папашу этих деток, но, думаю, он был истинным эльфом. Пайпер знает, как выследить пчел и найти их гнездо. Зажигает факел из зеленых веток, они дымятся, и пчелы разлетаются. А если не разлетаются, валятся как одурманенные. Она вытаскивает соты и отламывает от них кусок, и никто ее не жалит. Но я за этим делом наблюдаю исключительно с почтительного расстояния.
Однажды она взялась меня учить, как собирать кресс под водой. Объясняет, что обязательно должно быть ТЕЧЕНИЕ, иначе кресс плохо действует на печень. А если течение слабое, что тогда? Не люблю я природу — четких правил в ней нет. Говорила же тогда Пайпер, я более-менее уверена, что грибы не ядовитые.
Впрочем, понятия не имею, что делать с куском сот, с которых капает мед, или с пучком водяного кресса. Послать на фабрику, уложить на лоточек, завернуть в пленку? Никто с ними ничего такого не делает, а на вкус они — не поверите — настоящий мед и настоящий кресс. К тому же, накопав тонну картошки, прихожу к выводу, что, кроме отдела полуфабрикатов да десяти тысяч других предметов первой необходимости, от супермаркета никакого проку нет.
Путем проб и ошибок я узнаю, что такую штуку, как мед, надо хранить плотно закрытой, а то любой букашке взбредет в голову поживиться твоим завтраком.
Пайпер по запаху находит на лугу дикий чеснок и дикий лук, возвращается с кучей этой зелени, мы ее крошим в картошку — хоть какое-то разнообразие, картошка с диким луком и чесноком вместо картошки без дикого лука и чеснока. Иногда я готова променять будущее Англии на банку майонеза, но никто не соглашается на обмен.
Мы жарим каштаны на огне, они на вкус очень даже ничего, только их страшно трудно чистить, скорлупа забивается под ногти — больно потом очень долго. Я полдня собираю каштаны, приношу Пайпер, а она смотрит на меня с неодобрением и говорит, это конские каштаны, они несъедобные.
На огороде у тети Пенн созрела кукуруза. Британская армия вместе с армией слизняков хорошо потрудились над капустой, но и нам кое-что оставили. Тут и кабачки поспевают, а лук-порей, горох и мята разрастаются без удержу.
Притаскиваю большую сковородку из дома, но масла у нас нет, приходится овощи варить. Пайпер говорит, надо поймать и убить кролика, тогда будет жир для готовки, но я на нее так зыркаю, что она сразу идет на попятный. Говорит, про это в бойскаутской книжке написано.
Еще через пару дней Пайпер предлагает сходить на рыбалку. Сердце сразу заныло — такой был Замечательный День, не хочу туда опять идти, перечеркивать воспоминания. Но в нашей ситуации ностальгия — роскошь. Берем удочку и топаем к реке.
Облачно, моросит мелкий дождик, Пайпер говорит — для рыбалки хорошо. Ее задача — вытащить будущую еду на берег, но, если она что поймает, моя роль — убить и разделать рыбу. Предполагается, что Пайпер руководит процессом, только она все время отворачивается. Поймите, я не жалуюсь. Всю жизнь мечтала выковыривать кишки из рыбьего брюха. Не говоря уж о том, что сначала рыбине надо дать палкой по голове. Ненавижу это дело, но разница между мной и Пайпер в том, что я МОГУ, а она нет.
Вареная розовая форель по сравнению со всей остальной едой — это настоящий деликатес. На десерт каштановая паста с медом и мятный чай. Вкусно, конечно, да только потом полночи лежишь, не спишь и мечтаешь о ломте хлеба с маслом.
До нас постепенно доходит, что варить суп из всего сразу вкуснее, чем готовить каждый овощ по отдельности. Лук-порей с картошкой — отменное сочетание, а если лука-порея нет, дикий лук тоже сгодится.
Делаем запасы. В овчарне только два ларя для корма, куда мышам не добраться. Один уже до отказа забит картошкой. В другой складываю капусту, кукурузу и орехи. Как же нам не хватает гигантского холодильника с морозилкой, и чтоб сам лед делал, а из краника чтоб газировка лилась.
Смешно сказать, с виду я все такая же тощая, как раньше. Зато теперь готова слопать все что угодно.
Железная воля есть по минимуму за время пути где-то потерялась.
Понятно, что старушка Дейзи всегда все делает наоборот — весь мир научился жить впроголодь, а ко мне вернулся богатырский аппетит. Пытаться сохранить фигуру в мире, полном умирающих от голода людей, — дурацкая идея даже для меня.
Впрочем, откуда вам про это знать?
Война войной, но нет худа без добра.
Я знаю, Эдмунд вернулся бы к нам, если бы мог.
Может, попытаться, как в кино, приказать собаке, скомандовать, ДЖЕТ, ИЩИ ЭДМУНДА. Показываю направление — туда, не знаю куда. Но Джет не срывается с места, не бежит, как Лесси, по горячему следу [7]. Просто пару секунд сидит и вежливо на меня смотрит, потом и вовсе теряет интерес — уточнить свое требование я не могу.
Пристаю к Пайпер, может, он хотя бы Джин учует? В голосе противные нотки — ну и какой ты после этого Заклинатель Зверей? Она качает головой, он бы ее сам нашел, если б знал, где искать.
Мы глядим на пса, а он сидит себе, держит нос по ветру.
Понимаешь, говорит Пайпер, он все время изучает окрестности. Все запахи, за много миль вокруг, попадают прямо к нему в нос.
Как-то днем замечаю, что Пайпер и Джет погружены в долгую беседу. Спрашиваю, о чем вы болтаете? Да так, о Жизни Собачьей. Иногда мне ужасно одиноко именно оттого, что я в их беседах участия не принимаю, лишняя я тут. Но чаще всего я просто не обращаю на них внимания. Я люблю старые киношки. Она разговаривает с собаками.
Дни идут, Айзек с Эдмундом не появляются. На меня то и дело накатывает панический страх — тот самый, что всегда прячется где-то в уголке. Бесконечно долго не могу себе признаться, что больше не чувствую присутствия Эдмунда. Лежу без сна до рассвета, отчаянно вслушиваясь в молчание, и пытаюсь вспомнить его лицо.
Иногда мне кажется, я снова слышу его голос, но это память прокручивает старые пленки — такая тяжелая форма ностальгии.
Остается только отрицать очевидное.
Но я же видела все эти мертвые тела. Вглядывалась внимательно в каждое кошмарное, обезображенное лицо — только чтобы знать наверняка.
Все чаще хожу теперь в старый дом — просто убедиться, что Эдмунд нас там не поджидает. Вдруг он дотуда дотащился, а дальше идти
