В связи с этим мне вспоминается разговор с генералом Оллье, доверенным лицом де Голля и бывшим главнокомандующим французских вооруженных сил, который посетил меня с ведома президента в начале октября 1962 года. Он прибыл ко мне, чтобы изложить соображения де Голля для неофициальной передачи федеральному канцлеру доктору Аденауэру. Канцлер согласился с мнением президента Франции по всем вопросам, но по определенным причинам посчитал себя неготовым предпринять в ближайшее время конкретные шаги к их осуществлению, как этого, возможно, ожидал глава французского государства. В то время необходимо было в первую очередь исходить из особенностей положения Германии, находившейся в сильной зависимости от мер безопасности, которые предпринимали Соединенные Штаты.
Я уже писал о главных целях советской внешней политики в целом и в отношении Германии в особенности. Поскольку я не думаю, что она, эта политика, достигла своего поворотного пункта, считаю себя обязанным хотя бы коротко остановиться на тех событиях послевоенной международной жизни, которые оказали и, возможно, будут еще оказывать большое влияние на внутриполитическое положение Федеративной Республики.
От намерений Сталина в первые годы после войны включить всю Германию в сферу восточного блока и до подписания советско-германского договора 12 августа 1970 года – широкая палитра политики Москвы. Хочу подчеркнуть, что тактика Советов время от времени менялась, так что порою казалось: Кремль отходит от своей прежней позиции. Однако в действительности все оставалось по-прежнему. Я решительно отклоняю суждения, что в долголетней цепи посулов и угроз, силовых акций и компромиссных предложений были подходящие решения, даже упущенные возможности, которые могли бы уберечь нашу страну от постоянных конфронтаций с агрессивными силами коммунизма. К разряду утопий я отношу в первую очередь версию о якобы упущенной возможности использовать для всей Германии «австрийскую модель». У меня никогда не было сомнений, что Советский Союз представляет себе объединенную Германию только как коммунистическое государство, включенное в советский блок. Это неминуемо привело бы ее к потере свободы.
Советская политика в отношении Германии с 1945 года и по настоящее время прошла много ступеней. Она определялась партийными конференциями и совещаниями, на ее пути отмечены острые кризисы. При анализе этой политики, по моему мнению, необходимо исходить из того, что Советский Союз в своих действиях всегда придерживался решений Потсдамской конференции.[86] Несмотря на то что реальное положение Германии давно уже обеспечило ей достойное место среди государств свободного мира, советская политика по-прежнему базировалась на решениях Потсдама о расчленении страны и лишении ее могущества. Эта политика предусматривает постоянное вмешательство под всякими предлогами во все внутренние и внешние дела Германии.
Как я уже упоминал, Сталин надеялся в первые годы после войны – на первом этапе развития советской политики – получить возможность непосредственно влиять на события в Западной Германии и в то же время не допускать воздействия западных держав на советскую оккупационную зону. Советский Союз пытался распространить свое влияние на три западные зоны Германии через Контрольный совет[87], комиссии по репарациям и другие учреждения. Вместе с тем он полагал, что ликвидация сил, которые могли бы оказать возможное противодействие, а также усиливающееся обнищание немецкого народа помогут вновь образованной Коммунистической партии Германии и прокоммунистическим организациям занять господствующие позиции в стране. И переход Западной Германии к социалистической общественной системе стал бы делом непродолжительного времени.
На этой фазе Советы предприняли силовой акт, о тяжелых последствиях которого я уже писал, – блокаду Западного Берлина. Сталин сделал этот шаг, чтобы не только попытаться завладеть всем Берлином, но и запугать западногерманское население, а также поддержать КПГ и примыкающие к ней организации. Однако замысел советского лидера потерпел неудачу. Западные союзники быстро навели воздушный мост, по которому пошел поток помощи. Берлинцы, проявив сплоченность и выдержку, устояли. Все это оказало положительное влияние на развитие событий в целом. В Западной Германии на первых же выборах в земельные и общинные органы самоуправления КПГ потерпела поражение и не стала играть никакой значительной роли во внутриполитической жизни страны. Западногерманское население проявило такую же стойкость в отношении советских посулов и угроз, как жители Западного Берлина.
Весь свободный мир восхищался Западным Берлином, который стал символом свободы. Наши союзники после берлинского кризиса повели себя более решительно, чем прежде. Они обязались гарантировать неприкосновенность западной части бывшей немецкой столицы.
Советы, в свою очередь, тоже сделали для себя вывод о необходимости учета реальностей и изменений, произошедших за это время на международной арене. А поскольку первоначальные планы включения западных зон Германии в советскую сферу влияния с помощью западногерманских коммунистов провалились, Кремль изменил лишь тактику, но не стратегические цели. Намерение расширить свое влияние на всю Германию у коммунистов осталось, а в качестве предварительной меры они решили изолировать только что созданную ФРГ, вывести ее из западной системы и нейтрализовать в политическом и военном плане.
В рамках такой постановки задач Москва и Панков вплоть до 1955 года поднимали в ходе своих пропагандистских кампаний вопрос об объединении Германии под ответственность четырех держав-победительниц, ссылаясь на решения Потсдамской и последовавших за ней конференций. При этом вовсю целенаправленно и последовательно шла большевизация Средней Германии. В эти годы Кремль все еще изображал из себя инициатора и покровителя немецкого единства. Интенсивно проводимые нами разведывательные операции и анализ информационных данных позволили сделать вывод, что советские инициативы по германскому вопросу преследовали лишь одну цель: замедлить процесс становления и консолидации ФРГ, затруднить, а по возможности и сорвать ее интеграцию с Западом. Наша агентура докладывала: Советский Союз не думал ни о каком ином объединении Германии, а лишь о таком, которое гарантировало бы превращение рано или поздно всей страны в социалистическое государство, не собираясь при этом поступиться уже ставшей социалистической ГДР. Поэтому он настойчиво отклонял под любыми предлогами конкретные соглашения по предлагаемым процедурам.
