Ближайший Стригун быстро схватил комочек, который сразу же расплылся в темное облачко, и Краб беспомощно забарахтался в нем. На выручку ему бросились другие — в Крабовой Завесе не должно быть ни малейшей бреши. Но и они, попав в тонкую, едва заметную глазу сеть, немедленно запутывались клешнями и ногами. Биссусная пить оказалась необычайно прочной. Все новые и новые пленники попадали в сеть — под их тяжестью она стала постепенно опускаться на дно, захватывая с собой и тех, кто всплывал снизу на помощь попавшим в беду.
И вот перед беглецами снова чистая вода! А внизу на скалах шевелилась гора запутавшихся в сети Крабов, и каждый спешивший на помощь вояка оставался здесь. О том, чтобы задержать карету, никто и не помышлял: не до того было…
Звездочет-Клоун открыл рот и выпустил Морское Ухо.
— Теперь слушай, — сказал он.
— Лупибей находится в полосе чернил, — сообщило Морское Ухо. — Он уже догадался, в чем дело, и изо всех сил понукает свою упряжку. Вот он выбрался на чистую воду… Он совсем недалеко. Я слышу, как режут воду своими рылами Меч-рыбы.
— Даже если нас Акулы не задержат, то скоро настигнет Лупибей, — грустно сказала Смешинка.
— Тогда постараемся, чтобы Акулы задержали нас, — глубокомысленно заметил Звездочет-Клоун, поглядывая на губку, которую держала в руке девочка. Та удивилась:
— Зачем?
Но мудрец не ответил на ее вопрос:
— Как тебе сказали, в этой губке собраны запахи всех кушаний. Смешинка, смотри на меня: как только я махну тебе первый раз — ты чуть стисни губку, во второй раз — вполсилы, а в третий — дави что есть силы!
Акулы кровожадно зарычали, заметив, что на упряжке нет пропуска Великого Треххвоста. И Крылатки разом остановились перед их сердитыми мордами.
— Как смеете вы путешествовать без пропуска? — рявкнула Тигровая Акула, оскалив зубы. А лицемерный Морской Ангел вздохнул:
— Придется прервать вашу приятную прогулку…
— Пожалуйста, не задерживайте нас, — попросил Звездочет-Клоун плаксивым жалобным голосом. — За нами гонится Лупибей…
— Что он говорит! — загудели Акулы. — За ними гонится начальник стражи? Да мы просто обязаны задержать вас!
— Что ты наделал? — шепнула Сабира. — Пусть бы мы лучше погибли в их зубах, чем под пытками Лупибея…
Но Звездочет-Клоун тихонько погладил ее, успокаивая.
— О несчастные! — вперед пробилась Китовая Акула. — Вы посмели убежать от Лупибея?
— А что же нам было делать? — жалобно спросил мудрец. При этом он подал незаметно сигнал, и Смешинка послушно сдавила губку. Акулы сразу же заволновались.
— Какие запахи! Откуда эти чудесные запахи?
— Что нам оставалось делать? — повторил Звездочет-Клоун. — Если мы не убежим от Лупибея, то погибнем.
— Ага! Погибнете!
— Мы просто лопнем, — Звездочет-Клоун икнул. — Мы невероятно… объелись!
— Где вы объелись и чем? — глаза Акул заблестели. — Расскажи!
— На пиру, который устроил владыка. Лупибею взбрело в голову самому готовить кушанья. Он сказал, что все мы от его блюд будем в восторге. Действительно кушанья получились вкусные, и все гости объелись. Но Лупибей все-таки продолжал всех кормить. «Что ж, пропадать таким блюдам?» — кричал он. Чтобы не погибнуть, мы потихоньку сели в карету и кинулись бежать. До сих пор не можем прийти в себя после такого обеда и вон как отдуваемся, — тут Звездочет-Клоун снова сделал знак, и девочка посильнее сжала губку.
Акулы застонали:
— О, какие прекрасные яства приготовил Лупибей! Даже их запахи сводят с ума!
— Эти запахи несутся из кареты Лупибея, — продолжал мудрец, — он набил всю ее разнообразными яствами и поклялся, что, как только поймает нас, заставит все съесть. Но ведь там столько снеди, что даже Акулы с ней не справятся!
— Не говори так! — сердито закричали Акулы. — Мы можем съесть все, что можно есть.
— И еще столько же! — рявкнула Китовая Акула. В это время Морское Ухо сказало:
— Лупибей совсем близко. Он рядом!
Звездочет-Клоун посмотрел назад и увидел поблескивающие лезвия Меч-рыб. Они быстро увеличивались, росли на глазах.
— А вот и он! — крикнул мудрец. — Лупибей с целой каретой превосходных кушаний! Слышите, как чудесно они пахнут?
Он махнул в третий раз, и Смешинка сдавила губку изо всех сил обеими руками. Невыразимое благоухание разлилось в воде, как будто распахнули двери огромной кухни, где одновременно готовились тысячи и тысячи вкуснейших обедов.
Что сделалось с Акулами! Они взревели. Закипела вода от ударов мощных хвостов. Крылатки проворно опустились на дно, и беглецы смотрели, как, разинув пасти, над ними проносились Акулы. Неслись они навстречу начальнику стражи, чтобы урвать хоть кусочек из его чудеснейших кушаний.
— Думаю, — сказал Звездочет-Клоун, — что они надолго задержат Лупибея. Точнее сказать — навсегда.
И Крылатки поднялись, торопясь как можно быстрее оставить позади Море Акул, чтобы разгневанные обжоры, обнаружив обман после того, как слопают сгоряча Спрутов и упряжку Меч-рыб, не погнались за ними. Но опасения были напрасны: Морское Ухо, прислушавшись, объявило, что погони больше нет.
Все препятствия остались позади.
— Теперь придется мне вас покинуть, — сказал Звездочет-Клоун. — У меня срочные дела. Я не могу их отложить.
— Но как же мы найдем без тебя Море Счастья? — спросила Смешинка.
— С вами остается Сабира, — улыбнулся он. — О, она тоже многое знает и умеет. Как я подозреваю, ты уже вырастила язык, который доведет тебя до Моря Счастья?
— Вырастила, — ответила Сабира смущенно.
— Тогда я спокоен. Прощайте, мои друзья, мы скоро увидимся!
— Я не спрашиваю тебя ни о чем, — крикнула ему вслед Звезда, — но думаю, что тебе нужно направиться на юг, к островам! Это говорит мой новый язык, знающий все страны света…
— Спасибо! — Звездочет-Клоун был уже маленькой точкой над их головами и продолжал подниматься все выше и выше. Девочка, запрокинув голову, следила за ним, потом вздохнула:
— Ах добрый друг! Мне показалось, что это старый аист опять улетает от меня…
И что же? Она не ошиблась.
Звездочет-Клоун, достигнув поверхности меря, так разогнался, что выскочил в воздух, расправил плавники, которые вдруг превратились в широкие красивые крылья, и стал знакомым нам старым аистом. Взмахнув крыльями. Остроклюв радостно крикнул:
— Как долго я не летал! Как долго я не дышал свежим воздухом! Как долго я не видел неба!
Он подсчитал, что сегодня миновало тридцать и три дня с той ночи, когда ведьма наложила на него проклятие. Чары старухи отныне были бессильны!
Остроклюв сделал круг над водой, пристально вглядываясь, но ничего не увидел в сгустившейся синеве. И тогда он решительно повернул на юг, в направлении островов, как советовала ему Сабира.
Он летел целый день, и крылья его с непривычки устали. Внизу по-прежнему расстилалось море, не было видно ни одного островка, где бы он мог сесть и отдохнуть.
Наступила ночь. Остроклюв летел, мерно взмахивая крыльями, глядя на звезды и тяжело вздыхая. Иногда он бормотал:
— Как не хотелось мне… ради этого несносного мальчишки. Но если разобраться, то вовсе не ради него, а ради девочки Смешинки и жителей Кораллового города… Вот только не знаю, согласится ли Каппа пруда Тарусава… и где находится этот пруд.
— Каппа пруда Тарусава? — повторил рядом чей-то тоненький голосок, и Остроклюв вздрогнул от неожиданности. — Кто осмелился говорить о Каппе?
— А почему нельзя говорить о нем? — удивился старый аист, разглядев в сумерках летевшее рядом странное существо. То была рыба не рыба, птица не птица, а рыба с крыльями. — Кто ты?
— Я Долгопер, летающая рыба. Нас много летает здесь над волнами, и все мы боимся говорить о Каппе пруда Тарусава. Если кто-нибудь услышит и донесет Великому Треххвосту, он погубит нас всех до единого. Но тайна мучает нестерпимо, и хочется поделиться ею с кем-нибудь. — Долгопер понизил голос: — Я вижу, ты не рыба, и тебе можно довериться. Но прежде скажи, откуда ты узнал о Каппе пруда Тарусава?
— Ха! — воскликнул старый аист, напуская на себя равнодушие. — Да я много раз отдыхал в окрестностях этого пруда после дальних перелетов, ловил там лягушек…
— И ты видел Каппу? — воскликнул Долгопер.
— Конечно. Мы часто беседовали с ним.
— О чем?
— О… том о сем.
— А о сыне, о сыне его вы ни разу не разговаривали? — задыхаясь от волнения, спросил Долгопер.
— Как же, говорили и о сыне, — осторожно ответил старый аист. — А почему это тебя так беспокоит?
— Наверное, Каппа очень тоскует о нем? — выспрашивал Долгопер.
— Иногда…
— Значит, он уже стал забывать его! — с горечью сказал Долгопер. — А раньше, говорят, он очень, очень тосковал! Он звал его по ночам, высунувшись из воды и горько плача. Но потом он снова становился веселым, как обычно, и только грусть в глазах выдавала его…
