— Однако, мне ехать надо!
Впереди виднелась деревушка Артыбаш, где Антона Ивановича давно дожидались студентки, а за ней — красивый деревянный дом туристской базы.
Торной дороги туда не было. Среди валунов, в беспорядке разбросанных между кедрами, вилась лишь узкая тропа, будто поясок на пёстром ковре. И всюду цветы, цветы, а над ними — стаи ярких порхающих бабочек.
— Поехали, — сказал Антон Иванович шофёру. А мне протянул руку: — Поспорить мы ещё успеем, а сейчас поздравляю вас! Мы, кажется, наконец приехали…
— Вы медвежат не покупали?
Антон Иванович спросил так просто и так неожиданно, словно их продавали на Телецком озере под каждым кедром.
— Только этим и занимаюсь! Сейчас и бегу за ними: дешёвые, на выбор, вон на той полянке! — махнул я рукой.
— Тю! Так я же серьёзно! Хочу живой уголок пополнить. Вам смешно, а у меня эта мысль из головы не выходит. Иду, знаете ли, по тайге и размышляю: залезу потихонечку в малинник, а там — медвежонок. Подкрадусь, схвачу его и унесу. Ловко и просто, как в сказке! Только это, пожалуй, страшно?
— Пожалуй. Уж больно строгая мама ходит по пятам за медвежонком. Вряд ли ей захочется, чтобы её малыш поехал с вами в институт.
— Конечно, конечно! — засмеялся Антон Иванович. — Лучше уж купить, а?
— Это, наверно, обойдётся дешевле.
— Будет случай — узнайте, как это сделать… Медвежонка я увидел на туристской базе. Это был мохнатый маленький Тузик — и неуклюжий и шустрый, с белым ошейником и чёрными бусинками глаз.
Близко от главного здания базы, над озером, стояли две синие сестрички — две высокие, стройные пихты с острыми верхушками и седыми стволами. Выросли они из одного корня, потом разошлись от земли развилкой, но тесно сплели ветви. Этих сестричек огородили высоким забором. Там, в закутке, и жил Тузик.
Еду подавали ему в корытце, свежую воду наливали в большую чугунную миску. После еды он забирался на деревья, обнимая одну пихту цепкими лапами, упираясь в другую округлым, мохнатым задом. На большом толстом суку у него была «постель». Там он и спал, когда хотел, крепко держась за ветки.
Просыпался Тузик по звонку, вместе с туристами; спускался на нижние ветви и глядел в сторону кухни: не несёт ли еду тётя Даша.
Скоро она показывалась с ведром в руках и ласково приговаривала:
— Тузик! Тузик!
Медвежонок вздрагивал, скулил и облизывался. Обняв ствол, он ловко съезжал на землю; бегал по закутку, тыкался носом в колени тёти Даши, лизал ей руки и, засунув нос в корытце с кашей или с супом, чавкал, как поросёнок.
Жил бы он неплохо, но донимали его мальчишки: они не бывали на базе подолгу, но отдыхали здесь день, другой на перепутье. Увидав Тузика, мальчишки залезали на пихту, стаскивали его на землю и начинали возню. На полянке поднимался страшный гвалт, шум, крики, вопли, и дело кончалось тем, что кто-то зализывал раны. Чаще — медвежонок: он вырывался из горячих объятий, не разбирая пути, мчался к закутку и с быстротой белки прятался в ветвях своей пихты. Но и мальчишкам доставалось: Тузик давал им хороших тумаков когтистой лапой то в грудь, то по уху или хватал за палец.
«Не берегут здесь медвежонка, — решил я. — Какой-то он беспризорный. Надо присмотреть за ним, пока не вернётся из похода Антон Иванович. Глядишь, и купит он Тузика».
Я стал разгонять мальчишек и сказал тёте Даше, что буду кормить медвежонка. Умный зверушка через два — три дня уже привязался ко мне. Он позволял мне стоять возле клетки, когда возил носом по корытцу, и даже обнюхивал и осторожно лизал руку, когда я его гладил.
Однажды я ушёл под вечер на Змеиную гору собирать цветы и травы для гербария. А в это время появились на базе новые мальчишки. Они намяли бока Тузику, загнали его к озеру и бросили в холодную воду. Тузик выскочил на берег, отряхнулся и стремглав бросился в тайгу.
Я узнал об этом, когда вернулся; в сумерках кинулся по тропе в чащу и долго бегал по густым кустарникам. Стало уже темно, когда я увидел Тузика. Он сидел перед муравьиной кучей, разгребал её лапами, с удивлением разглядывал крупных чёрных муравьев, которые запутались в его шерсти, и слизывал их розовым языком.
— Тузик! — сказал я как можно ласковее.
Он вскочил, поднял шерсть на холке, в его насторожённых глазах мелькнуло что-то дикое и злобное. Но не убежал и дал надеть ошейник.
Я стал гулять с ним по утрам, когда туристы катались на лодках по озеру. Тузик семенил за мной на коротких лапах, нюхал цветы, доставал из земли какие-то корешки, гонялся за бабочками. Потом ложился рядом на пахучую траву, нагретую солнцем, и закрывал глаза. Засыпал он сразу, но во сне скулил. А когда я перелистывал страницы книги, поводил ушами и настораживался.
Наконец вернулся Антон Иванович. Он тотчас же пришёл ко мне, и мы пошли смотреть Тузика. Но его в закутке не оказалось.
Мы обыскали все кусты вокруг базы, ходили до поздней ночи по тайге, даже в звонок звонили, думали, что Тузик вспомнит про ужин. Но он не вышел на наш зов из тайги и не вернулся.
Утром мы осмотрели поблизости с десяток муравьиных куч, лазили по такой чаще, что изорвали рубашки, но Тузика не было — он пропал бесследно.
— И что за народ на базе! — сокрушался Антон Иванович. — Ведь погибнет такой беспомощный малыш без медведицы! Ну и оборвал бы я уши тем мальчишкам, которые замучили Тузика!
Но мальчишки набедокурили и ушли. Да и не мучили они Тузика, просто неумело играли с ним.
— Тузик потерялся, но в запасе у нас Машка, — успокоил я Антона Ивановича.
— Какая такая Машка?
— Вон на той стороне озера, в Егаче, у Андрея Силыча. Завтра поедем смотреть её…
На другой день после обеда я нашёл Антона Ивановича в условленном месте, возле лодки. Мы сели на вёсла и пошли через озеро.
Справа шумела Бия. Огромная, почти в километр шириной, она вырывалась из озера, бросалась к порогу Карлагач, ревела и пенилась. Мы боялись, что нас снесёт к порогу, и гребли молча, сильно, часто, и только у самого берега, когда миновала опасность, Антон Иванович спросил, как попала Машка к Андрею Силычу.
Лесник поймал её вместе с Тузиком весной, во время обхода. А старую медведицу застрелил. Возможно, он не стал бы стрелять в медведицу, раз у неё были дети — это не принято у людей, которые любят и берегут тайгу, — но так уж вышло. Повстречались они на очень узкой тропе в ущелье, и зверь не уступил дорогу человеку. Андрей Силыч всё ждал, что медведица образумится и уйдёт. А она оскалилась и пошла напролом. Пришлось стрелять…
Дом Андрея Силыча стоял за посёлком, на отшибе. Его окружали высокие старые кедры и густой малинник.
Хозяина дома мы увидали во дворе. Плотный, широкоплечий, в матросской тельняшке, которая туго обтягивала грудь, он шутя отбивался от Машки. Машка прыгала вокруг ног лесника, как чёрный взлохмаченный шар, и вырывала у него лопату. Он тянул к себе, она — к себе, оба топтались на месте и пыхтели.
— Ну ни дать ни взять два медведя! — толкнул меня локтем Антон Иванович, наблюдая за потешной игрой человека с медвежонком.
Машка вырвала лопату и потащила к дому. Заступ ударил её по пяткам. Она рассердилась и отшвырнула лопату. Послышался резкий звук: железо стукнулось о камень. Машку это позабавило. Она наклонила голову, прислушиваясь, и снова потянулась за лопатой. Но Андрей Силыч слегка шлёпнул её по затылку, и она, огрызаясь, кинулась к дому.
Тут-то мы и столкнулись с ней.
Она с ходу опустилась на толстый, пушистый зад, уставилась на нас, оскалила острые белые зубы и часто-часто заработала ноздрями.
— Свои, Машка! — крикнул Андрей Силыч. — Сколько лет, сколько зим! — Он подошел к нам, пожал руки. — Прошу в хату! С дороги, Машка!
Но Машка и не думала уступать дорогу. Она поплясала вокруг нас, а потом встала на задние лапы и потянулась за шляпой Антона Ивановича. Пришлось цыкнуть на неё, чтобы не совала нос куда не положено.
В комнате Машка напоминала о себе каждую минуту: шумела ведром под лавкой, скребла притолоку, прыгала на подоконник. Затем схватилась за край скатерти, как только набросил её на стол Андрей Силыч, да так дёрнула, что чуть не сбила очки с носа у Антона Ивановича.
Лесник потянулся за ремнём. Машка понимающе глянула на хозяина, недовольно рявкнула и в три прыжка очутилась за порогом.
Мы вздохнули с облегчением. Самовар поспел, можно было пить чай. Но не успел Андрей Силыч налить нам по второму стакану, как в комнате снова появилась Машка. Она неслышно, мягко прошлась на задних лапах от двери к окну и села возле кадки, где рос фикус.
— Опять что-то задумала, каналья!
Андрей Силыч сдёрнул ремень с гвоздя, но опоздал: Машка выхватила фикус из кадки, кинула его на пол и бросилась наутёк.
