И конечно же, особое внимание было уделено службам тыла, продовольственного и вещевого снабжения, снабжения боеприпасами.
14 мая. Едва успели позавтракать, как началась та лихорадочная деятельность штаба, которая предшествует значительным событиям и стратегическим переменам на фронте. Предстоит оформление целого вороха документов: рабочих планов, приказов, схем и планшетов. Ленинградский фронт славился кадрами своей высокообразованной штабной интеллигенции, своей слаженной организацией и отменной культурой в работе.
Работали до позднего вечера, а требования к работе были самые жесткие. Штаб фронта требовал от нас творческого решения поставленных перед нами задач, профессионального навыка и умения, которые бы свидетельствовали об уровне наших военных знаний. Дилетантизм, непрофессионализм, отсебятина карались немилосердно, и мы, естественно, работали с полной отдачей сил.
После ужина, в сообществе Авенира, отправились на прогулку в Новоселки. Рана на ноге почти зажила, повязку сняли, но кожица на шраме была еще нежной и болезненной. У зенитчиков танцы в клубе, и я впервые после ранения решился на медленное танго с одной из очаровательных зенитчиц. Проходивший мимо командир полка весело заметил:
– Танцуешь! Это хорошо. Завтра поедешь в отдел кадров за пополнением.
15 мая. В полк прибыло пополнение – молодые ребята двадцать шестого года рождения. Все земляки-куряне, прошедшие пятимесячную школу артиллерийских специалистов в 9-м учебном полку в городе Саранске. Пополнилась и батарея управления полка. Знакомлюсь с новоприбывшими.
Квасков – рослый, красивый, стройный парень. Характера уравновешенного и выдержанного. А по уму и образованию, несомненно, достоин выдвижения в сержанты.
Поповкин – худой, длинный и нескладный малый с выражением какой-то особенной глупой наивности на некрасивом лице с лошадиной челюстью. На круглой маленькой голове белобрысая щетина. Ступни огромные, а сами ноги тонкие, по колено затянутые обмотками. Глаза большие, серые, полные детского интереса. Он достаточно силен в математике и способен как разведчик-вычислитель.
Середин – тихий, застенчивый, похожий на девушку паренек. Ждать от него интенсивной работы на НП вряд ли возможно. Я определил его к себе в ординарцы.
Ярцев – небольшого роста, сильный физически, крайне самостоятельный. Взгляд несколько исподлобья. Ощущение скрытой энергии и силы. Наблюдатель из него плохой, а вот в драке будет он не последним.
Шуркин – кряжистый, круглолицый, постоянно улыбающийся, хитрый и жуликоватый. Такие на работу ленивы, и поручать им что-либо ответственное не имеет смысла.
Был тут и еще один паренек, фамилию его рука писать не подымается. Во взгляде и во всем его облике присутствовало нечто обреченное. Еще не было боев, а он уже был «не жилец на этом свете».
Не пройдет и месяца, как осколок выбьет ему глаз и разворотит череп.
17 мая. Записываю: «Приходится много работать над учебными планами теоретических и практических занятий. Похоже, я смог бы стать завучем в школе. И самому приходится проводить занятия и заниматься повышением собственной квалификации. Работы достаточно – трудимся от зари и до позднего вечера».
Командир полка тренирует командиров батарей. То они «стреляют» на планшете, то изучают тактику на ящике с песком, где в миниатюре изображен рельеф местности района предстоящих боев, а из чурочек сооружены города, поселки и линии укрепления противника.
Из резерва офицерского состава на вакантные должности прибыли новые командиры. Наконец-то пятая батарея обрела себе главу в лице старшего лейтенанта Колесникова. Пополнились ряды КВУ, сильно поредевшие в боях, младшими лейтенантами Бовичевым, Герасимовым, Чалым, Кравцом.
19 мая. На совещании офицеров штаба командир полка сообщил о том, что наш полк официально вошел в состав 21-й армии. И что командующим назначен генерал-лейтенант Д.Н. Гусев, начальником штаба – генерал-майор В.Ж. Петухов, а командующим артиллерией – генерал-лейтенант М.С. Михалкин.
– Михалкина Михаила Семеновича, – говорит командир полка, – мы имеем все основания считать «своим» генералом. Он нам хорошо известен по предыдущим боям в 42-й армии. Ему самому отлично известен наш полк. Поэтому быть вновь в подчинении такого генерала, как Михалкин, должно восприниматься нами как возвращение в свою родную семью. Михалкин – человек творческой мысли, блестящей эрудиции, спокойной воли и доброго нрава. И мы можем сказать, что нам, безусловно, повезло.
20 мая. Едва рассвело, Шаблий, Коваленко, Герасимов, Федоров и я, а из солдат и сержантов Шафигулин, Васильев, Логинов и из новичков Квасков, Поповкин и Ярцев, отправились в грузовой полуторке на рекогносцировку в район Сестрорецка.
После убого-однообразной природы Псковщины я был очарован красотами и великолепием проносящихся мимо пейзажей. Даже туповатый ко всему прекрасному Федоров улыбался и довольно чмокал своими толстыми губами. Двадцать километров по живописнейшим местам пригородов Ленинграда. От Новоселок до Сестрорецка ехали через Каменку, Парголово, Шувалово, Конную Лахту, Горскую, Разлив.
Высокие, могучие сосны тянутся к небу. Воздух сухой, чистый, смолистый. Почва песчаная. Ветер теплый, и от близости залива совершенно не ощущается сырости. Надо ли сомневаться в том, что аристократия Северной Пальмиры знала, где выбирать места для фешенебельных дач и где богатая публика в условиях неблагоприятного, сырого и северного климата могла найти для себя наиболее привлекательный пейзаж, море и возможности для комфортабельного отдыха. Машина шла по узкому дефиле между Финским заливом и озером Разлив. Я стою, опершись руками о крышу кабины, и смотрю по сторонам. Я никогда еще не видел моря, не видел больших озер, не представлял себе бескрайних просторов водной стихии. Дома и дачи, мелькающие мимо, сильно разрушены от артобстрелов и бомбежек. Гражданских жителей тут нет. Только военные. Но и не такие, как в Новоселках, – здесь уже чувствуется близость переднего края.
Машина останавливается на опушке леса. Майор Шаблий вышел из кабины, прихлопнул дверцу, сделал несколько свободных движений руками и стал разглядывать карту.
– Всё, приехали, – сказал он, – дальше пешком, тут недалеко, пошли!
Нестройной толпой двигаемся мы сквозь высокий сосновый лес. Под ногами шуршит сухая хвоя, щебечут птицы. А вокруг разлита такая мирная истома, что представить себе, будто ты уже на передовой, в нескольких сотнях метров от противника, ну никак невозможно.
– Интересно, – смеясь, спрашивает Шаблий, ни к кому конкретно не обращаясь, – есть тут кто-нибудь вообще? Что-то никого не видно?
Федор Елисеевич сегодня явно в хорошем расположении духа. Его настроение передается и другим – на лицах людей появляются улыбки. И не понять, то ли день такой весенний и радостный, то ли все довольны, что вновь попали на передовую.
– А противник-то где? – с некоторым замешательством спрашивает Коваленко. – Нужно бы сориентироваться.
– Наш передний край где-то тут, рядом, по северной опушке этого леса. А финны – там, через поляну. – Шаблий останавливается, ориентирует карту, оглядывается. Осматриваемся и мы. Мальчишки-куряне жмутся в кучу, они впервые на передовой и чувствуют
