...Спасло минутное замешательство.
"Заозерск" содрогнулся в страшной конвульсии. Арлекин рвал задрайки вниз, но дверь не поддавалась. Нутром, сердцем сообразил и понял - случилось непоправимое, и хотя был готов, как и все моряки конвоя, к чему-то подобному, отчаянье сразило. В полубезумном затмении он дергал рукояти в обратную сторону, еще плотнее задраивая вход. Палуба раскачивалась, снаружи нарастали гулы и скрежет. Так что ж это он?! Ударил снизу, аж хрустнуло в плече, и тем же плечом, когда провернулись штанги, распахнул дверь и отшатнулся, опаленный нестерпимым жаром и не увидевший ничего, кроме рыжего занавеса, колыхнувшегося в проеме.
Капитан не успел, а может быть, не смог, а может, и не думал уже о том ненужном шаге наружу. Боже, о чем он мог думать в тот миг?! О чем, о чем?!! Чадный кляп заткнул горло, в полуослепших глазах возникло мгновенное видение перекосившейся надстройки, которую всколыхнул и подбросил огненный вихрь, пронзенный вдруг еще более яростной вспышкой, вырвавшейся из клокочущих недр "Заозерска". Рев, гул, крик, вопль, плач гибнущего судна!.. Сгусток огня пожирал и скручивал жгутами остатки тьмы, остатки ночи; полубак дымился, медленно вздымаясь на огненных крыльях. Их замах слизнул ресницы и брови, вонью горелой шерсти прошелся по свитеру и волосам... Команда уже погибла или же еще погибала в пламени - его обезумевший взгляд тщетно ловил хотя бы намек на какое-то живое движение. В этот самый последний, самый мгновенный миг, ибо вся-то агония заняла мгновенье, уложившееся в несколько секунд, упругая волна ударила в грудь, обожгла напоследок и обратным рывком захлопнула дверь. Падая в железный обвал скоб, цепей и блоков, Арлекин услышал еще слабый вой Сэра Тоби, понял еще, что они взлетают с полубаком, взлетают... куда?! Вместо ответа - тьма спасительного беспамятства...
4
Веки с трудом разорвали липкую корочку.
Тьма кромешная - неужели ослеп?! И нет сил пошевелиться... Малейшее движение ломает и корежит тело несусветной болью, а в голове перекатывается раскаленный песок: жжет-жжет-жжет, мозжат... расплюснутые?!, кости, кожа зудит - хоть обдирай ее ногтями, в горле огонь, во рту сухотка, и с треском лопаются пересохшие губы... Огонь, огонь, огонь... Вокруг, везде огонь!
Танкера нет, люди погибли. Их нет!!! Нет ничего - мир взорвался! А он жив. Почему?!
Арлекин замычал и сел.
Ему не забыть страшной минуты, мучительного и окончательного возврата к действительности и ощущения себя в ней - совершенно одинокого в этой вонючей тьме, пропахшей бензиновым чадом и гарью, одинокого в этом остатке мира, в этом осколке вселенной, которая стискивает его удушьем и болью.
И вдруг... Рядом шевельнулся Сэр Тоби. Взвизгнул, ткнулся носом, влажно лизнул обожженную руку. Горло стиснула спазма, но даже и слез нет, не облегчиться - усохли. Арлекин свалился на бок и вытянул руку. Сэр Тоби коротко и мучительно взлаял и дотянулся языком до воспаленного лица: "Уцелел... И ты уцелел! Ну, так лижи, лижи, лижи, милая псина!
Хотелось пить, хотелось... Не было такого слова, которое могло бы определить его жажду! И все упорнее преследовала мысль, что нужно что-то предпринимать, действовать немедленно: ему не протянуть долго в угарном чаду каптерки. Сколько продолжалось беспамятство? Э, сколько бы ни продолжалось, уж теперь-то все покатится под гору гораздо быстрее.
Арлекин пересилил тошноту и снова сел. Кружилась голова - с этим приходится мириться: поможет только свежий воздух, что ожидает за дверью. Но где же дверь? Где переборки, где подволок, где верх-низ? Пошарил руками вокруг хаос, бедлам: цепи, скобы, блоки. Все, что обрушилось с полок, которые, как подсказали руки, встали дыбом. Дыбом? Поменяли горизонтали на вертикаль?
- Это что же получается? - Он встал на колени, потрогал стояки, снова ощупал полки, пытаясь припомнить конфигурацию кладовки; пересек, падая, тыкаясь, проваливаясь в щели между какими-то ящиками и тюками, непроницаемый мрак небольшого замкнутого пространства и ткнулся лбом в характерную шероховатость пробковой крошки, которая покрывает подволоки всевозможных кладовок и подсобок. - Тьфу, совсем ум отшибло! - радостное чувство понимания добавило сил. Нащупав проволочную решетку плафона, Арлекин поднялся на ноги и, путаясь в каком-то тряпье, вернулся к палубе, ставшей, как и полки, на дыбы, передохнул, прижавшись лбом к прохладному металлу, и принялся ворочать тяжелые ящики с мылом, громоздить их друг на друга, чтобы по этой лестнице подняться к двери, которая заняла сейчас непривычное место над головой.
Эта работа надолго лишила его сил, но, отдышавшись, он сразу же сделал попытку выбраться наружу. На слабых ногах, подгоняемый прерывистым скулежом пса и сознанием, что уходят остатки сил, он почти добрался до двери и даже коснулся пальцами соединительных штанг, но сорвался и долго лежал, превозмогая отчаянную боль, теряя сознание, возвращаясь из мрака в тьму, плача без слез и собирая силы для новой попытки, которая должна получиться. Так приказал он себе. Должна! Ведь угодил же, падая, на мягкие брезенты, а если б на чугунные канифасы? О-о, наверное, он все-таки везунчик!.. И если не расшибся, обязан выползти из этой ловушки.
Пора...
- Ну-ка, посторонись, Сэр... - Арлекин встал - шатает. От духоты, бензиновых паров, угарной тяжести в голове. И снова подступает рвота. Пес... я тебя понимаю... воздух, да...
Снова ящики. Их одолел, нашарил подошвой стойку, выше - рукой - другую, вскарабкался, тужась, до самого верха и, нащупав задрайки, правой рукой уцепился в них, левой - в штанги. Чтобы проделать все манипуляции, требовалась надежная опора для ног. У рук она была - вцепился крепко, не оторвешь... "Если недолго", - подумал, предупреждая себя об осторожности, и потому старательно мостился, пробуя каблуком крепость того, что оказывалось под ногами.
Наконец Арлекин решился и рванул задрайку. Самую неудобную вроде бы справа от затылка, которая однако же имела в этой позиции хорошее "плечо", и рычаг сработал! Штанги, он понял это раньше, были погнуты, а дверь помята, что наполнило его, уже ослабевшего, испугом, но, слава богу, рукояти повернулись легко - сравнительно легко, но с жутким скрипом-скрежетом, осыпав задранное лицо колючей окалиной. Но хватит ли сил поднять дверь?
Внизу скулил, скулил, скулил невидимый пес...
- Крепись, Сэр Тоби, крепись... Сейчас, собака, сейчас... - Расставил ноги - удалось переступить повыше и стать гораздо удобнее прежнего; переломив поясницу, Арлекин всей спиной уперся, нажал и медленно, сантиметр за сантиметром, начал приподымать дверь. Свежий воздух ворвался в щели и добавил сил. Теперь он толкал дверь одной рукой. Второй приходилось держаться и одновременно перехватываться за что ни попадя, чтобы иметь возможность громоздиться выше и выше. Когда он сел на ребро и ощутил под ногами пустоту, дверь с грохотом опрокинулась на палубу, а сам Арлекин опрокинулся на спину и некоторое время лежал, упершись взглядом в черное небо.
