Если ход мыслей Карла XII был именно таким, то, по мнению современных историков, он был ошибочен: овладение Полтавой в любом случае не могло оказать решающего значения на исход войны. У Полтавы произошло то же самое, чему мы были свидетелями у стен Веприка, с той лишь разницей, что Веприк был началом конца, а Полтава поставила точку на всем шведском вторжении. При штурме Полтавы король проявил то же самое упрямство, что и при штурме Веприка, только потери здесь были намного тяжелее, а результаты всех усилий овладеть крепостью — нулевыми.
... А «рутинный стратег» Юлленкрук, по мере выполнения своих обязанностей, связанных с осадой Полтавы, приходил во все большее уныние и отчаяние от изобретательности своего короля. Генерал-квартирмейстеру казалось странным, что эта изобретательность была направлена на то, чтобы снизить эффективность фортификационных мер и затянуть осаду крепости по времени. Так, король в качестве землекопов предложил использовать запорожцев, но они при первых выстрелах из крепости разбегались во все стороны. Потом король не давал в достаточных количествах пороха, и когда начался обстрел Полтавы с интенсивностью по пять бомб в день, король выглядел очень довольным. Юлленкрук мог только прийти к однозначному и «утешительному» мнению, что король в фортификационном искусстве не понимает ни бельмеса. Он стал жаловаться на короля графу Пиперу, но Карл XII сносил эти жалобы со стоическим безразличием.
Кстати, о «ленивой» осаде шведами Полтавы летом 1709 года пишет и наш историк Н. И. Павленко. По его мнению, Карл XII брать крепость штурмом или вести против нее фортификационные работы не хотел, надеясь на то, что город и так сдается. К тому же король решил экономить порох, поэтому в первых числах мая три шведские мортиры от Крестовоздвиженского монастыря бросали в город не более пяти бомб в день. На караул шведские солдаты заступали с незаряженными ружьями, на штурмы ходили с холодным оружием, в подкопы порох не клали, опасаясь, что его украдут. Убедившись, что крепостью овладеть невозможно, шведы 12 июня предложили сдать ее на условиях, которые будут предложены самими русскими. Комендант Полтавы Алексей Степанович Келин, человек долга, незаурядной выдержки и отваги, дал им достойный ответ: «...приступов было 8, из них присланных на приступ более 3000 при валах Полтавы положили... победить всех не в вашей воле состоит, но в воле Божьей, потому что всяк оборонять и защищать себя умеет».
Вести о неумелой осаде крепости через перебежчиков достигали ее защитников, а это и было нужно хитрому шведскому королю, пишет Ф. Г. Бенгтссон. Осада Полтавы послужила материалом для разыгрывания между Карлом XII и Юлленкруком пьесы в жанре комедии, и актеры не замечали, что на горизонте уже собирались грозовые тучи, а на сцене ставились декорации для трагической развязки. Русская армия тоже расположилась вдоль Ворсклы, только на восточном ее берегу, прямо напротив шведов. Стычки, перестрелки и мелкие бои стали обычным явлением дня.
Шведы предприняли попытку завязать активные боевые действия на восточном берегу Ворсклы. Отряд генерала Крусе удачно начал операцию, зайдя в тыл драгунам Рённе под Соколками, но подслеповатый генерал не сориентировался в обстановке, в результате несогласованных действий трех шведских полков русские не только выскользнули из окружения, но и нанесли при этом значительный урон противнику. Король долго и пристрастно допрашивал участников операции об их действиях и остался ими недоволен. После этого попыток перейти на «русский» берег шведы уже не предпринимали.
Зато Меншиков со своей кавалерией 18 (7) мая переправился на «шведский» берег и наделал там много шума. Его рейд был задуман как демонстрация поддержки осажденной Полтаве, он смял передовые посты шведов и стал сближаться с окопавшимися в Опошне четырьмя полками Рууса. Шведы забили тревогу, из Будищ примчался Карл и привел с собой подмогу, в результате чего русские кавалеристы в полном порядке отступили снова за реку. Но прецедент был создан, в штабе Петра стало ясно, что оборону шведов можно было легко прорвать, и спустя некоторое время операция будет повторена с большим успехом.
19 (8) мая Карл покинул Опошню и двинулся в направлении Полтавы, оставив на месте населенного пункта один лишь пепел. Его встретил обеспокоенный Юлленкрук и стал убеждать его в том, что Полтаву с ее достаточно сильным гарнизоном не то что пятью бомбами в день, но и более интенсивным обстрелом к капитуляции вынудить не удастся. Нужно как минимум предпринимать генеральный штурм, а штурм даже такой крепости, как Веприк, показал, каких жертв может потребовать Полтава. Карл вспомнил, что Юлленкрук считался большим специалистом по минированию, и предложил ему делать под полтавские валы подкопы. Генерал-квартирмейстер возразил, что подкопы займут мною времени, на что Карл ответил, что времени у них в запасе много. Одним словом, король якобы продолжал «ломать комедию», а Юлленкрук — пребывать в отчаянии. Потом, когда шведы начали делать подкопы, отчаиваться, возможно, стал уже король: а вдруг Юлленкрук ненароком возьмет Полтаву и разрушит всю его остроумную комбинацию против русской армии?
Ф. Г. Бенхтссон приводит в своей книге свидетельство еще одного участника осады Полтавы, уже упоминавшегося выше юнкера Р. Петре, в пользу того, что король на самом деле не хотел брать крепость. Р. Петре вспоминает в своих записках, что 25 (14) мая он находился на вахте в траншее и видел, как «гросфатер» Р. Бюнов стал приказывать своим артиллеристам зажечь город калеными ядрами. Но в это время к полковнику подошел его величество король Швеции и попросил своего главного артиллериста обстрел города прекратить, Бюнов был возмущен и удивлен, но король похлопал его дружески по плечу и сказал, что «нельзя быть таким кровожадным». К 11 часам вечера обстрел Полтавы против воли Бюнова прекратился. Р. Петре уже тогда подумал, что король не заинтересован в том, чтобы Полтава пала. Если это было не так, то при ее осаде потребовались бы большие усилия, нежели те, что предпринимались королевским генерал-квартирмейстером.
Но чтобы для русских создавать видимость искренних усилий, надо все-таки было делать что-то похожее на серьезную осаду. Между защитниками крепости и каролинцами то и дело происходили стычки и перестрелки. Меткие выстрелы казаков очень часто попадали в цель. Запорожские казаки, копавшие рвы и минные ходы, иногда тоже брали ружья в руки и отвечали такими же выстрелами по защитникам крепости. Карл заходил время от времени в траншеи и в обществе упомянутого Р. Петре с интересом наблюдал за перестрелкой или развлекался тем, что выставлял над бруствером чучело каролинца и дразнил им защитников крепости. Во время одного из таких развлечений полтавцы забросали короля и генералов Стакельберга (Штакельберга) и Левенхаупта дохлыми кошками и собаками — настолько близко отстояли шведские окопы от стен крепости[149]. Юнкер рассказывал королю о сражении под Лесной, в частности, он поведал ему в деталях о том, как убил из мушкета Гессен-Дармштадтского принца. Несколько вечеров Карл провел с юнкером в дискуссиях о том, насколько опасным оружием были ручные гранаты. Король высказал мнение, что они причиняют личному составу не так уж много вреда, с чем Петре позволил себе не согласиться и привел многочисленные примеры обратного. Впрочем, вспоминает Петре, король остался при своем мнении.
