Как рыть галерею, они не знали. Так что учились на ходу. Рыли на небольшой глубине, опуститься глубже мешала подпочвенная вода, быстро выступавшая на поверхность. На четвереньках, в мокрой грязи они рыли с раннего утра до позднего вечера.
Проходили за рабочий день не более двух метров. Выкопанную галерею укрепляли досками. На случай, если их все-таки засыплет землей, брали с собой яд – чтоб долго не мучиться.
Но была куда большая опасность – появление полиции.
На этот случай в доме стояла бутылка с нитроглицерином, которая должна была быть взорвана, если полиция станет ломиться в дверь.
Однажды рядом с их домом начался пожар. Соседи постучали к ним – помочь вынести вещи. Но они не могли их впустить. Все спасла находчивая Сонечка Перовская. Она схватила икону и выбежала во двор крича: «Оставьте все как есть, это Божья воля! От Божьей кары защищаться следует только молитвой».
И богомольные соседи (вокруг в основном жили староверы) тотчас ушли от их дома. А маленькая девичья фигурка так и простояла с иконой, загораживая вход, пока не был потушен пожар…
«Однако, невзирая на все опасности, самая искренняя веселость царила в домике… За обедом, когда все сходились вместе, болтали и шутили, как ни в чем не бывало. Чаще всех раздавался серебристый смех Софьи Перовской. Хотя у нее-то в кармане лежал заряженный револьвер, которым она в случае необходимости должна была взорвать всех и вся на воздух», – вспоминали народовольцы.
Так они трудились в поте лица и «искренне веселились», слушая «серебристый смех» Сонечки, перед тем как взорвать на воздух множество людей!
Между тем галерея уже ушла под насыпь железнодорожного полотна. Теперь, доползая до этого места галереи, они слушали гул приближающихся поездов. Гул нарастал, и вот уже с ревом почти над головой проносится поезд, и укрепленная досками галерея жалко трясется… Из щелей сыплется земля на голову, в уши, в глаза, и пламя свечи колеблется…
Наконец, подошла пора заложить самую мину.
И тогда некоторым из них стало казаться, что наличного динамита недостаточно, хотя Кибальчич уверял, что его вполне хватит. Но вскоре они получили телеграмму из Симферополя от неутомимого разведчика А. Преснякова: «Цена пшеницы два рубля, наша цена – четыре».
И они теперь знали: царский поезд (как обычно) следует вторым — за свитским поездом. Вагон, в котором едет царь, – четвертый… Так что на этот один вагон динамита предостаточно.
Но неистовый и жаждущий деятельности Гольденберг все-таки отправился в Одессу – забрать для верности у Фигнер лежавший без дела динамит.
Приехав к Фигнер, Гольденберг сложил динамит в большой чемодан и отправился назад, в Москву.
Уже на одесском вокзале Гольденберг оплошал. Одетый истинным денди, он сам потащил по перрону большой, явно тяжелый чемодан с динамитом. Вместо того чтобы, как положено такому богатому на вид человеку, взять носильщика. Это вызвало подозрение у одного из слонявшихся без дела носильщиков. Он пошел сообщить полицейскому. Но полицейский явился поздно, Гольденберг уже уехал. Немедленно сообщили на следующую станцию – в Елисаветград. И в Елисаветграде у подошедшего поезда Гольденберга ждала полиция. Он бросился бежать, но тотчас был окружен. Тогда он выхватил пистолет…
…Теперь подойти к нему не было никакой возможности: он взвел курок револьвера и целился в каждого, кто приближался….
Наконец удалось – вырвали револьвер из рук. И толпа с ожесточением набросилась на бедного Гольденберга. Только вмешавшиеся жандармы прекратили избиение. «Однако и после сего только шести человекам удалось связать ему руки: так был силен… и к тому же зол, и даже кусался» (из показаний очевидца).
Судьба Григория Гольденберга будет ужасна.
В Петропавловской крепости к пылкому, нервному Гольденбергу был приставлен опытный следователь. И он хорошо понял его главную черту – чудовищное самолюбие. (Реакция на бесконечные унижения еврейского мальчика в детстве.) Выслушав гордую, вызывающую речь Гольденберга о великих и благородных целях «Народной воли», следователь предложил ему спасти Россию. Для этого нужно было немного – открыть правительству высокие цели народовольцев и описать благородных деятелей революционной партии. После чего правительство, конечно же, откажется преследовать таких людей. «Все дело во взаимном заблуждении! Но теперь ему – Гольденбергу – суждено вывести заблудшую молодежь России из тьмы террора и заблудшее правительство – к свету общего примирения».
Гольденберг поверил – и с восторгом принялся за работу. Написал полторы сотни страниц показаний с именами, адресами, событиями, фактами и характеристиками 143 «благородных народовольцев». После чего на очередном допросе предупредил: «Учтите, если хоть волос упадет с головы моих товарищей, я себе это не прощу!»
– Уж не знаю, как насчет волос… а то, что голов много слетит, это верно, – усмехнулся следователь.
Гольденберг повесился в тюремной камере.
Вагон превратился в мармелад
В Москве народовольцы узнали про арест Гольденберга, но были в нем уверены – не выдаст. 18 ноября их ждал новый удар. Они узнали, что поезд благополучно миновал Александровск. И они приписали это также аресту. Решили, что взяли Желябова с товарищами. Это могло означать только одно: полиция напала на след! И они ждали ее появления каждую минуту. Нервы были на пределе.
Но наступил день 19 ноября – день прохождения императорского поезда, и все пока шло благополучно.
Время прибытия поездов свиты и царского в Москву было назначено на 10 и 11 часов вечера.
Все землекопы покинули дом. Николай Морозов, уходя, взял на память исторический камень из смертоносной галереи.
«Обсуждали, кому следует оставаться в квартире – ожидать царский поезд и произвести взрыв. Решили, что в доме остаются до конца Гартман и Перовская. …Роль лица, взявшегося произвести взрыв, сводилась лишь к тому, чтобы соединить пластинки коммутатора…» (С. Ширяев).
Итак, Сонечка должна была наблюдать. И при прохождении царского (четвертого) вагона – подать знак Гартману, находящемуся в доме. Тот соединяет провода, мина взрывается – и императорский поезд взлетает на воздух.
Наступил исторический миг.
И вот он показался – мчавшийся на всех парах первый поезд. Как указывалось в телеграмме, это был свитский поезд, и Сонечка его пропустила. Приблизительно через полчаса показался императорский. Первый вагон, второй… И вот – четвертый…
