слов. Чужестранный язык волонтерам!»
Я не хочу назвать его имени, хотя он и не скрыл оного. Мне кажется, если рассуждать о чьих-либо сочинениях с одним только намерением вывести из того общую пользу, то весьма можно и должно совсем не касаться лица и даже не упоминать имени сочинителя.
Sous lui (странный галлицизм! но он употребляется в воинских писаниях наших).
Du côte´ du Don.
По правилам русского языка следовало бы сказать: рапортовать или доносить кому. Не знаю, почему ввелось в обычай говорить: рапортовать кого.
Се vaste génie.
Ansi que.
Се même.
Dans leur vrai jour.
De son сôtе́.
De pied ferme.
Не перевод, а намерение важно в сем случае. Перевод мой худ? — Кто-нибудь другой сделает лучший. Перевод готов я сам своими руками выдать на порицание всем, кому он не понравится; одно только намерение (чтоб изгнать из высокого русского слога наброд низких иностранных слов), ибо намерение сие точно полезно, буду отстаивать и защищать до последней капли чернил!..
В старину же и те из иностранных слов, которые уже давно вошли у нас в употребление и, так сказать, совсем обрусели, имели свои собственные наименования по-русски, например: артиллерия (по-тогдашнему) снаряд, артиллерист-инженер — розмысл, квартирмистр — становщик и проч. и проч.
Весьма любопытно заметить, что французы при составлении походного российско-французского словотолкователя, которым во время нашествия пользовались, не оставили без перевода и самых коренных наших слов, наприм<ер>: ям, хутор, ан-бар, будка, каланча, городище, юрта, острог; для объяснения каждого из трех последних принуждены они были прибегать к пространным толкованиям, чтоб сделать их вразумительными соотечественникам. Наш воевода у них назван préfet; а мы их préfet иначе не смеем назвать как префект. Слово восточный в словаре их означено oriental; а мы, слепо подражая им, говорим ориентальный, ориантироваться и проч. Недавно только решились у нас писать вместо руины развалины и никак не осмелились еще перевести боскет, букет и тому подоб<ное>.
Не только в то, но и в гораздо позднейшее время собрание войск называлось ратию. Царь Борис Годунов учредил судовое воинство на Оке, и его назвали плавною ратью: ныне из благоговейного уважения к фр<анцузским> терминам назвали бы его флотилиею!
Действие сие со стороны обозревающего есть совершенно произвольное: он может производить оное когда захочет, может и обойтись совсем без него, если посредством лазутчиков достаточно разведает о положении и силах неприятеля. Открытое обозрение всегда почти бывает накануне нападения, а потому производит оное по большей части тот, кто взял первенство (l' initiative) в движениях, через которое и доставил себе возможность действовать по собственному произволу. — Слово initiative техническое: стало, должно бы, не переводя, говорить: инициатива; но искусный переводчик нашел ему равносильное в русском языке, а именно: зачин.
Если сообразно с правилами фр<анцузского> синтаксиса выражение reconnoissance forcée пояснить глаголом и сказать, наприм<ер>: la reconnoissance а ete forcée — обозрние было вынуждено; и потом тоже в отрицательном смысле: la reconnoissance n'a pas ete forcée — обозрение не было вынуждено, то само по себе и весьма ясно откроется, что forcée относится более к обозрению, нежели к неприятелю; а потому сие выражение столь же неправильно по-французски, как галлицизмы, означенные мною выше, неправильны по-русски. Авторы, знающие хорошо фр<анцузский> язык, вместо recon-noissance forcée пишут une forte reconnoissance или pousser sa reconnaissance avec force.
Неужли все слова, изобретенные на французских биваках и употребленные в их бюллетенях, принимать нам засвято без переводу?.. Оголодавшая французская сволочь, питаясь кониною в 1812 году, нашла разницу во вкусе мяса простых крестьянских и сытых господских лошадей. Первых назвали французы коньяк; стало, и нам говорить должно: они ели мясо коньяков? Сытых же лошадей называли коньяк ранфорсе; ужли, переводя рапорты их, писать: такую-то пушку везли ранфорсированные и простые коньяки? Пристало ль бы вместо доброконный казак говорить: казак на ранфорсированном коньяке? — Когда донцы появились в Париже, уличные словосплетатели изобрели новый глагол: cosaquer. В некоторых отношениях он успел уже сделаться термином техническим; и так нам должно восклицать с ними: несчастная Франции была козакирована (cosaquée)!
Стыдно нам, победя французов, быть невольниками их мод и терпеть в словесности нашей господство иностранных слов и выражений! Великий Ломоносов, говоря в письме к графу Г. Г. Орлову о притеснении, которое уже в его время начинали чувствовать верные сыны России от иностранных пришельцев, восклицает: «Ныне настало время избавить от притеснений возлюбленный российский род!» Повторим и оправдаем слова великого мужа!
Наши почтенные художники — знаменитый и всем известный Мартос, отличные истинным дарованием, богатым воображением и блестящею кистию Егоров, Уткин, Варнек, Демут, Шебуев, Боровиковский и другие — знакомы уже любителям изящного. Недавно чрез благодетельное посредство венценосной покровительницы дарований получил способ видеть чужие края и показать им дарования свои один из весьма многообещающих молодых художников наших г-н Кипренский. Имя сего русского, конечно, вскоре соделается известным на берегах Тибра, в древней столице изящных искусств. К числу же менее знаемых, но совершенно достойных ободрения и известности по всей справедливости должно причислить и почтенного Пет. Eгop. Доброхотова. При всей свойственной ему скромности он уже обратил на себя невольно справедливое внимание многих истинных любителей отличных дарований. Резьба его на камнях прекрасна! Красота изобретения, всегдашняя правильность рисунка и необыкновенная чистота в отделке отличают все произведения его. В тихом уединении, любя страстно искусство свое, он режет по заказу и навнушению собственного гения. В сем последнем случае произведения, в которых старался он подражать древним, заслужили всеобщее одобрение знатоков и, конечно, будут иметь большую цену в то счастливое время, когда произведения русского пера, резца и кисти будут достойно уважаемы и ценимы в России.
Боевой корпус (франц.); основные силы французской армии.
Выражение Вальтера Скотта.