Наводнение 1903 г. В Гавани
13 ноября. Нева хотя и спала, но все же выше ординара, и вчера поздно вечером снова стреляли пушки. На Адмиралтействе днем висели белые и красные флаги, а вечером такие же фонари.
Беднота пострадала жестоко; говорят, было несколько утонувших.
По Английскому проспекту плавали на лодках; жители Коломны, Васильевского острова и др. мест голодали до двух часов дня, так как выбраться из домов не было возможности. Несмотря на ледяную воду и холод, многие, не имея возможности добраться до домов, брели по пояс в воде; везде, где было возможно, полиция расставила ломовых извозчиков и установила таксу за перевоз через улицу — по две копейки с человека; в прошлое наводнение эти молодцы драли за такой перевоз на углу Екатерингофского и Садовой по 15 коп., а дальше, в глубине Коломны, по рублю и по полтора.
В день наводнения, вечером, при первой вести об опасности, полиция перебудила и подняла на ноги жителей всех подвалов; альгвазилы так разусердствовались, что заставили встать подвальников и у нас на Песках, в местности, где никогда не бывает наводнений. Но — отдаю дань справедливости — полиция во главе с Клейгельсом — действовала энергичноё и оказалась предусмотрительной.
17 ноября. Много негодования и толков вызывает история, происшедшая недавно в гимназии Гуревича[54].
Один из воспитанников, кажется Бажин, учился очень плохо и был оставлен на второй — нынешний год.
Успевал он по-прежнему, несмотря на старанье, неважно и, кроме того, подвергался постоянным нападкам со стороны некоторых учителей и в особенности священника. Как-то на днях поп закатил ему единицу и пожаловался еще директору. Гуревич прилетел в класс и разнес бедного малого. Тот вернулся домой и застрелился.
Тогда 8 класс возмутился и решил устроить демонстрацию. По всем гимназиям были разосланы приглашения прибыть на похороны и в день их со всех концов города явились толпы гимназистов. На панихиду приехал Гуревич, и гимназисты выгнали его вон из церкви. Шествие выстроилось грандиозное.
Один из очевидцев уверял, что позади гроба развевалось знамя с надписью «еще одна жертва педагогической рутины». На Литейном мосту шествие было остановлено полицией и отрядом казаков; приказа разойтись молодежь, конечно, не послушалась, и произошла свалка. Гроб, который несли на руках, опрокинули в грязь, в ход пошли кулаки и нагайки и — шествие было разогнано. В числе избитых гимназистов называют Гарина — сына писателя[55]; много арестованных и сильно пострадавших.
Ожидаем новое наводнение 19 числа. В простонародье упорно твердят, будто отец Иоанн Кронштадский предсказал близкое громадное наводнение и глубоко верят в истинность его.
19 ноября. Сильный юго-западный ветер. Вода поднялась, но из берегов не выступает.
20 ноября. Вода сильно прибывает. Было несколько пушечных выстрелов.
Вчера впервые появились в городе небольшие желтые автомобили, развозящие почту. Давно пора сменить тощих почтовых одров, таскавших за собой тележки!
24 ноября. В университете неспокойно. Была большая сходка и, по каким причинам, не знаю — закончилась скандалом.
Скандал же произошел и на праздновании юбилея В. Короленко.
Чествовавшие его собрались у Контана[56] и туда же явились депутации от учащейся молодежи с адресом.
Выходит к ним распорядитель, Михайловский[57], и спрашивает, что им угодно.
— «Хотим поднести адрес, разрешите пройти в зал».
— «Нет, это неудобно… мы там сейчас будем обедать… я попрошу его выйти сюда!»
Н. К. Михайловский
Молодежь, конечно, возмутилась. Как, люди являются с адресом, хотят принять участие в чествовании и вдруг их принимают чуть не в передней?
«В таком случае, заявляют, мы уходим и видеть его совсем не желаем!» Начался шум, пререкания; Михайловский ушел тем временем в зал и явился Короленко.
На него накинулись с упреками и претензиями.
Юбиляр был смущен и заявил, что он здесь не хозяин, а гость и что не его надо винить за происшедшее и т. д. и т. д. Депутации ввалились наконец в зал, прочли адреса и вручили их юбиляру; при этом отличился «маститый» Вейнберг[58], позволивши себе вслух бухнуть «чего лезут эти господа, куда их не просят!» и получивший тут же достодолжную отповедь.
Затем все уселись наконец за обед, а г. г. депутатов пригласили в соседнюю комнату, куда подали им чай.
27 ноября. Встретил Н. А. Рубакина и справился, верны ли слухи об истории на юбилее Короленко. Он присутствовал там и рассказал следующее: в зале была теснота страшная, т. к. на обед явились много более, чем записалось, и в это время ввалились депутации от молодежи. Вейнберг, «очень генеральствующий» (выражение Н. А.) грубо заявил им — «станьте, станьте к стороне, или уходите вон»; другой «генерал» Михайловский отпустил тоже что-то подобное и вот тут-то поднялся скандал. Более он ничего не знал и не слыхал.
27 ноября. Движение в учебных заведениях усиливается; слышал, что были сходки и скандалы в Лесном институте, у путейцев и т. д. Арестован профессор университета Аничков[59], провозивший через границу пресловутое «Освобождение», превратившееся для него в «Заключение». Толкуют о производящихся многочисленных арестах и обысках; предвещаются крупные беспорядки среди студенчества и рабочих.
29 ноября. Вместе с Аничковым арестована писательница Борман[60]; приключение их описывают следующим образом: в Белом Острове таможенные чиновники производили досмотр вещей в вагоне, где сидела эта парочка и, не найдя ничего, уже собрались уходить далее, как вдруг Аничков громко обращается к своей соседке и с облегчением говорит по-французски: «ну, кажется, на этот раз мы свободны»! Чиновник, понимавший французскую речь, быстро вернулся и заявил, что в таком случае просит их в ревизионный зал. Там их осмотрели и нашли кучу «Освобождения».
* * *
Рассказывают — вероятно, вздор — что какой-то студент пришел к какому-то профессору и, уходя, забыл у него на столе шифрованные документы; профессор, увидав их, струсил до смерти и поскакал с ними к градоначальнику; там якобы разобрали их и открылся целый заговор на жизнь государя. Пахнет ахинеей, а там Бог весть!
2 декабря. Стоят десятиградусные морозы при полном отсутствии снега. Тянет легкий ветер, по улицам носится пыль, ездим на колесах.
