9-я стрелковая дивизия, пополнившая свой состав бойцами маршевых рот и частей, отступивших из Орла, в результате переформирования насчитывала теперь более 7 тысяч штыков. Ей были приданы также три броневика и значительные по тому времени силы артиллерийской поддержки. Началась подготовка к наступлению на Орел.
…В штабе 79-го полка многолюдно и шумно. Сюда на первое оперативное совещание с новым командиром собрались и ветераны бригады и новички, только вчера прибывшие из Москвы, Тулы, Питера.
Ждали Куйбышева, который вместе с военкомом Зайцевым задержался у начдива Солодухина, и, как почти всегда бывает в таких случаях, припоминали все, что доводилось когда-либо слышать о новом начальнике.
— Это не тот ли Куйбышев, что в пятом году оружие нам в Питер доставлял? — предположил седой коренастый батальонный, путиловец, оказавшийся в Курске во время подавления эсеровского мятежа. — Я его еще в Смольном на апрельской конференции большевиков потом видел. Только вроде бы он не военный, а этот, слышно, офицер…
— Уж точно не тот, — по-волжски окая, опроверг его один из командиров недавно прибывшего пополнения. — Куйбышева я, товарищи, хорошо знаю, он у нас в Самаре всей советской власти голова был и на конференцию в апреле от самарских большевиков ездил. Только зовут его Валерьяном, нашего же будто не так. А что насчет погон, так тому Куйбышеву их точно нашивать не приходилось, его с пятого года несчетно арестовывали, по тюрьмам да каторгам гноили. — И повернулся к командиру разведчиков. — А ты что молчишь, Батрацкий, тебе ведь по должности все знать положено.
— Зовут комбрига Николай Владимирович, воевал на германской, трижды ранен, дослужился до капитана, в партии с прошлого года. Председателю Самарского губсовдепа Куйбышеву приходится младшим братом. Все, — сухо отрезал Батрацкий, не принимая шутливого тона.
— Слышь-ка, — начал было самарец, но его перебил громкий, чуть сипловатый голос:
— Здравствуйте, товарищи! — Через порог, отряхивая с шинели капли стаявшего снега, шагнул Куйбышев.
А через несколько минут, познакомившись со своими будущими соратниками, комбриг начал совещание.
Начштаба доложил о состоянии частей, наличии боеприпасов, дислокации. Куйбышев слушал молча, время от времени делая какие-то пометки в полевой книжке. Потом встал, неторопливо прошелся взад-вперед по комнате, остановился в углу, так, чтоб видеть всех сразу, поднял руку.
— Так, ясно. Теперь прошу внимания. Патронов у нас мало, хороших же стрелков и того меньше. А корниловцы и казаки с детских лет с оружием дружат. Поэтому — первое. В каждой роте отобрать лучших стрелков, выделить опытных пулеметчиков, если надо — провести проверочные стрельбы, даже это разрешаю, но обязательно создать огневые группы. Второе. Подготовить фашины и маты из веток, чтоб на проволоке не задерживаться, сразу прорываться до штыковой. Рукопашной белые не выдержат, дисциплину на грабежах да расстрелах порастеряли. Третье. Во всех частях провести политбеседы. Есть указание Ленина — к Москве Деникина не пускать. Отступили мы далеко, назад пути нет. На месте топтаться нам нельзя, значит, гнать будем белых, и гнать беспощадно до самого моря. А теперь попрошу к карте…
В ночь на 19 октября 3-я бригада вместе с другими частями дивизии перешла в наступление восточнее Орла. На рассвете полки вышли к окраине города, но тут наступление приостановилось. Наступавшая правее Эстонская дивизия, не успела выйти на исходный рубеж для атаки, и белые, свободно маневрируя по фронту резервами, предприняли отчаянную попытку отбросить наши части.
Тут-то и пригодились огневые группы, созданные в полках по приказанию Куйбышева. Отборные корниловские и марковские батальоны, на треть укомплектованные кадровыми офицерами, не выдерживали убийственного огня «красных снайперов». Без выстрела подпускали они наступавшие цепи на 200–300 метров и расстреливали их почти в упор. Первая, вторая, третья атаки разбились о мужество и стойкость красных бойцов. Грязно-белое поле перед окопами было усеяно трупами «добровольцев-освободителей». Спустились сумерки, перестрелка стихла, и лишь с сухим треском рассыпались в небе ракеты, заливая все вокруг белым, мертвенным светом. Обе стороны поспешно готовились к новой схватке.
С рассветом со стороны корниловских окопов донеслась торопливая дробь барабанов. В серой мути поднялись над брустверами, развернулись тяжелые полотнища знамен, четко, как на параде выровненные, двинулись на красных цепи.
— Ну, ну, пусть позабавятся, здесь слабонервных не будет, — зло процедил Куйбышев, в бинокль наблюдавший за боем. — Комэск! — бросил он стоявшему поблизости командиру конников.
Тот с надеждой подался вперед.
— Атакуем?
— На горячих воду возят, — прервал его комбриг. — Не атакуем, но чтоб готовы были. Сейчас не время, выкосят вас как миленьких. А надо будет — пойдете. Телефон, — связист быстро подал трубку. — Не волнуешься? — неожиданно смягчившимся голосом произнес Куйбышев в кожаный раструб микрофона. — Передай по цепям, чтоб как вчера — на двести метров без выстрела. Мы их тоже с психологией встретим.
Томительно тянутся минуты. Вот уже сюда, на командный пункт, доносится тревожный гул барабанов, в светлом диске цейсовского окуляра видно, как идущий впереди цепи офицер взмахнул шашкой, качнулись вперед, упали на подставленные ладони винтовки, строй ощетинился сталью…
И разорвалась, раскололась гнетущая тишина. Залп, другой, третий, и заколебались, затоптались на месте корниловские цепи, не в силах перейти невидимый и страшный рубеж.
— Связь с начдивом! — кинул Куйбышев телефонисту. — Петр Адрианович? Беру на себя командование восьмидесятым. Да, попробуем на плечах. Думаю, должны. Есть действовать по обстановке. — И, повернувшись к военкому бригады, закончил: — Вы держите связь с начдивом, а я пойду к комполка. Они ведь не уймутся, снова пойдут, а мы людей в штыковую поднимем да рванем вперед. — И, не сгибаясь, как всегда неторопливый, зашагал по неглубокому ходу сообщения.
В 10 утра, истребив в штыковом бою ударную роту корниловцев, первый батальон 80-го полка ворвался в Орел. Несколько раньше в город пробились передовые части 76-го полка, в котором находился начдив Солодухин, а через несколько часов с запада вступили части Эстонской дивизии, с юго-запада — латышские стрелки. Орел был взят. Закрепляя успех, части Красной Армии развернули наступление в направлении Курска.
В эти дни, оценивая положение на Южном фронте, В. И. Ленин писал: «Наступает момент, когда Деникину приходится бросить все на карту… Вот почему мы имеем основание думать, что теперь приближается решающий момент на Южном фронте».
