Выступление, как всегда, всем понравилось. Интересно, что отразится в стенограмме. Думаю то, что я говорил, записать было нельзя. Жаль, что уехал и теперь не поправлю стенограммы.
Вообще, если быть принципиальным до конца, надо предложить людям, действительно имеющим отношение к кинематографу и к детскому кинематографу в частности, либо решать, зачем эта нужна комиссия по детскому кино и что она делает, либо уйти из нее.
Союз стал департаментом Госкино — и это только раздутые штаты комитета, а вовсе не Союз.
Меня выбрали в бюро режиссеров (надо полагать, что это большая честь!). Председатель бюро — Г. Панфилов. Может быть, тут-то можно сделать? Или тоже, наверно, ничего нельзя. Нечего терять время. Надо работать!
07.12.84 г.
Начал новую (красную) тетрадь, а эту еще не закончил. Ай-яй-яй!
Не годится! Не годится! А когда разобрались,
Оставлять страницы! Копии исчезли!
Так ведь могут завестись
Синие синицы! Списков нету, копий нету,
Они ищут по страницам Всяких мух и блошек, Они любят небылицы И не любят кошек!
И пошла работа! Отвечать теперь за это Крысам неохота.
Кошки тоже их не любят Жалуются совам, А они синичек губят Способом не новым.
Они жалуются совам, Те бегут к собакам, Ну а те идут к коровам, А коровы к ракам.
Совы сразу, как узнают, Сообщают крысам, Крысы сразу прибегают, Составляют список.
Снова списки составляют, Копии снимают, А куда их отправляют, Вновь никто не знает!
Только лишь его составят, Копии снимают, А куда потом отправят, Даже крот не знает.
Все бегут за круглый стол, Открывают пренья, Составляют протокол, Выражают мненья.
Все потом тот список ищут, Крот аж землю роет, Волки по дорогам рыщут, Волки волком воют.
Протокол идет по кругу, В каждом взгляде вызов, Ставят все на нем с испугу Подписи и визы!
Все от страха поднялись На стену полезли,
Все в работе на износ, Не хватает суток, Все целуются взасос И звонят кому-то.
И откуда-то звонят! Кто-то с кем-то, как-то... Ну оттуда говорят: «Требуются факты!»
Фактов не было и нет, Есть одни ответы, Все кричат: «Гасите свет!» И давайте счеты!»
Все считают в темноте, Все работе рады, Все на должной высоте, И у всех оклады! Остается навести Кой-какие справки, Кое-что чуть-чуть сместить, И внести поправки.
Все кипит и бьет ключом, Цифры все подбиты, А синицы не при чем, И давно забыты.
А синицы уж давно В синьку превратились Только это все равно, Все в разгул пустились.
Пригласили поросят Заказали мошек, Крысы делают крысят, И целуют кошек!
Принимают подношенья Все кроты и раки, Выясняют отношенья Волки и собаки.
А коровы напились, Молоко разлили, Поросята завелись, И крота избили!
Совы тихо, под шумок Получили ордер, Кот был спрятан под замок, Волку дали орден.
Я в конце-концов ушел Все это без толку Только тихо подошел И поздравил волка. Я сегодня что-то плох, Больше так не буду. Только жалко — кот издох, И его забудут.
06.04.85 г.
Есть некий ужас в лингвистическом родстве слова «передача» (телевизионная) с передачей (в больницах) или с передачей (в тюрьмах). А есть еще передача в пионерский лагерь. Массовая культура и ее механизм делают человека больным и затворником.
22.10.85 г.
Та тетрадь кончилась — новой нет. Только сейчас понял, что произошло с Олегом Целковым во Франции. После своих клоунских лиц, не имеющих признаков ни национальных, ни сугубо временных, во Франции у Олега прорезалась русская тема. Хотелось бы думать, что это «тоска по Родине», но думаю, что все иначе: он там русский художник — это спрос, и Целков вынужден «оказаться русским». Его фигуры, бабы, солдаты — это живые герои платоновского «Котлована». Удивительность Олега в том, что и тут, резко сменив тему, форму, он остался собой, это все равно Олег Целков с его открытием цвета, снова локального, снова неожиданного и снова праздничного, но уже особо — тона вроде бы приглушенные — это уже не его «Бабы» — красная и зеленая — но сама приглушенность, моно-хромность все равно цветовой удар. И глаза перекочевали из клоунских масок — они кажутся отверстиями в картинах...
Снимаюсь как сумасшедший. После «Чучела»:
1. Марио (певец из Италии) — «Герой ее романа» («Мосфильм», Ю. Горковенко).
2. Режиссер театра — «Искренне Ваш...» («Мосфильм», А. Сурикова).
3. Семен Лукич — «Эй, на линкоре!» («Ленфильм», С. Снеж-кин).
4. Адвокат — «Суд да дело» («Ленфильм», И. Хейфиц).
5. Д'Аннунцио — «Народный комиссар» («Мосфильм», А. Зархи).
6. Милиционер — «Чегемский детектив» («Мосфильм», Светлов).
7. Человек за рулем — «Этика водителя» («Ленфильм», документальный фильм, Гена).
8. Критик — «Начни сначала» («Мосфильм», А. Стефанович).
9. Филдс — «Соучастие в убийстве» («Мосфильм», Усков-Краснопольский).
10. Ларсен — «На исходе ночи» («Ленфильм», К. Лопушан-ский).
11. Выходит «Операция "С Новым годом"» («Проверка на дорогах»), Локотков («Ленфильм», А. Герман).
(В трех ролях еще сниматься, в пяти — озвучивать.)
12. Дрессировщик — «Реквием по филею» («Мосфильм», Е. Цымбал).
И, может быть, придется сыграть у Бортко. (Хотя не надо бы.)
Пора кончать свой актерский сезон и начинать писать и готовиться к новой работе, а то так вся жизнь уйдет на всяких Цымбалов и Лопушанских, на Хейфицев и Зархи!!!
Красная тетрадь. 1984-1985
В конце 1984 года Быков уехал в санаторий. Там и начал эту тетрадь. Накопившаяся усталость, напряжение борьбы за фильм «Чучело» вылились в вялотекущий бронхит. Впервые за двенадцать лет Быков купил путевку и отбыл в Сочи. Сын учился, и я не могла составить мужу компанию.
Он взял с собой пишущую машинку, дневники, наброски сценария «Поцелуй на прощание». Перезванивались мы почти ежедневно. Но тем не менее через две недели он сорвался из санатория и прилетел домой. «Ты даже можешь со мной не разговаривать, главное, чтобы я знал, что мы рядом».
И потекла прежняя жизнь с ее хлопотами, волнениями, непрекращающейся работой. В очередной раз Быков пытался организовать свою жизнь без лишних дел, лишней работы, все спланировать. Но мешало этому, по его мнению, легкомыслие (ему всегда казалось, что легче сделать, чем отказаться) и привычка все делать одновременно: сниматься и снимать самому, писать, выступать, записывать пластинки, вести передачи. Это подчас приводило к тому, что «поезда сталкивались», по его выражению, копились усталость, разочарование. Он как-то одно свое письмо подписал: «Твой Рол-мул». Это была констатация его десятижильности, а порой, может быть, и упрямства в решении тех задач, которые он перед собой ставил.
Год 1985 - год Быка. «Каким он будет, мой год, я ведь Быков», -пишет он в дневнике. Тем временем картина «Чучело» не сходит с экранов страны, продолжая завоевывать республики и регионы. И хоть в Крыму один партийный начальник обещал Быкова посадить, если он приедет, добралась картина и до Крыма. Семнадцать миллионов зрителей посмотрели фильм при пятистах с небольшим копиях.
