- Кто знает, что такое добро и что такое зло, кто может кратко сказать это и научить, как надо жить, - пусть идет к Акбару и говорит, надеясь на богатое вознаграждение.
Но знающих набралось так много, что старый визирь добавил им:
- Тот же, кто скажет вздор, лишится головы.
И тогда осталось только четверо.
- Я знаю! - с твердостью сказал один, одетый в рубище.
- Я знаю! - сказал другой, весь опутанный тяжелыми железными цепями.
- Я знаю! - сказал третий, весь иссохший.
- Мне кажется, что я догадываюсь! - сказал четвертый, одетый не в рубище, не иссохший и не обремененный цепями.
Они были допущены к Акбару.
Акбар встал перед ними, коснулся рукою земли и сказал:
- Учителя! Вам - слово, мне - внимание. Я слушаю вас.
К нему приблизился первый, одетый в рубище, и, мерцая глазами, как погасшими звездами, спросил:
- Брат мой Акбар! Любишь ли ты своих врагов?
Акбар удивился и ответил:
- Я люблю врагов. Только - мертвыми.
На это человек с мерцающими глазами возразил:
- Напрасно. Аллах велел любить всех. Надо всех любить, и всех одинаково. Тех, кто делает нам добро, и тех, кто делает нам зло, тех, кто приятен, и тех, кто неприятен, хороших и дурных. Друзей и врагов. Добро - любовь. И все остальное - зло.
- Бедные мои друзья! - вздохнул Акбар. - Они должны разделить участь моих врагов! Неужели же для друзей нельзя выдумать ничего получше?
- Нет! - отвечал человек с мерцающими глазами.
- Это печально! Мне жаль тех, кто хочет сделать мне добро. Я буду к ним неблагодарен, сравняв их с теми, кто делает мне только зло. И мне кажется, что всех одинаково любить, - это значит ко всем относиться безразлично! Что скажешь ты?
Человек, обремененный цепями, с трудом поднялся и, задыхаясь, сказал:
- Мало любить других. Надо ненавидеть себя. Свое тело. И истязать его, как врага. Ибо тело - это дьявол. И грех - его смрад. Надо ненавидеть свое тело, ибо оно полно желаний. Надо ненавидеть свое тело, потому что оно источник грешных наслаждений. Надо укрощать его. Ибо тело - это дьявол.
Акбар всплеснул руками.
- Боже! Неужто ж колени матери, - ведь, это тоже тело! - это тоже дьявол?
- Дьявол! - ответил человек в цепях.
- И губы моей жены, которые шептали мне: "люблю", - дьявол?
- Дьявол!
- И все наслаждения - дьявол? Цветы, с их ароматом?
- Дьявол!
- И эти звезды, что радуют глаза?
- Глаза - тело. Наслаждение телесное. Дьявол!
- Кто ж тогда создал мир? И зачем? Зачем же тот, кто создал мир, рассыпал дьявола по небу, по земле, в воздухе, на коленях матери и на губах женщин? Зачем же столько опасностей для бедного и слабого человека?
- Так хочет тот, кто создал! - сказал человек в цепях.
- По вашим словам, я должен любить всех и ненавидеть только самого себя. Что скажешь ты?
Весь высохший человек улыбнулся с презрением:
- Как будто ненавидеть только тело - это все? Как будто грех родится в теле, а не в мыслях? Надо ненавидеть мысль. Ненавидеть и бояться. Бояться и гнать от себя. В мыслях родятся желания. В мыслях родятся сомнения. В мыслях родится грех. Мыслями, как сетями, ловит нас дьявол. Мысль - его смрад. Сколько дерзких вопросов ты задал, Акбар! Сколько их родилось в твоих мыслях!
- Какая же мерзость тогда человек! - в отчаянии воскликнул Акбар. - И зачем было его создавать? И к чему ему жить? Зачем существовать этой куче навоза, которая называется телом, и издавать зловоние, которое называется мыслями! Говори ты, четвертый! Если можешь хоть что-нибудь еще найти в человеке гнусного и отвратительного!
Тот, кто не был одет в рубище и не казался иссохшим и не носил цепей, поклонился и сказал:
- Повелитель! Я с глубоким почтением слушал слова этих учителей. Чтобы знать людей, надо быть богом. Но чтобы знать бога, надо быть сверхбогом. А они говорят, что знают его и все его желания. Я верю в существование бога. Если мы возьмем вот эти слова, разрежем их на буквы, и эти буквы рассыплем по полу, - получится хаос и бессмыслица. Но если я приду и увижу, что отдельные буквы сложены так, что из них выходят слова, я скажу, что это сделало какое-то разумное существо. "Вот почему я верю в бога", - как сказал один древний мудрец. Но я слишком скромен, чтобы судить, каков он, и чего он хочет, и чего не хочет. Представь себе, что к тебе на шлем села муха. Неужели она может представить себе, кто ты, и куда, и зачем ты идешь?
Лицо Акбара прояснилось.
- Судя по твоим словам, ты кажешься мне человеком скромным и рассудительным. Можешь ли ты кратко сказать нам, что такое добро и что такое зло?
- Мне кажется, повелитель, что я догадываюсь, и мне кажется, что догадываюсь верно.
- Скажи же нам твою догадку, чтобы мы могли судить.
- Мне кажется, что это просто. Все, что причиняет людям страдание, есть зло. Все, что причиняет удовольствие, есть добро. Доставляй удовольствия себе и другим. Не причиняй страданий ни другим, ни себе. В этом вся нравственность и все религии.
Акбар задумался и, подумав, сказал:
- Не знаю, так ли это. Но чувствую, что все мое тело и вся моя душа мне говорят, что это так. Требуй теперь, согласно условию, всего, что ты хочешь. Я буду рад показать и мою благодарность, и мое всемогущество!
- Повелитель! Мне не нужно многого. Верни мне только то мгновение, когда я вошел к тебе, и то время, которое я провел у тебя.
Акбар посмотрел на него с удивлением:
- Разве время возвращается?
Тот улыбнулся.
- Ты прав. Все можно вернуть. Потерянное богатство, даже из потерянного здоровья можно вернуть хоть крупицы. Только времени, одного времени не вернешь ни мгновенья. С каждым мгновеньем мы ближе к смерти. И лови, и наполняй каждое из них, потому что оно не повторится. Ты спрашивал: как надо жить? Пусть каждое мгновение будет радостно для тебя. Постарайся, чтобы оно было удовольствием для других. И если ты при этом никому не причинишь страданья, - считай себя совсем счастливым. Не теряй жизни! Жизнь есть сад. Насаждай его цветами, чтобы в старости было где гулять воспоминаниями.
Акбар улыбнулся ему и со светлой улыбкой вышел к своим визирям.
- Друзья мои, займемся делами и удовольствиями. Постараемся, чтобы это доставляло радость хоть кому-нибудь и по возможности никому не причинило страданья.
СОТВОРЕНИЕ БРАМЫ
(Индийская сказка)
Это было весною мира, на самой заре человечества. Показался только краешек солнца, и женщина проснулась, как просыпается птица при первом луче. Быстро, ловко, проворно, цепляясь руками и ногами, она спустилась с дерева. Как обезьяна.
Она подражала обезьяне и гордилась, что умеет лазить совсем как обезьяна. Женщина умылась у холодной струи, бившей из скалы, и, свежая, радостная, как обрызганный росою ландыш, побежала, срывая по дороге цветы, к большому озеру. Побежала, прыгая, как коза.
Она подражала козе и гордилась, что прыгает выше. Женщина умывалась и пила из холодного источника, бившего в скале, потому что в жару это текла:
- Радость.
Женщина знала два слова: - "Радость" и "беда". Когда ее целовали, она называла:
- Радость.
Когда били:
- Беда.
Все, что ей нравилось, было:
- Радость.
Все, что было неприятно:
- Беда.
Она умывалась и пила из холодного источника, потому что это была "радость".
Но она была любопытна и всюду заглядывала. Человек сказал ей, чтобы она не ходила к большому озеру:
- Там я видел огромных ящериц, которые тебя съедят.
И тут ходят пить слоны. А они злы, когда хотят пить, - как я, когда хочу есть. И женщине захотелось посмотреть хоть мельком на больших ящериц и огромных слонов. Умирая от страха, она пробралась к озеру. Никого.
- Может быть, ящерицы там? Она заглянула в воду. И отскочила.
Из воды на нее глядела женщина. Она спряталась в кусте.
- Беда!
Женщина сейчас выскочит из воды, вцепится ей в волоса или выцарапает глаза.
Но женщина не выскакивала из озера. Тогда она снова заглянула в воду.
И снова на нее с любопытством смотрела женщина. Тоже с цветами в волосах.
И не собиралась вцепиться ей ни в волосы, ни в глаза.
- Радость?
Она улыбнулась. И женщина ей улыбнулась. Тогда она захотела с ней поговорить. И засыпала ее вопросами. Где она живет? Есть ли у нее человек? Что она ест? Какие у нее с ним радости? И часто ли бывает беда?
Женщина шевелила губами. Но ничего не было слышно. Тут было что-то непонятное.
Женщина пришла к озеру в другой раз, и в третий, и еще, и еще.
И когда бы она ни приходила, женщина в озере ждала ее. Рассматривала ее, улыбалась, смеялась, шевелила губами, когда она говорила.
И всегда была убрана теми же цветами. И всегда, целые дни ждала ее.
- Она меня любит! - подумала женщина. - Любит.
Это слово она знала.
И когда решила, что "любит", - стала требовательна.
- А по ночам она меня ждет? А вдруг я приду ночью!
По росе лунною ночью она пробралась к озеру, заглянула и вскрикнула:
- Радость!
