- Я из Ярославля - вызывается один из пленных предателей.
- Иди сюда - позвал старший сержант.
И когда тот вышел из строя, он его, со словами "Ну, здравствуй, земляк!", изо всех сил ударил по лицу кулаком. Брызнула кровь, и предатель поспешил спрятаться в середину колонны. Тогда солдаты начали честить весь хвост колонны подряд. Нашли откуда-то и толстого, мордатого калмыка, вытянули и начали бить. Шариком покатился он под ударами многих кулаков, ног, и рубашка его быстро окрасилась кровью. Удивительно, как он ноги унес! А когда он втесался в строй и спрятался за пленного немца, тот в свою очередь, оттолкнул подлеца, указав нам на другого калмыка.
30.08.1944
село Нудьга (Сарота-Галб)
Фронт от нас более 200 километров. Костанца, Галац и другие крупнейшие румынские города заняты нашими наступающими частями.
Сегодня отчаливаем в обратном направлении. Строго на восток будем идти километров 15. В пять утра - привал. Нас перебрасывают на другой участок.
Получил два письма: от папы и Берты Койфман. Папа о болезнях. Беба намеками говорит о таких вещах, что и предполагать трудно было об этом ранее. Без моих писем она жить буквально не может, ибо... она говорит словами стихотворения, с которыми не согласна. Очень приятное письмо. Удивила она меня. Замечательно удивила. Трепетная радость и удовлетворение пронеслись по моей груди.
31.08.1944
Со старшим лейтенантом Семеновым у меня появились трения еще в самом начале прихода моего в минроту.
Как-то на второй или третий день моего знакомства с минротой Семенова, еще в городе Гргориополе, я вышел в сад, предупредив об этом Бурлакова. Когда я, минут через 15 вернулся в расположение ОП, ротный мне сказал: "Чтоб это было в последний раз - в сад ходить не разрешаю!"
Целыми днями Семенов пьянствовал. На свои вечера-пьянки и веселья он обычно приглашал старших начальников. Изредка, когда мы случайно оказывались к моменту сбора гостей в помещении, где совершалась пьянка, доставалось и нам, ротным офицерам, по стопочке. Но это было в исключительных случаях. Чаще мы сидели вместе с бойцами под окнами помещения, где мы жили в Григориополе, и почти ежевечерне слушали волей-неволей доносившиеся до нас дикие выкрики и песенные визги веселящихся "верхов". Люди маленькие, мы не имели права сказать начальству, особенно своему "хозяину", о том, что игра гармошки, крики и ругань, хорошо слышимые из-за разбитых стекол помещения, доносятся и к фрицам, (враг был от нас в 50-70 метрах по другую сторону Днестра) и они открывали не раз по нам стрельбу. Иногда на "вечерах" присутствовала Катя, и тогда было особо шумно в помещении и за его пределами. Уснуть нельзя было при всем желании, а немец воротил вокруг нас огромными снарядищами и ковырял землю.
Катю легко удавалось напоить, и ее пьяный голос своеобразным визгом смешивался с клокочущими переливами капитана Садукевича. Было весело, но только не очевидцам со стороны.
Однажды, в первую неделю моего пребывания у Семенова, решил и я повеселиться. Бойцы варили Семенову самогон. Я был в саду (несмотря на предупреждение старшего лейтенанта).
Поднесли мне стакан - выпил. Второй боец поднес мне чашку самогона. Долго отказывался, но все же выпил и чашку, доверху наполненную - в голове слегка помутилось. Тогда еще два бойца поднесли мне новую порцию самогона и фруктовую закуску. Я не отказывался больше. Как я вел себя в дальнейшем - не помню. Филатов только рассказывал, что пришел я из сада в каске, сильно улыбаясь, шатаясь, и тотчас завалился спать.
Разбудил меня боец, присланный командиром роты. Я еще не совсем отрезвился тогда, но чувствовал себя легче, когда явился пред ясны очи "хозяина". Обедали.
- Чтоб это было в последний раз. Предупреждаю вас, товарищ лейтенант, пейте, но не напивайтесь! Я, например, пью, вы сами видите, но я никогда пьяным не бываю.
- Это правильно - подтвердил я.
- Я никогда не говорю неправильно - заключил Семенов.
На этом разговор закончился.
Еще много раз старший лейтенант Семенов меня "в последний раз" предупреждал по разным и любым поводам, и я отчетливо чувствовал невозможность свою с ним ужиться при моем характере.
В роте старший лейтенант был не только "хозяином", но и полным тираном: обругать бойца по всем правилам матерщины, нагрубить своему подчиненному или человеку младшему по званию и должности - было плевым делом для него.
Небольшого роста, простоватый, с маленьким лицом и пятачкообразным носом хрюшки, он обладал вечно жестокими глазами, сердитым, нахмуренным взглядом и надменным поведением. Со старшими же начальниками это был милый, улыбающийся, исполнительный, готовый по первому же кивку выполнять любое, предугаданное им желание начальства. Водка - ясно понимал он, - первый источник вдохновения, действующий на всякого влиятельного военного. При помощи этого чудодействующего снадобья он сумел расположить к себе все офицерство полка. Редкий командир, начиная от командира роты, и до... бог ведает до кого, разве что за исключением командиров взводов, не выпивал с ним за одним столом. Бойцы дрожали от его одного взгляда. Вряд ли решился бы кто из нижестоящих, поделиться с ним чем-либо сокровенным. Не раз я видел в разговорах бойцов и младших командиров неприкрытую ненависть к тирану. Боялся и я его взгляда, его надоедливо-злой физиономии. Боялся и не знал, как избавиться от его неуемного гнева. А на днях...
Собрали мы, командиры взводов, деньги, на "что-нибудь покушать". У Семенова денег не было, но мы трое сумели собрать достаточную сумму. Я лично сдал все свои ресурсы - 100 рублей.
Старшина купил яйца, вино, курицу, огурцы, помидоры, картошку и был приготовлен замечательный обед, но когда дошло до кушанья... пришли два командира батальона, один командир батареи 45 мм., заместители нашего комбата, Катя и еще две девки - одна в чине лейтенанта, другая - солдат. Старший лейтенант пригласил их всех за стол, и началось пиршество, пока, опьянев, все гости не разругались между собой, а мы, виновники обеда, оказались совершенно в стороне и даже не имели возможности покушать. Вот образец отношения к нам.
Вчера на привале, после пятнадцатикилометрового похода, старший лейтенант созвал бойцов в полном боевом. Я пришивал воротничок к гимнастерке, и не будучи оповещенным в необходимости тоже присутствовать, остался на месте. Закончив разговор с бойцами, Семенов позвал меня через связного и "в последний раз предупредил, чтобы этого не было".
- Раз вызываю - должны являться. Не стану же я вас персонально вызывать. Еще раз, учтите, повторится, - заявил он мне на последок - и я вас разжалую.
- Не так-то легко разжаловать - ответил я.
