Была еще одна причина, заставлявшая меня идти на юг: я хотел повидаться с матушкой Барберен. Если я давно не говорил о ней, то это не значит, что я ее забыл. Много раз я думал о том, чтобы написать ей и сказать:
"Я помню о тебе и по-прежнему люблю тебя". Но я знал, что она не умеет читать, и безумно боялся, что письмо попадет в руки Барберена.
Что, если Барберен благодаря моему письму отыщет меня, опять возьмет к себе, продаст новому хозяину, совсем не похожему на моего Виталиса? Уж лучше умереть с голоду, нежели подвергнуться подобной опасности. Но если я считал невозможным написать матушке Барберен, то мне казалось, что я могу как-нибудь повидаться с ней. Теперь, после того как у меня появился товарищ, сделать это было гораздо проще. Я пошлю Маттиа вперед, он пойдет к матушке Барберен и под каким-нибудь предлогом заговорит с ней. Если она будет одна, он расскажет ей все обо мне. Тогда я безбоязненно войду в тот дом, где протекло мое детство, и брошусь в объятия моей кормилицы. Если же, наоборот, Барберен окажется дома, Маттиа попросит матушку Барберен пойти в какое-нибудь укромное местечко, где я с ней и повидаюсь.
Все эти планы я строил, продолжая идти, и потому шел молча. Решить столь важный вопрос оказалось делом нелегким, а кроме того, я должен был отыскать на нашем пути такие города и деревни, где бы мы имели возможность сделать хорошие сборы. Для этого самое лучшее было обратиться к карте.
Я вынул ее из мешка и разложил на траве. Довольно долго я не мог ориентироваться. Вспомнив, каким образом делал это Виталис, я в конце концов так составил маршрут, чтобы обязательно пройти через Шаванон.
- Что это за штука? - спросил Маттиа, указывая на карту.
Я объяснил ему, что такое карта и для чего она служит, почти дословно повторив то, что мне когда-то говорил Виталис.
Маттиа внимательно слушал, глядя мне в глаза.
- Для этого надо уметь читать.
- Понятно. А разве ты не умеешь читать?
- Нет.
- Хочешь научиться?
- Очень!
- Ну что ж, я тебя выучу.
Так как я уже развязал свой мешок, мне пришла в голову мысль осмотреть его содержимое. К тому же мне очень хотелось показать Маттиа свои сокровища, и я высыпал все на траву.
У меня оказалось три полотняных рубашки, три пары чулок, пять платков все в полной исправности, и пара немного поношенных башмаков. Маттиа был поражен моим богатством.
- А что у тебя есть? - спросил я.
- Скрипка и то, что на мне.
- Ну что ж, поделим все пополам, раз мы с тобой товарищи: у тебя будут две рубашки, две пары чулок и три носовых платка. Но зато и мешок будем нести поочередно. Согласен?
Теперь, когда я снова сделался артистом, я решил, что мне необходимо принять соответствующий вид; поэтому я открыл шкатулку Этьеннеты и достал оттуда ножницы.
- Пока я буду приводить в порядок штаны, - обратился я к Маттиа, - ты мне сыграешь на скрипке.
- С удовольствием.
И, взяв скрипку, он заиграл.
В это время я храбро вонзил ножницы в штаны немного ниже колен и принялся их резать. Это были прекрасные штаны, из такого же серого сукна, как жилет и куртка. Помнится, я был очень доволен, когда Акен мне их подарил. Я совсем не думал, что порчу их обрезая, - напротив, мне казалось, что теперь они станут еще лучше.
Сперва я слушал Маттиа и резал штаны, но вскоре отставил ножницы и весь обратился в слух. Маттиа играл почти так же хорошо, как Виталис.
- Кто тебя выучил играть на скрипке? - спросил я.
- Никто, и все понемногу. Главное, я сам постоянно упражнялся.
- А кто выучил тебя нотам?
- Я не знаю нот, я играю по слуху.
- Тогда я научу тебя играть по нотам.
- Ты, должно быть, знаешь все на свете?
- Ну еще бы! Ведь я глава труппы.
Мне тоже захотелось показать Маттиа, как я умею играть. Я взял арфу и запел свою неаполитанскую песенку.
Тогда Маттиа, не желая оставаться в долгу, громко выразил свое одобрение. Но нельзя было дольше терять время на взаимные комплименты и играть для собственного удовольствия - надо было подумать о том, чтобы заработать на ужин и на ночлег.
Я завязал мешок, и Маттиа надел его себе на плечи. Теперь в первой попавшейся на пути деревне мы должны были устроить первое выступление нашей труппы.
- Научи меня твоей песенке, - попросил Маттиа. - Я попробую аккомпанировать тебе на скрипке. У нас должно хорошо получиться.
Когда мы пришли в деревню и стали искать подходящее место для представления, мы увидели через открытые ворота одной фермы, что двор ее полон разряженных людей. У всех были цветы, перевязанные лентами: у мужчин - в петлицах, у женщин - приколотые к поясам. Очевидно, здесь происходила свадьба. Мне пришла в голову мысль, что эти люди будут очень рады музыкантам и, вероятно, захотят потанцевать. Тогда я тотчас же в сопровождении Маттиа и Капи вошел во двор. Держа шляпу в руке и сделав большой поклон (поклон Виталиса), я предложил наши услуги первому попавшемуся мне на глаза крестьянину.
Толстый парень с красным, как кирпич, лицом, в туго накрахмаленном воротничке, доходившем ему до ушей, добродушно улыбнулся. Он мне ничего не ответил, но, повернувшись, засунул оба пальца в рот и так пронзительно свистнул, что Капи испугался.
- Эй вы там! - закричал он. - Что вы думаете насчет музыки? К нам явились музыканты.
- Музыку, музыку! - закричали мужчины и женщины.
- По местам для кадрили!
И в несколько минут танцоры расположились посреди двора, разогнав по сторонам испуганную домашнюю птицу.
- Умеешь ли ты играть кадриль? - спросил я шепотом по-итальянски Маттиа.
- Да.
И он наиграл мне ее на скрипке. Оказалось, что я тоже ее знал. Мы были спасены.
Из какого-то сарая выкатили двухколесную тележку, поставили ее на возвышение и заставили нас влезть на нее.
Хотя мы с Маттиа никогда не играли вместе, мы недурно справились с кадрилью. Правда, наши слушатели не были требовательны и не обладали тонким слухом.
- Не играет ли кто-нибудь из вас на корнете? - спросил нас краснощекий толстяк.
- Я, - ответил Маттиа. - Но у меня его нет.
- Я вам сейчас достану. Скрипка хороша, но слишком уж нежна.
- Разве ты играешь и на корнет-а-пистоне11? - опять по-итальянски обратился я к Маттиа.
- И на трубе, и на флейте, и на всем, на чем можно играть.
Маттиа оказался настоящим сокровищем. Вскоре корнет-а-пистон был принесен, и мы снова принялись играть кадрили, польки, вальсы, но главным образом кадрили. Мы играли без передышки до самой ночи. Мне это было нетрудно, но Маттиа, утомленный путешествием и долгими лишениями, очень устал. По временам он бледнел, как будто ему становилось дурно. Но он продолжал играть, изо всех сил дуя в трубу. Наконец не только я, но и невеста заметила его бледность.
- Довольно, - объявила она, - малыш устал. Теперь раскошеливайтесь.
- Если вы позволите, - сказал я, соскочив с тележки, - я поручу сделать сбор нашему кассиру.
И я бросил шляпу Капи, который взял ее в зубы. Капи много хлопали за то изящество, с каким он раскланивался, собирая деньги. Но что было еще лучше, ему давали помногу. Я шел за ним и видел, как серебряные монеты падали в шляпу. Последнюю монету - пять франков - положил жених.
Какое счастье! Но это было не все. Нас пригласили в кухню, хорошо угостили и положили спать в риге, на соломе.
На следующий день, когда мы покидали этот гостеприимный дом, наш капитал равнялся двадцати восьми франкам.
- Это благодаря тебе мы столько заработали, мой милый Маттиа, - сказал я своему товарищу. - Я один не мог бы заменить целый оркестр. Оказывается, я поступил не так уж глупо, взяв тебя в свою труппу.
С двадцатью восемью франками в кармане мы чувствовали себя настоящими богачами и, когда пришли в следующую деревню, могли спокойно сделать некоторые необходимые покупки. Во-первых, я купил у торговца железом корнет-а-пистон, стоивший три франка. Он, конечно, был не новый и не красивый, но после того как мы его вычистили, стал хоть куда. Затем я купил красные ленты для чулок и старый солдатский мешок для Маттиа.
Мы поделили вещи поровну и разложили их в два мешка, а затем отправились дальше.
Дела наши шли отлично. После покупок у нас осталось еще около двадцати франков. Наш репертуар был настолько разнообразен, что мы могли по нескольку дней жить в одном и том же месте. За это время мы так подружились с Маттиа, что чувствовали себя вдвоем очень хорошо.
- Знаешь, - говорил он мне смеясь, - такой хозяин труппы, как ты, - просто чудо. Ты даже не дерешься!
- Значит, ты доволен?
- Доволен ли я? Да с тех пор как я покинул родину, я первый раз в жизни не мечтаю о больнице!
Наши успехи окрылили меня и внушили мне новые планы. Прийти к матушке Барберен только за тем, чтобы обнять ее, казалось мне недостаточным. Мне хотелось чем-нибудь отблагодарить ее за заботы обо мне. Теперь, когда я стал зарабатывать, я мог сделать ей подарок. Но какой? Я недолго думал. Только один подарок мог осчастливить ее и обеспечить ее старость: эта корова взамен ее любимой Рыжухи.
