- Настёнку? Да как же? Да она еще глупая! - орал Сергей, так взбудораживали его рассказы о доме.
В сумерках он различал блеск темных глаз Маши, печальные линии сдвинутых бровей. Сердце в груди его билось тревожно и гулко.
- Сергей, говорят, немцы к Москве подошли, - тихо сказала Маша.
- Слыхали! - небрежно ответил Сергей. - Насчет Москвы не сомневайся. Маша, а ты-то куда?
- Эвакуируемся. Так получилось. Прихожу в институт, а мне говорят: всех отослали, кого было надо, ты учись. Тут папин институт эвакуируется. Куда же мне? Я с ними.
- Ну и правильно. Что же, так всей жизни и замирать оттого, что фашисты напали?.. Маша, а что Иван Никодимыч?
- Как! Не слыхал? Дядя Иван на фронте!.. Сергей! Тетя Поля после твоего отъезда часто тебя вспоминала. Она очень... ну, как бы тебе сказать... уверена в тебе.
Сергей покраснел.
- Эх, Маша, - сказал он с чувством, - только бы дорваться! Я не страшусь. Правду тебе говорю. А еще примета хорошая - тебя встретил.
Эшелон без свистка тронулся. Маша вскочила на подножку.
- Сережа! Прощай!
Поезд пошел быстрей, быстрей, пробежал последний вагон, стук колес дальше, глуше; уплывая, качается в потемках красный фонарь. Вот и он исчез. С грустным недоумением Сергей глядел вслед. Минуту назад здесь, рядом с ним, стояла Маша. И - нет. Точно приснилось.
Звякнули буфера, вагоны воинского состава дернулись.
Сергей бросился догонять теплушку. Чьи-то руки подхватили его, он изловчился и впрыгнул в вагон.
- Вояка! - засмеялись над ним. - Кипяточку и то не раздобыл!
- Без кипятка обойдемся, - равнодушно ответил Сергей, присев у печурки.
Пламя синими языками лизало поленья. Сергей, прищурившись, смотрел на огонь.
Он думал о доме, о Москве, о том, что, может, завтра и в бой, а память о чем-то светлом жила в нем, росла и вот уже заполнила всю его душу. Словно вошел в частую рощу, куда даже в горячий июньский полдень едва проникает солнечный луч, и все лето земля хранит запах прелых листьев и влажности, раздвинул ветки и увидел белый развернувшийся ландыш.
Хорошо! Эх и хороша жизнь!
И вдруг, как будто безо всякой видимой связи, Сергей, строго сдвинув брови, вслух сказал:
- Ну что ж, повоюем!
- Чего ты? - спросил товарищ, подсаживаясь рядом.
- Повоюем, говорю.
Поезд шел к Москве.
Глава 4
Казалось, горы близко: стоит пройти вверх по улице, там они упираются темным подножием в головной арык...
Маша поднялась к головному арыку. Вода шумела и брызгалась, разбиваясь о камни, а горы ушли, и стало видно, что они далеко. На вершинах сверкал снег.
Вот уже несколько дней Маша бродила по незнакомому городу, который похож был на сад. Все было незнакомо и ново. Нужно начинать новую жизнь.
Строговы поселились в маленьком домишке на окраине города. Ступеньки крыльца покосились, под ногами скрипели и шатались половицы.
Возле домика стоял старый тополь, роняя на черепичную крышу увядшие листья.
Кирилл Петрович уходил по утрам в институт. Домой он возвращался ночью, ел суп, который не на чем было подогреть, и жаловался, что общежитие для студентов не оборудовано, нет кипятильника для воды, в столовой очереди, не хватает аудиторий для занятий.
- Ну, спите, - говорил он, вынимая из портфеля учебные планы и закрывая лампочку газетой.
А утром снова уходил в институт, иногда выпив вместо чая холодной воды.
У Ирины Федотовны хозяйство налаживалось плохо. Она привезла из дому салфетки к столу и забыла кастрюли. Она не знала, как и что нужно устраивать, но повесила на окно занавеску, радуясь, что не нужно затемняться, и аккуратно разложила на столе книги Кирилла Петровича.
В городе по вечерам горели огни. Бомбежек не было. Неизвестно откуда, к Ирине Федотовне пришла уверенность, что война скоро кончится.
- Вот увидишь, их отгонят от Москвы. Перебьемся как-нибудь это время, - говорила она Маше.
Она готовила на обед тыкву и початки крепко посоленной отварной кукурузы. От "витаминного" питания Маша непрерывно испытывала голод.
В общем, новая жизнь в незнакомом городе с прямыми, как стрелы, улицами, вдоль которых узкими каймами бежали арыки, начиналась для Маши неважно.
"Что я должна делать?" - сотни раз задавала она себе один и тот же вопрос.
Как ни далек от фронта этот город, пусть над ним мирно раскинулось синее небо, пусть равнодушны, как вечность, тяжелые горы, - война неотвратимо пришла и сюда. Она ощущалась в многолюдности улиц, в плакатах, говорящих со стен о героизме и бедствиях, в неумолимой откровенности сводок Информбюро по радио, которое звучало из распахнутых окон домов, на площадях, вокзале.
Всюду, везде - война!
На вокзал прибывали эвакуированные заводы, эшелоны с детьми, раненые. Город с сосредоточенным напряжением работал. Маша угадывала напряженность труда на каждом перекрестке, в любом, самом отдаленном переулке, куда ей случалось забрести в первые дни своих тоскливых блужданий по городу: здесь госпиталь, там научный институт, перевезенный из Харькова, детский дом для ленинградских детей, оборонный завод - "Вход строго по пропускам".
Войдя в проходную, Маша показала свой новенький паспорт, с необмятым переплетом и жесткими, хрустящими листочками.
"Имя, отчество, фамилия: Строгова Мария Кирилловна.
Время и место рождения: Москва, 1923 год".
- Вам куда?
- В отдел кадров.
В коридоре заводоуправления Маша невольно остановилась возле раскрытой двери завкома. Человек гигантского роста, с густой шапкой седеющих волос стоял спиной к двери. Еще при входе в заводоуправление Маша услышала раскаты его голоса.
- Сто процентов - довоенная норма. Двести - норма на сегодняшний день. Триста - на завтра. Бойцы тыла, на штурм!
"Бойцы тыла"?! Как хорошо, что Маша сюда пришла! Решено: остается работать на заводе.
Летучка кончилась. Гигант с седой головой обернулся; черные брови, как два косматых хребта, лежали над его колючими глазами.
- Откуда? Студентка? Эвакуированная? Куда вы хотите? На канцелярскую работу?
- В цех, - краснея, ответила Маша.
- Что вы умеете?
- Научусь. Вам нужны рабочие?
- Нет смысла. Не-ра-ци-о-наль-но. (Это слово директор завода выговорил по слогам.) А знаете, похоже на панику. Студентка третьего курса, не закончив, бросает учебу. Небось стипендию получали?
- Да. Но сейчас... я должна быть там, где нужнее.
- А разве мы не должны думать о завтрашнем дне? Нет, заканчивайте курс!
В сущности, он повторил то, что Маша услышала еще в Москве от Володьки Петровых.
Через несколько дней она пошла в институт. Там ее ждали неприятности, которые трудно было предвидеть заранее.
Когда она явилась в канцелярию местного института и сказала, что намерена продолжать образование на русской секции литературного отделения, ей резонно ответили:
- Подайте заявление и приложите документы.
Маша смутилась: ей нечего было приложить к заявлению. Она показала свой студенческий билет.
Заведующая канцелярией долго рассматривала Машин билет, поднеся к близоруким глазам, и вернула:
- Билет недействителен: фотография сорвана.
Маша растерялась. Этого еще не хватало! Она выждала длинную очередь в деканат: в институт поступали многие эвакуированные, то у того, то у другого что-нибудь не ладилось.
У декана было усталое, раздраженное лицо. Он торопил Машу, едва на нее взглянув: ближе к делу!
Маша не особенно связно рассказала, что институт выехал, все документы там... Она не решилась упомянуть о студенческом билете с оторванной фотографией.
- Чего же вы хотите? - спросил декан.
- Хочу, чтобы меня зачислили на третий курс.
Декан пожал плечами:
- Это невозможно. Вас на третий, кто-нибудь захочет на четвертый. Достаньте документы. Следующий! - крикнул он в дверь.
И вдруг, когда институт с его лекциями, семинарами, экзаменационными сессиями, с его читальными залами и диспутами оказался утраченным, Маша почувствовала упрямое желание учиться.
Она решила еще раз зайти в комсомольский комитет факультета. Там было людно, Маша села на краешек стула, рассматривая секретаря комитета Дильду Тажибаеву - ее блестящие черные косы и желтовато-смуглое лицо с продолговатыми глазами и широкими скулами.
"Красива или некрасива?"
Дильда о чем-то нетерпеливо рассуждала, в запальчивости стуча по столу крепким небольшим кулаком.
"Некрасива, - решила Маша. - И злая".
Дильда увидела ее и, узнав, приветливо махнула рукой.
"Нет, кажется, милая!" - обрадовалась Маша.
- Ну, как у тебя? - спросила Дильда.
- Все так же. Возьмите меня пока хоть на учет в факультетской организации...
- Сказано - нельзя, - возразила Дильда. - Пусть сначала зачислят. Идея! Приехал из Москвы ваш профессор. Сейчас на третьем русском будет читать. Поговори с ним.
Маша побежала разыскивать третий русский.
Студенты валом валили в аудиторию. Это была шумная девичья толпа. Никто не обратил на Машу внимания - должно быть, привыкли к новеньким.
