что знает, что в этих местах я уже нашла что-то необычное и интересное и это не те волки.
Автобус со скрипом остановился у конца асфальтированной дороги на развилке рядом с новенькой автобусной остановкой, над которой возвышалась большая буква «А». Приехали.
Выйдя из автобуса, под любопытные взгляды сельчан, я быстро направилась через школьный двор уже полуразрушенной школы, в которой некогда училась моя мама в сторону окольной дороги к дорогим моему сердцу людям и дому. Меня всегда тянет к этому дому. Даже когда я увидела ещё на полпути верхушки наших тополей, заслоняющих дом, моё сердце уже учащённо забилось в груди от предвкушения и по всему телу разлилось тепло. Это моё место, место, где я чувствую себя свободно и безопасно. Моя спокойная гавань. Уверена, что дом это не то место, где ты родился, а то место куда с трепетом тянется твоя душа. То место, куда ты готов вернутся даже спустя долгое время, а вернувшись облегчённо выдыхаешь и расслабляешься.
Когда я вышла на улицу, где проводила все свои каникулы, я сразу же узнала фигуры двух людей у невысокого голубого забора палисадника рядом с домиком выкрашенным в яркий жизнерадостный жёлтый, пристально всматривающихся в мою сторону. Бабушка и дедушка. Долго они интересно стоят? Они должны знать расписание автобусов, не думаю, что они вот так с утра стоят и покорно с нетерпением ожидают, когда же я покажусь на улице. Низенькая бабушка в бордовом платочке, который она носила на улице осенью поверх своего домашнего платка, в чёрной курточке на пуговичках с большими карманами, в которых она держала непонятные мне в детстве штучки, а сейчас кучу таблеток для сердца. Из-под куртки выглядывал яркий цветастый домашний халатик, черные тёплые гамаши, аккуратно заправленные в шерстяные носки. Дед был в своей дворовой куртке, которая по обыкновению была расстёгнута и под которой была давно знакомая мне клетчатая тёплая рубашка с молнией на груди и в шапке-ушанке сдвинутой на бок. Он был в домашнем трико, должно быть уже закончил свои дела по двору. Когда я подошла достаточно близко, разглядела их сияющие глаза и широкие счастливые улыбки. Не сдержав эмоции, я бросилась к ним на встречу, отчего бабушка, что-то быстро бросила деду на чувашском и радостно захохотала.
– Куккамай! Куккащей! – выкрикнула я, раскинув руки для объятий.
Бабушка продолжала хохотать, моим любимым, знакомым мне из самого глубокого детства смехом, а дед улыбался. Я выглядела неловко, немного по-детски, громко топающая, с трясущимся рюкзаком за спиной, который стал казаться неимоверно тяжёлым, но мне было все равно, я видела только их и радость на их лицах. Я обняла их сразу вместе, хоть это было и сложновато учитывая высокого дедушку и низенькую бабушку, не могла выделить кого-то одного первым, потому что любила их одинаково. Бабушка страстно поцеловала меня в щеку, немного неуклюже, торопливо, но радостно. Дед же крепко прижал меня к себе, похлопав рукой по спине и каждый его хлопок чётко передавал мне то, насколько они соскучились по мне и как долго меня ждали.
– Вы что весь день здесь стоите? – покосилась я на них.
– Нет, – протянула, улыбаясь бабушка. – Только что вышли.
– Я же вижу, что ты врёшь, – засмеялась я.
– Куккамайка уже с утра выходит на проверку, – легонько толкнул меня в бок дедушка и игриво подмигнул.
– Давай-ка не ври, – сердито процедила бабушка, почувствовав себя неловко. – Как доехала? – быстро сменила она тему.
– Хорошо, как обычно, – продолжала улыбаться я от радости, следуя за ними в дом.
– Много людей в автобусе то было? – спросил дед, который шёл за мной следом, будто оберегая меня.
– Нет, были даже свободные места, – ответила я ему, сбрасывая обувь в сенях, которую заботливо, опередив меня, дед поставил в
