весь город, и к нам потекли клиенты. Так началась наша новая жизнь, мы путешествовали с места на место, воровали что могли и врали ради собственной выгоды, пока не оказались здесь.
Сегодня ещё один важный день, от которого многое зависит. Если я не поменяю пластинки, всё потеряет смысл. Я берусь за работу, надеясь управиться побыстрее и выспаться. На подоконнике лежит коробок спичек, я зажигаю лампу и разворачиваю пакет, выкраденный из комнаты Чарльза. Внутри десять фотопластинок, я аккуратно снимаю обёрточную ленту и кладу её на кровать.
Я перебираю свою стопку фотографий, выискивая самые обыденные лица мужчин и женщин, похожих на всех и каждого. Никаких детей, по крайней мере не сейчас, мы ведь не знаем, кого мы будем фотографировать. Нельзя рисковать. Взрослого каждый терял.
Вот эта сгодится. И эта. А вот эту в сторону. Слишком заметное родимое пятно на лице. Вот эта идеально подходит. И эта. Да, эта тоже.
Стопка фотографий растёт, и когда их набирается достаточно, я начинаю вырезать, создавая призраков, – работа кипит.
В коридоре раздаётся шум, на лестнице стучат шаги. Я замираю, готовясь спрятать пластинки, если в комнату войдут.
За окном тень скользит по газону – кто-то заходит в уборную. Из двери вырывается пар.
Я задуваю лампу, жду, пока он вернётся в дом, прежде чем снова зажечь её, затем ставлю лампу на кровать и достаю чёрную доску, раскладывая на ней бумажных призраков. Стеклянные пластинки легко вставляются в мой фотоаппарат, и я выдвигаю сильфон, выстраиваю кадр, чуть поворачиваю объектив, чтобы убрать резкость, задерживаю дыхание и…
Щёлк.
Бледный снимок, едва различимый, затем ещё один, и ещё, створка раскрывается, вбирая тусклые отблески света.
Часы идут, а я продолжаю трудиться, пока не обработаю все фотопластинки, затем капаю свечным воском на уголок каждой пластинки – одна капля означает женщину, а две капли мужчину – тайный знак, которому научил меня мистер Спенсер. Затем беру ленту с кровати и запечатываю пластинки, кладу их обратно в пакет и подгибаю углы, как и было.
Горизонт окрашивается в бледно-голубые тона на фоне тёмного неба. Сердце начинает бешено стучать. Я прячу свои инструменты в тайник, сверху кладу фотоаппарат, опускаю фальшивое дно и накрываю его одеждой.
В коридоре тихо, и я крадусь обратно в комнату Чарльза, приоткрываю дверь. К счастью, он всё ещё спит, так что я направляюсь прямиком к нижнему ящику комода и кладу пакет обратно, под его одежду.
Как будто меня здесь не было.
Бесшумно, на цыпочках, я выхожу в коридор и останавливаюсь перед серебряной вазой. В её отражении я замечаю движение в конце коридора – силуэт женщины. Мне вдруг показалось, что на меня сверкнули два белых глаза из-под пышных серебристых волос. Сквозняк касается моей руки, и я стою, не шелохнувшись. Даже не дышу.
Отражение искажённое, но женщина гораздо ниже ростом, чем мисс Элдридж. Может, Маргарет? Или кто-то другой?
Я делаю шаг вперёд, и прямо на моих глазах тень сливается со стеной. Я удивлённо моргаю – фигура исчезла. Вчера перед глазами мелькали пятна, когда Джордж посветил мне в лицо своей карманной вспышкой. Вот и мерещится всякое.
Вернувшись к себе, я прыгаю в постель и натягиваю одеяло на голову.
В глубине дома я слышу, как кашляет Джон – глухой, влажный звук, с хрипом, эхом отдающийся в моей голове.
Орден Серебряной Звезды
Яркий утренний свет бьёт в заиндевевшее окно, и небо горит, точь-в-точь как на картине в моей комнате. Не знаю, сколько я спала, но тело ещё болит после вчерашнего путешествия и ночных трудов, а постель такая мягкая и тёплая.
За окном раздаются звуки, голоса и смех, и копыта бьют по брусчатке. Высокие парадные двери открываются и закрываются, открываются и закрываются, и дом наполняется разговорами.
Чарльз стоит в коридоре за моей дверью. Я узнаю его голос. Словно бас гудит, и Маргарет отвечает ему, затем дверь приоткрывается, и сквозь ресницы я вижу её на пороге.
– Она спит? – спрашивает Чарльз.
Маргарет улыбается, подходит к кровати и дотрагивается до моего плеча.
– Притворяется, как я подозреваю.
В утреннем свете Маргарет похожа на ожившую фарфоровую куклу. Даже не верится, что она в родстве с мисс Элдридж. Сегодня она в голубом платье, а волосы уложены набок крупными локонами, словно водопад, ниспадающий на гладкий овал плеча.
Носком туфли она пододвигает ко мне чемодан, и на мгновение меня охватывает паника, – вдруг она откроет его и найдёт мой тайник.
– Одевайся, дорогая, – говорит она и покидает комнату.
Я натягиваю выцветшее платье и обуваюсь, выглядывая из окна во двор, где собираются люди. Они стоят возле каменной стены, лицом к солнцу, руками прикрывая глаза.
– Идём, – говорит Маргарет, когда я открываю дверь. – Пора завтракать.
Она берёт меня за руку и ведёт по коридору. На этот раз я забываю про осторожность, и половицы скрипят под моими ногами.
Чарльз следует за нами, мимо его спальни и вниз по лестнице, где комнаты полны гостей. Одни стоят, другие сидят на стульях, беседуя друг с другом, сдерживая слёзы, рассказывая о тех, кого они потеряли. Звучит и смех, когда люди делятся счастливыми воспоминаниями.
Маргарет ведёт меня к столу. Большинство уже позавтракало, – на белой скатерти остались пятна жира и кофе.
– Ещё одну тарелку! – кричит Маргарет, и из кухни отвечает мужской голос: «Мы уже убираем со стола».
– Думаю, накормить одного человека не составит труда, – говорит Маргарет и растворяется в море людей вокруг нас.
Вскоре появляется завтрак. Яичница, картошка и несколько ломтиков бекона c тёплой подливой. Я оглядываю комнату и наконец замечаю маленькую фигуру, скользящую в толпе, с хохолком, торчащим на макушке, словно усики жука.
Джон.
Чарльз усаживается рядом со мной и затыкает салфетку за ворот рубашки.
– Не хочу, чтобы ты ела одна, – говорит он, щелчком пальцев требуя у работников кухни ещё одну тарелку. – Не успел ещё позавтракать, пахнет очень вкусно.
Когда ему приносят тарелку, он распределяет еду небольшими порциями по кругу, чтобы они не соприкасались друг с другом, затем нарезает мясо на ровные маленькие кусочки.
– Тебе кто-нибудь объяснил, что это за место? – спрашивает он.
– В общем-то нет, – бормочу я, не признаваясь, что мне известно. – Маргарет рассказала мне про Аннабелль.
Чарльз улыбается.
– Да, это наша путеводная звезда. Что ж, начало хорошее.
Чарльз разрезает яичницу пополам и кладёт нож посередине. Он показывает на левую сторону.
– Вот эта часть яичницы – мы, – говорит он, а затем показывает на другую сторону. – А вот это – души людей, перешедших в иной мир.
Позади нас появляется мужчина и с усмешкой говорит:
– Я бы сказал, что они абсолютно одинаковые.
– Так и есть, сэр. И в каком-то смысле именно к этому я и веду.
Чарльз – сама вежливость. Он стучит по ножу пальцем.
– Когда умираешь, то проходишь сквозь эту стену, преграду, отделяющую живых от духов.
Чарльз поддевает вилкой
