в третьем, и в четвёртом, зато в последнем ящике, под кучей одежды, я натыкаюсь на коробку в бумажной обёртке. По одному прикосновению я понимаю, что это. Я бесшумно вынимаю коробку и направляюсь к двери. Вдруг Чарльз прекращает храпеть, и я замираю на месте, но он переворачивается на бок, и снова раздаётся тихий храп.
Я возвращаюсь к себе, на этот раз быстрее, ступая только на те половицы, которые не скрипят. Я добираюсь до поворота и проверяю отражение в серебряной вазе. В коридоре ни души.
В своей комнате я открываю чемодан, просовываю пальцы в потайное отделение, доставая всё необходимое из тайника, чтобы выполнить свою работу.
Я вспоминаю те времена, когда много лет назад мы только переехали к мистеру Спенсеру и я ещё не умела подделывать фотографии.
Стояла тёплая весенняя ночь, совсем не такая, как сейчас. Окна в нашей съёмной комнате были открыты, стрекотали сверчки, и в воздухе стоял сладкий цветочный аромат.
– Взгляни-ка, – сказал мистер Спенсер. Он достал изображение из коробки и положил передо мной фотографию женщины. – Это миссис Тёрнер. Умерла в прошлом месяце при родах. Её супруг владеет предприятием в городе. Думаю, мы можем неплохо заработать, если взяться за дело с умом.
– Как это? – шепнула я.
Он сел за стол напротив меня и вынул нож из кармана своей рубашки. Он улыбнулся. Я никогда раньше не видела, чтобы он улыбался, и мне стало не по себе.
– Почему бы нам не сделать для него ещё одну, последнюю фотографию?
Он принялся вырезать изображение – волосы, уши, подбородок. Его руки сильно тряслись в тот день, и результат получился неровный, неаккуратный. В одном месте рука у него соскользнула, и в платье женщины появился длинный разрез.
– Давайте я попробую, – сказала я, и он протянул мне нож и снимок, будто в этом и состоял его план с самого начала. Он достал свою трубку и кисет с табаком, набил чашу, приминая табак мизинцем.
Я вырезала лицо миссис Тёрнер, подправив неровные края, оставшиеся после мистера Спенсера, затем лизнула кончик пальца, надавила на изображение и подняла его.
– Готово.
– Чудесно, – сказал он, забирая у меня голову миссис Тёрнер, и положил её на толстую деревянную доску, выкрашенную в чёрный цвет. – Ну как?
– И что это будет? – спросила я, всё ещё не догадываясь.
– Призрак, – сказал мистер Спенсер.
Джон наблюдал из угла. Он подошёл ко мне, наклонившись над столом, чтобы лучше видеть.
– Ваще не похоже на призрака, – сказал он.
– Да уж, вообще не то. Неправильный какой-то призрак, – сказала я. Джон не ходил в школу уже несколько месяцев и нахватался дурных привычек от друзей мистера Спенсера.
– Что же ты предлагаешь? – спросил мистер Спенсер.
Я хитро улыбнулась Джону, слишком увлечённая творческим процессом, чтобы задуматься о последствиях.
– Мистер Спенсер, у вас найдётся вата?
– Что ты задумала? – шепнул мне на ухо Джон, но я оттолкнула его.
Мистер Спенсер встал и принёс стеклянную банку, наполовину набитую ватными шариками, я выудила один и начала разрывать его руками, скручивая волокна. Затем расположила их под головой миссис Тёрнер, словно палочку от леденца.
– А! – сказал мистер Спенсер.
– Нужно больше закрутить, – сказал Джон. – Будто она парит в воздухе.
Я перераспределила вату, обрамляя волосы миссис Тёрнер, создавая смутные очертания фигуры, испаряющейся книзу, с белым завитком на конце.
– Это называется эктоплазмой, – сказал мистер Спенсер, откидываясь на спинку стула и ухмыляясь. Он зажёг спичку, глубоко затянулся трубкой и выпустил дым, тонкое белое облачко, над своей головой. – Говорят, это духовная энергия.
– Кто говорит? – спросила я.
– Спириты.
Тогда я впервые услышала это слово.
– А кто они?
– Глупцы, которые верят, что можно разговаривать с мёртвыми, и готовы заплатить приличные деньги за эту ложь. Я случайно узнал, что мистер Тёрнер – один из них.
Он повернул ручку на лампе и приглушил свет. Мои глаза приспособились к тусклому сиянию луны.
– Ты знаешь, что это? – спросил он, открывая коробку и доставая прямоугольное стекло.
Я покачала головой.
– Это фотографическая пластинка, – сказал он, проводя пальцем по краю. – Она покрыта химическими веществами. Когда объектив камеры фокусирует свет на поверхности, он отпечатывается на стекле. Смотри.
Мистер Спенсер вставил пластинку в фотоаппарат и снова повернул ручку – пламя заплясало в лампе. Он поставил доску с вырезанной фотографией и моим творением из ваты к стене, а лампу – сбоку, чтобы хорошенько осветить.
Он выстроил кадр и повернул линзу объектива.
– Когда изображение не в фокусе, люди видят то, что хотят, – сказал он.
Щёлк.
Он растопырил пальцы, считая, сколько секунд был открыт затвор, вобравший ровно столько света, чтобы на фотопластинке остался призрачный силуэт.
– Что он делает? – спросил Джон.
– Иди сюда. Я тебя сфотографирую, – сказал мистер Спенсер.
– А Джону тоже можно? Мне бы хотелось, чтобы мы были вместе на фотографии, – спросила я.
Он недовольно заворчал и махнул, чтобы мы следовали за ним в комнату с занавеской, висевшей на стене в качестве фона, затем поставил стул и установил штатив передо мной.
– Садись, – сказал он, и я послушно села. Я всегда слушаюсь, никогда не задаю вопросы. Джон сел рядом со мной.
Мистер Спенсер достал вспышку из коробки. Она была металлическая, в форме буквы Т. Проволока соединяла её с затвором фотоаппарата. Мистер Спенсер открутил крышку маленькой стеклянной бутылки с порошком для вспышки и насыпал нужное количество в желобок сверху. Затем он направил фотоаппарат на нас, – стеклянный объектив казался одиноким чёрным глазом циклопа, – поднял руку и…
Щёлк.
Затвор открылся, электрический разряд метнулся по проволоке, поджёг порошок во вспышке и…
Бум!
На мгновение дым и целый водопад искр заполнили комнату, а едкий запах горящей химии ещё долго не выветривался.
Мистер Спенсер направился в тёмную комнату, обработал фотопластинки, смешал реактивы в лотках и проявил изображение. Затем он вернулся к нам со снимком в руке. На нём были изображены мы с Джоном вместе с духом миссис Тёрнер, будто обнимавшим нас за плечи.
– Это двойная экспозиция, – объяснил он. – Магия, одним словом.
Я с удивлением разглядывала своё творение. Размытое лицо и облако ваты пробудили моё воображение, и оно заполнило пробелы, превратив смутные очертания в конкретного человека. Хотя я знала, что это лицо миссис Тёрнер, стоило мне прищуриться, как я видела в нём нашу маму.
Когда изображение не в фокусе, люди видят то, что хотят.
У нас ушло несколько недель на то, чтобы понять, сколько порошка нужно использовать для портрета и сколько должна длиться экспозиция лица на чёрной доске, но ту фотографию я сохранила. Это единственная фотография, на которой запечатлены мы с Джоном, с тех пор как умерли наши родители, напоминание о том, с чего всё началось, как мистер Спенсер использовал мою выдумку, чтобы сделать ещё одну двойную экспозицию, а на следующий день наведался к мистеру Тёрнеру и сфотографировал его. Он взял с него в пять раз больше, чем обычно, чтобы тот увидел дух своей супруги. Вскоре новость облетела
