Монс.
– Неправда, – возразил Маркус.
– Ну, не то чтобы мужественный… – вновь поправился Монс. – Я имел в виду, что он не боится.
– Понимаю, – сказала Эллен Бюэ.
– Маркус мне не просто сын. Он мой лучший друг.
– Очень приятно, – сказала Эллен Бюэ и посмотрела Маркусу в ухо.
– Ну и как там? – спросил Монс.
– Замечательно, – ответил Эллен Бюэ, – сейчас посмотрим второе.
– Да, конечно, лучше посмотреть, – сказал Монс. – Ну и как там внутри?
– Замечательно и во втором тоже, – тем же тоном ответила Эллен.
– Да, – проговорил Монс, – я так и думал. Маркус моет уши каждый день. И мы этим очень довольны.
– Пробки в ушах не обязательно связаны с нечистоплотностью, – сказал Эллен Бюэ. – Независимо от того, сколько вы моетесь, там может накапливаться много серы.
– Наверно, вам надо верить, – сказал Монс. – А что теперь нам делать?
– Сейчас мы проверим слух.
Маркус выдержал проверку блестяще. Он слышал писк на высоких частотах, низкие шумы и все слова, которые Эллен просила его повторить. Даже когда Монс прошептал словосочетание «презумпция невиновности», он повторил его без проблем, на что Эллен сказала, мол, если у Маркуса проблемы со слухом, то, очевидно, во всем мире нет человека, который бы слышал нормально.
– Ну вот и я папе то же самое говорил, – сказал Маркус. – Просто уши заложило.
Отец, который одновременно испытывал теперь облегчение и усталость, сказал, что он очень рад и тем не менее приятно лишний раз удостовериться в том, что все в порядке.
– Лучше иной раз пораньше зайти к врачу, чем мучиться, когда станет слишком поздно, – сказал он и улыбнулся Эллен. – Теперь мы уверены, что все хорошо, и больше не будем волноваться, правда, Маркус?
– Да, пап, – кивнул Маркус. – Теперь мы можем расслабиться.
– Точно, – весело подхватил Монс, – можем.
– Да, – улыбнулась Эллен Бюэ, – можете.
– Можем, – сказал Монс. – Ну, мы свободны?
Эллен кивнула:
– Да, если у вас нет больше вопросов.
– Нет, это, пожалуй, все, доктор Бюэ, – сказал Монс и почесал ухо.
– Эллен, – сказал Маркус.
– Да, вы можете называть меня Эллен, – дружелюбно подтвердила докторша.
Монс заплатил за прием и протянул Эллен руку.
– Да, какое облегчение, – сказал он. – Большое спасибо… Эллен.
– Не за что. Это моя работа.
– Должно быть, интересная работа? Быть врачом, я имею в виду.
Эллен посмотрела на Маркуса. Взгляд у нее был подозрительно озорной.
– Да, – сказала она, – встречаешь столько интересных людей.
– Да-да, конечно, – закивал Монс и отпустил ее руку.
Она проводила их до дверей.
– Звоните, если что.
– Конечно, – сказал Монс. – До свидания, Эллен.
– До свидания.
– Его зовут Монс, – сказал Маркус.
– Я знаю, – ответила Эллен и закрыла за ними дверь.
– Ну вот видишь, Маркус? Хуже не стало!
Они шли по аллее к парковке. Отец был в великолепном настроении, а Маркус, который на несколько часов забыл и о любовной тоске, и о потерянной дружбе, чувствовал себя не так уж плохо.
– Нет, – сказал он. – Все было в порядке.
– Эллен – хороший врач, тебе не показалось?
– Да, – согласился Маркус. – Очень хороший.
– А ты обратил внимание на ее пальцы?
– Нет. А что?
– У нее невероятно длинные пальцы… Настоящие пальцы врача.
Монс почесал ухо.
– Знаешь, Маркус, – сказал он, – я думаю, а не проверить ли мне самому уши? Порой кажется, что у меня закладывает правое. Думаешь, там пробка?
– Не знаю, пап.
– Может, стоит попросить Эллен проверить?
– Да, думаю, стоит, – сказал Маркус. – Лучше иной раз пораньше зайти к врачу, чем мучиться, когда станет слишком поздно.
– Вот и я так считаю, – улыбнулся Монс и начал насвистывать веселую мелодию.
Маркус проснулся с мыслью, что он влюбился в Муну. Это случилось во сне. Она пришла к нему и протянула руки. «Ты любишь меня?» – спросила она и улыбнулась, показав полный рот восхитительных, белоснежных и чуть кривоватых зубов. Нитка необработанного жемчуга, спрятанная за алыми губами.
Сон был потрясающим. Настоящее откровение. С глаз словно пелена спала. Во сне Маркус наконец-то ясно все увидел. Он увидел Ее. Женщину всей своей жизни. Муну.
Маркус закрыл глаза и попытался снова заснуть, но, конечно, ничего не получилось. Он услышал, как отец напевает на кухне: «Oh what a beautiful morning» [23]. Он и сам, лежа в кровати, замурлыкал этот мотивчик. Утро и в самом деле было замечательным. Даже погода улучшилась. В окно светило солнце. Листья на деревьях колыхались от ветра. Вдалеке орали коты. Воздух словно наполнился любовью. И он сам тоже. Муна, Муна, Муна! Маркус выпрыгнул из постели. Долой пижаму, надеваем трусы… Носки… Футболку… Гип-гип, ура! Какой чудесный день! Oh what a beautiful morning! Где мои брюки, где рубашка? Он застыл посреди комнаты, держа штаны в руках. А что он скажет Эллен Кристине? Она же думает, что он влюблен в нее. В самом деле? Она так не думает. Она же с Сигмундом. А тот понял, что эта влюбленность не привела бы ни к чему, и взял удар на себя. Сказал, что он сам, а не Маркус написал это идиотское сочинение про дурацкую русалку с ужасными ушами. Старый добрый Сигмунд. Настоящий друг, который познался в беде. Да! Верный и умный. Это он сам его предал! Но теперь Маркус все исправит. Он попросит прощения у своего лучшего друга, пересядет обратно на свое место, снова начнет посылать привычные сигналы и увлекательные записки и будет вместе с Муной. Он радостно улыбнулся и заметил, что улыбка застыла. Ощущение счастья тут же пропало. Оно было всего-навсего продолжением сна. Только теперь Маркус окончательно проснулся. Тяжелые мысли вернулись. Он будет вместе с Муной? Что это он себе вообразил? Он никогда ни с кем не будет. Он никогда не сможет сказать ей, что любит ее. Он – самый трусливый мальчик на свете. Только один человек может ему помочь… Сигмунд. Но примет ли он извинения? Человек, который предал один раз, может предать снова. Он вырыл яму своему лучшему другу и чуть не упал в нее сам. Подумать только, как он сглупил! Он ничего не понял. Даже когда Сигмунд встал на уроке и сказал: «Markus is my best friend». Маркуса ослепила ревность и гордость, он не понял, что Сигмунд спас его от судьбы, которая могла стать хуже смерти. И почему все так происходит? Почему он всегда все делает не так? А все потому, что он такой… Маркус Симонсен! Не только самый трусливый на свете мальчик, но еще и самый глупый.
Он надел брюки, подошел к шкафу и, почти не
