Прежде чем ответить, Оленюк смерил приятеля суровым взглядом и спросил:
– Ты «Евгения Онегина» читал?
– В школе проходили.
– Тогда ты должен помнить прекрасные строчки из этой бессмертной поэмы: «Но я другому отдана, я буду век ему верна».
В это время к ним подошел Болеслав Ткачук, с которым у Оленюка был уговор – он должен был помочь чекистам опознать и задержать Зольского. Поэтому, простившись с Игнатовым, который отправился на стадион, Оленюк направился в другую сторону – к входу в гостевую ложу, куда должен был вскоре подъехать Зольский.
10 октября 1973 года, среда, Москва, Измайлово, кафе-чебуречная «Ландыш» и Лужнецкая набережная
Зольский уехал с работы за три часа до ее окончания, чтобы до начала финального матча успеть заехать в два разных места: сначала встретиться с Моголом, а затем с Моченым. Вору в законе он должен был передать фотографию Анатолия Кожемякина с тем, чтобы Могол сегодня вечером смог послать к нему человека, которому предстояло нанести увечье спортсмену. Встреча с вором состоялась в кафе-чубуречной «Ландыш», поэтому «топтуны» из 4-го отдела (наружное наблюдение) Оперативно-поискового управления ГУВД Москвы, сидевшие на «хвосте» у Зольского, не могли знать, с кем он встречается.
Взяв из рук Зольского фотографию футболиста, Могол произнес:
– Что-то лицо знакомое.
– А какая тебе разница, чья это физиономия? – живо отреагировал на эти слова Зольский. – Твое дело маленькое: найти человека, который уложит этого парня на больничную койку.
– Значит, просьба прежняя – сломать ему ногу?
– Ломать или не ломать – дело ваше. Главное, чтобы он ближайшие недели две-три провалялся дома. Пустяшное дело, за которое я плачу тебе пять «кусков».
– Я и не отказываюсь, – ответил Могол и, вложив фотографию в конверт, бросил его в верхний ящик стола.
После встречи с Моголом Зольский отправился на второе свидание – с Моченым. Оно должно было пройти на Лужнецкой набережной.
Подъехав к нужному месту, Зольский заглушил мотор «Волги» и принялся ждать. Он специально приехал за десять минут до встречи (и за час до начала финальной игры), чтобы осмотреться. Набережная была пустынна, поскольку весь народ шел на предстоящий матч со стороны метро «Спортивная». Именно поэтому Зольский и выбрал здесь место встречи – вокруг все хорошо просматривалось на достаточно большое расстояние.
Эта его предусмотрительность вышла боком «топтунам». Они вынуждены были припарковать свою машину на значительном расстоянии – у поворота на набережную, чтобы не привлечь к себе внимания Зольского. Не могли они и фланировать рядом с объектом, поскольку это сразу бы бросилось в глаза в виду безлюдности места. Единственное, что им оставалось – сидеть в автомобиле и издали наблюдать за тем, что происходит с объектом и вблизи него.
Зольский тщательно подготовился к этой встрече. Дома он заранее обработал ядом алюминиевый стаканчик, из которого должен был выпить коньяк Моченый. Этот яд Зольский выкрал у своей жены – известного врача-токсиколога высшей категории Изольды Лопушанской, которая привезла его из Венгрии с целью изучения в своей лаборатории в Институте скорой помощи имени Склифосовского. Узнав от супруги, как этот яд действует, Зольский отлил из двух пузырьков (а их было около десятка) некоторое количество яда просто на всякий случай – авось когда-нибудь пригодится. И вот этот случай представился. Яд обладал особенными свойствами – в зависимости от дозы, им можно было убить человека сразу, а можно было постепенно. Зольскому, как раз, нужен был последний вариант. Он хотел, чтобы Моченый скончался во время кубковой игры, прямо на трибуне, якобы от пережитого инфаркта. Яд воздействовал на сердечную мышцу и имитировал сердечную недостаточность. К тому же он был почти невидим для экспертов – бесследно растворялся в организме спустя час после применения. В случае с Моченым Зольский был уверен, что этот час у него будет – в этой сутолоке, которая обещала быть на матче, вряд ли труп человека, скончавшегося от инфаркта будут вскрывать оперативно.
Размышляя над этим, Зольский не заметил, как к его «Волге» подошел тот, кого он дожидался. Более того, в первые мгновения он его даже не узнал. Моченый был в кепке, темных очках и с трехдневной щетиной на скулах. Когда он уселся на сиденье рядом с Зольским, тот заметил, что его спутник напряжен.
– Ты чего такой смурной? – спросил Зольский, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более естественно. – Вроде, твои динамовцы сегодня не играют?
– С утра чувствую себя не в своей тарелке, будто кто-то висит у меня на хвосте, – ответил Моченый.
– Так вот почему ты при таком маскараде, – заметил Зольский и стал озираться по сторонам, желая лично убедиться в обоснованности подозрений своего собеседника. Но ничего подозрительного не заметил.
– Нагнетаешь, Моченый, – покачал головой Зольский.
– Я свою интуицию знаю – она меня еще никогда не подводила.
При этих словах Зольский напрягся. Он вдруг испугался, что эта интуиция может сорвать ему задуманную им акцию. Но в следующую секунду подумал: «Может, хорошо, что он мандражирует? Ожидая одну опасность, люди обычно не замечают другую».
– Так ты что, на матч не пойдешь? – спросил Зольский.
– Пойду, но сразу после него собираюсь делать ноги. Поэтому мне деньги нужны – те, что ты мне обещал за ликвидацию Пустовила.
– Нет вопросов – получишь свои десять «косых», как было обещано.
– Когда?
– Я же не знал, что тебе они так срочно понадобятся. Поэтому давай договоримся так: после игры встречаемся здесь же и едем за деньгами. А ты куда ноги делать собираешься?
– Мест много. Но как только где-то осяду, ты первым об этом узнаешь.
– Правильно, Моченый – я тебе друг наипервейший, – сказав это, Зольский положил свою руку на колено собеседнику. – Мы с тобой уже почти четыре года рука об руку идем, столько дел наворотили. И, я уверен, еще столько же наворотим. А пока давай выпьем по пять капель за нашу дружбу.
– Мне нельзя, я лекарство принял, – ошарашил своим заявлением Зольского его приятель.
– Какое лекарство?
– Врач прописал пить антибиотики – у меня что-то с желудком.
– Фигня все это, – отмахнулся Зольский. – Врачам лишь бы пациента застращать, чтобы сильнее его к себе привязать. Так что плюнь на это – пять капель вреда не принесут. К тому же у меня отличный коньяк «нарисовался» – «Хенесси» называется. Его еще в 1917 году придумали для будущего короля Англии Георга IV. Мне один дипломат привез месяц назад, а я специально его берег для такого случая.
– Какого случая? – и Моченый перевел взгляд на собеседника.
